человеком, или далекой землей, или божеством и что желание участвовать в другом человеке смешивается с желанием перестать быть двумя и преодолеть дуализм любимого и любящего.
С другой стороны, если, как признавал Новоа Сантос, галисийская манера любить пейзаж была лишь одним из различных проявлений того таинственного комплекса различных чувств, из которого складывается саудаде, почему видный психиатр забыл о других проявлениях, не менее интенсивных и характерных для чувства саудаде и сосредоточил свое философское внимание только на одной особенности? Как неправильно ограничивать мистику или идентифицировать ее с квиетизмом, так и неверно ограничивать саудаде особой манерой галисийцев любить пейзаж.
Сформулированная таким образом Рафаэлем Диесте критика основных тезисов, защищаемых Новоа Сантосом, открыла философский путь к рефлексии молодого писателя о чувстве саудаде.
Его анализ этого чувства исходил из феноменологии, из рассмотрения комплекса чувств, испытываемого тем, кто вдали от родной земли испытывает по ней саудаде. В такой ситуации, заключал эссеист, отсутствующий ощущает комплекс чувств: желание вернуться на родину, меланхолию от того, что человек находится далеко от нее, и большую нежность от ее присутствия в воспоминаниях. Следовательно, тот, кто является отсутствующим на родной земле, когда думает о ней, чувствует желание, меланхолию и нежность.
Рассматривая тип чувств, который отсутствующий и исполненный саудаде человек испытывает по отношению к земле, на которой находится, Рафаэль Диесте заключил, что их два: чувство зависимости от земли, которая не является своей и которую он не любит как свою, и чувство одиночества, которое вместе с тремя другими составляет сущность или сентиментальное ядро саудаде, которое юный мыслитель считал возможным выразить в следующих словах: с одной стороны, моя земля, расстояние, любовные воспоминания (анимическая связь), с другой стороны, чужая земля, присутствие (без любовной связи).
Таким образом, согласно анализу, который он продолжал, в чувстве саудаде душа находится в ситуации чего-то, что одновременно было привлечено одним и отвергнуто другим, от которого она, однако, не может освободиться и испытывает «напряжение», одновременно тревожное и сладкое.
Анализ чувства саудаде, однако, не исчерпывается, согласно Рафаэлю Диесте, рассмотрением того, что чувствует отсутствующий по отношению к матери-земле, ибо его надо дополнить анализом чувства, которое он испытывает, возвращаясь на родину. К первоначальному чувству радости, которое он испытывает при виде пейзажа родной земли, присоединяется сентиментальное осознание того, что она таит в себе тайны, которые его любовь не может открыть, потому что даль теперь превращается в глубину, благодаря которой земля продолжает звать его, даже когда он находится рядом с ней, и вызывает то тоскливое и сладостное «напряжение», которое он испытывал, когда отсутствовал.
С другой стороны, когда он попадает в свой старый семейный дом, вспоминая далекое детство или мертвых, которых любил, зная, что время не является обратимым и к прошлому не вернуться, его душа вновь испытывает уже упоминавшееся «напряжение», состоящее из тоски и сладостности, то самое, которое он испытывает, когда думает о далеком будущем, которого он не увидит.
Из этого анализа, очевидно, вытекал, для Рафаэля Диесте, волевой импульс, который обязательно включает в себя чувство саудаде. Надо, однако, иметь в виду, что воля не задерживается на том, чтобы достигнуть намеченных целей, ибо не находит в себе самой удовольствия, которое бы не зависело от достижения предлагаемой цели, но, опираясь на воображение, она способна изобретать цели, что приводит к тому, что волевой импульс не знает ни паузы, ни отдохновения. И это постоянное беспокойство воли, которая, достигнув одной цели, немедленно требует другой, переходит в саудаде, когда в глубине души появляется сознание и удовольствие от того, что никогда нет конца, и здесь также проявляется то «напряжение», о котором выше шла речь как о присущем чувству саудаде.
Таким образом, источник саудаде может возникнуть двумя способами: или мы хотим участвовать в чем-то, что нас избегает и что, по нашему предположению, находится вне нас, или мы хотим полностью участвовать в нас самих, мобилизуя все возможности нашего желания.
Из проведенного здесь анализа следует с очевидной ясностью, что в основе саудаде лежит противоречие между печалью о том, что не удается прибыть, и удовольствием от того, что путь продолжается, из чего происходит неиссякаемый динамизм этого чувства.
Действительно, саудаде – это тоска, или вечно неутоленное, или всегда возрождающееся желание прийти к высшему участию в чем-то, что превосходит пределы определенного времени или пространства.
Но если источник динамизма саудаде находится в этом эффективном противоречии, лежащем в его основе, – печали от невозможности прибыть и удовольствия от продолжения пути – это самое противоречие иногда становится патологическим, когда удовольствие происходит от невозможности прибыть, а печаль – от продолжения пути, и тогда саудаде принимает противоречащую жизни форму, что, по Рафаэлю Диесте, можно было бы определить как «наслаждение от невозможности прибыть и печаль от продолжения пути», которые много раз и ошибочно отождествляли с настоящим саудаде.
Может также случиться, напоминал молодой галисийский писатель, что если это динамическое противоречие сохранит свою позитивную форму, может произойти дисбаланс из-за гиперболического усиления одной из двух аффективных категорий – печали и удовольствия. Тогда мы окажемся перед удушающей грустью, болезнью, которая в конце концов сковывает все движения того, кто ей страдает, и может привести его к болезненной смертельной тоске или уничтожению или, на противоположном полюсе, – к ситуации, когда ни одно желание не конкретизируется в продолжительных формах, а тот, кто его испытывает, находится в эфирном мире смутных желаний, никогда не реализуемых и не исполняемых.
Рафаэль Диесте, проведя анализ чувства саудаде, хотя и схематичный и выполненный на базе критики интерпретации Новоа Сантоса, уловил и дифференцировал различные элементы, содержащиеся в саудаде, а именно воспоминание и желание, показал, как в нем сливаются или взаимно тянутся друг к другу радость и боль, так же как, в противоположность многим распространенным мнениям, считающим саудаде чувством пассивным, фиксированном исключительно на прошлом, понял и увидел то, что в нем есть динамического и его глубокую онтологическую связь со временем, так что с полным основанием можно сказать, что именно автор Из архивов Трасно по-настоящему начал метафизическое рассмотрение саудаде [162] в галисийской традиции.
Рамон Отеро Педрайо
Однако лишь четверть века спустя после публикации двух статей
