вовсе не означает, что оно отождествляется с самой вещью. Это различение, вполне четкое, вещи и качества, служащего для образования ее названия, фиксируется, впрочем, видимо, достаточно поздно. С полной определенностью мы его находим у Платона (например: Федон, 103b). Воздействие лингвистического синкретизма на представление качеств в мышлении существенным образом ослабляется благодаря оформлению категории качества: сам факт ее формирования означает обособление специфических качественных характеристик от сущностных определений бытия. Категориальную зафиксированность различения вещи и качества мы с достаточной определенностью находим у Платона, у которого впервые качество выступает как категория, обозначаемая специальным техническим термином ποιότης (Теэтет, 182а). Именно этот греческий термин был переведен Цицероном как
qualitas. «Он передал (forgé), – говорит о нем известный финский филолог Ваананен, – μεσότης, как medietas, πρόνοια как providentia, ποιότης как qualitas, не сомневаясь в будущей судьбе своих смелых неологизмов» [135, с. 11].
Итак, лингвистической склонности к субстантивации прилагательных и к превращению качества в средство наименования вещей-сущностей конечно же еще недостаточно для объяснения феномена самостоятельно существующих качеств-сил. Видимо, причины этого явления лежат глубже, и для его понимания нужно выйти за рамки лингвистических моделей, безусловно значимых в онтологическом учении о качествах.
Интересно, что в логике, в «Категориях», Аристотель еще допускал возможность говорить о качествах как о субстанциях, правда особого рода, как о сущностях второго порядка, но в «Метафизике», излагающей онтологию Стагирита, этого учения о «вторых сущностях» нет, и здесь роды и универсалии выступают как акциденции, а ни в коем случае не как сущности, хотя бы и «вторичные».
Рассмотрим более пристально, какое же качество имеет в виду Аристотель, когда говорит о вторичных сущностях. Во-первых, вторичные сущности – это не индивидуальные конкретные вещи (первичные сущности), а обнимающие их виды и роды, причем вид является в большей степени сущностью, чем род (Категории, V, 2b 8). Если с первичными сущностями вопрос о том, что обозначается ими, вполне ясен, то со вторичными сущностями дело обстоит сложнее. Первичные сущности указывают на конкретные индивидуальные вещи. Казалось бы, рассуждает Аристотель, что и вторичные сущности также «обозначают некоторую данную вещь… однако же это не совсем верно – скорее таким путем обозначается некоторое качество; ведь подлежащее [здесь] не одно, как при первичных сущностях, но человек и живое существо высказываются о многих [единичных предметах]. Только вторичные сущности обозначают не просто отдельное качество, как это делает [например] белое: ведь белое не означает ничего другого, кроме качества. Между тем вид и род устанавливают качество в отношении к сущности: они обозначают [указывают на] некоторую качественно определенную сущность» (там же, V, 3b 12–21). Если мы сравним это место с местом из «Метафизики» (V, 14, 1020а 32–1020b 1), то нам станет ясно, что вторичные сущности обозначают качество в первом смысле слова, т. е. качество как «видовое отличие сущности», указывающее на качественно определенную сущность. «Белое» и другие качества этого типа относятся по классификации «Метафизики» (1020b 10) к третьему типу качеств – это физические состояния тел (πάϑη).
Комментируя разбираемое нами место «Метафизики» (VII, 1, 1028а 15–18), Оуэнс подчеркивает различие контекстов анализа проблемы качества в «Метафизике» и в «Категориях», представляющееся, по его мнению, достаточным для объяснения существенных расхождений между этими сочинениями. Рассуждение Аристотеля, пишет Оуэнс, «предполагает, что род или вид не есть “это”, но представляет собой качество. “Категории” показали, что эти универсальные предикаты не являются “этим”, хотя они и могут казаться таковыми» (V, 3b 10–21, курсив наш. – В.В.) «”Категории”, – продолжает Оуэнс, – также устанавливают, что такие универсалии являются качествами – не просто качеством как таковым, но качеством в пределах категории сущности… В логическом рассмотрении универсалии могут давать качественную характеристику индивидуальному и все еще оставаться сущностями – вторичными сущностями. Но в контексте анализа основ природного бытия в книге Z (VII книга “Метафизики” – В.В.) ничто не может квалифицироваться как не сущность, не становясь при этом акциденцией» [108, с. 228].
Оуэнс справедливо отмечает, что универсалии, являющиеся по сути своей качествами, могут казаться сущностями. Превращение качеств как кажущихся сущностями в сущности по преимуществу, сущности самого высокого онтологического ранга, и происходит в теории идей Платона, с которой полемизирует Аристотель. Мы видим, что его онтологическое учение о качестве во многом строится так, чтобы эти кажущиеся сущности не принимались за первичные, действительные сущности. Его онтологическая теория качеств (совместно с логической) и должна дать гарантии того, чтобы этого qui pro quo не произошло. Но интересно, что, поставив в онтологии преграду к превращению качеств в самостоятельные сущности, Аристотель тем не менее не выдерживает этой позиции в биологии и в примыкающих к ней физических трактатах.
Предложенное Оуэнсом объяснение отсутствия в «Метафизике» понятия о вторичных сущностях, применяемого для характеристики качеств, позволяет предположить, что расхождения между концепциями качеств, излагаемыми в этих сочинениях, на самом деле не столь уже значительны. Действительно, мы уже показали, что качества, которые выступают вторичными сущностями в «Категориях», четко соответствуют первому типу качеств в классификации качеств, даваемой в «Метафизике». Более того, контекст логико-грамматического анализа является общим для обеих работ, и вследствие этого понятие о сущности как о том, о чем все сказывается, а она сама не сказывается ни о чем, содержится и в «Метафизике» (VII, 3, 1029а 7–9), и в «Категориях» (V, 2а 10–14). Далее, в «Метафизике» – и именно в книге седьмой прежде всего, – мы находим известный аналог учения о «вторых сущностях» (и, следовательно, о некоторых качествах как вторых сущностях), излагаемого в «Категориях». Находя и реконструируя это учение или его «аналог», говоря более осторожно, мы показываем тем самым, что логико-метафизическое учение о качествах одно, что онтология качеств не расходится с логикой качества как категории [69].
В конце первой главы VII книги Аристотель говорит, что знание «что» первичнее знания «как». Он подчеркивает, что само качество, дающее знание о том, как существует некоторое «что», «мы знаем тогда, когда знаем, что такое качество…» (Метафизика, 1028b 1–3, курсив наш. – В.В.). Но здесь только намечена эта тема, которую Аристотель разовьет дальше, в особенности в четвёртой главе той же книги. В этой главе он рассматривает понятие сути бытия (τò τί ἦν εἶναι). В отношении к качеству он приходит к такому выводу: «Так же как бытие присуще всему, но не одинаковым образом, а одному первично, другим вторично, так и суть прямо присуща сущности, а всему остальному – лишь в некотором отношении: ведь и о качестве мы можем спросить, “что оно такое?”, так что и качество есть некоторого рода суть, только не в прямом смысле» (VII, 4, 1030а 20–25, курсив наш. –
