субъективизма, должна быть нами отвергнута. Организующий центр всякого высказывания, всякого выражения – не внутри, а вовне: в социальной среде, окружающей особь. Только нечленораздельный животный крик, действительно, организован изнутри физиологического аппарата единичной особи. В нем нет никакого идеологического плюса по отношению к физиологической реакции. Но уже самое примитивное человеческое высказывание, осуществленное единичным организмом, с точки зрения своего содержания, своего смысла и значения, организовано вне его, – в органических условиях социальной среды. Высказывание, как такое, – всецело продукт социального взаимодействия как ближайшего, определяемого ситуацией говорения, так и дальнейшего, определяемого всей совокупностью условий данного говорящего коллектива. Единичное высказывание (parole), вопреки учению абстрактного объективизма, вовсе не индивидуальный факт, в своей индивидуальности не поддающийся социологическому анализу. Ведь если б это было так, то ни сумма этих индивидуальных актов, ни какие-нибудь общие всем этим индивидуальным актам абстрактные моменты их («нормативно-тождественные формы») не могли бы породить никакого социального продукта.
Индивидуалистический субъективизм прав, что единичные высказывания являются действительно конкретной реальностью языка и что им принадлежит творческое значение в языке. Но индивидуалистический субъективизм неправ в том, что он игнорирует и не понимает социальной природы высказывания и пытается вывести его из внутреннего мира говорящего как выражение этого внутреннего мира. Структура высказывания и самого выражаемого переживания – социальная структура.
Стилистическое оформление высказывания – социальное оформление, и самый речевой поток, поток высказываний, к которому действительно сводится реальность языка, является социальным потоком. Каждая капля в нем социальна, социальна и вся динамика его становления.
Совершенно прав индивидуалистический субъективизм в том, что нельзя разрывать языковую форму и ее идеологическое наполнение. Всякое слово идеологично и всякое применение языка связано с идеологическим изменением. Но неправ индивидуалистический субъективизм в том, что это идеологическое наполнение слова он также выводит из условий индивидуальной психики.
Неправ индивидуалистический субъективизм и в том, что он как абстрактный объективизм в основном исходит из монологического высказывания. Правда, некоторые фосслерианцы начинают отходить к проблеме диалога и, следовательно, к более правильному пониманию речевого взаимодействия. В этом отношении в высшей степени характерна книга Лео Шпицера «Italienische Umgangssprache», где делаются попытки анализа форм итальянской разговорной речи в тесной связи с условиями говорения и, прежде всего, с постановкой собеседника. Однако метод Лео Шпицера – описательно-психологический. Соответствующих принципиально-социологических выводов Лео Шпицер из своего анализа не делает. Основной реальностью фосслерианцев остается, таким образом, монологическое высказывание.
Теперь мы можем дать ответ на вопрос, поставленный нами в начале работы. Действительной реальной реальностью языка-речи является не абстрактная система языковых форм, и не изолированное монологическое высказывание и не психофизиологический акт его осуществления, а социальное событие речевого взаимодействия, осуществляемое высказыванием и высказываниями.
Речевое взаимодействие является, таким образом, основной реальностью языка.
Теперь мы сможем в заключение сформулировать в немногих положениях и нашу точку зрения.
1) Язык как устойчивая система нормативно-тождественных форм есть только научная абстракция, продуктивная лишь при определенных теоретических и практических целях. Конкретной действительности языка эта абстракция неадекватна.
2) Язык есть непрерывный процесс становления, осуществляемый социальным речевым взаимодействием говорящих.
3) Законы языкового становления отнюдь не являются индивидуально-психологическими законами, но они не могут быть и отрешены от деятельности говорящих индивидов. Законы языкового становления суть социологические законы.
4) Творчество языка не совпадает с художественным творчеством или с каким-либо иным специально-идеологическим творчеством. Но в то же время творчество языка не может быть понято в отрыве от наполняющих его идеологических смыслов и ценностей. Становление языка, как и всякое историческое становление, может ощущаться как слепая, механистическая необходимость, но может стать и «свободной необходимостью», став осознанной и желанной необходимостью.
5) Структура высказывания является чисто социальной структурой. Высказывание, как такое, – между говорящими. Индивидуальный речевой акт (в точном смысле слова «индивидуальный») – contradictio in adjecto [235].
МАРКСИЗМ И ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА
Основные проблемы социологического метода в науке о языке
До сих пор по философии языка нет еще ни одной марксистской работы. Более того, нет сколько-нибудь определенных и развитых высказываний о языке в марксистских работах, посвященных иным, близким темам [236]. Вполне понятно, что наша работа являющаяся, в сущности, первой, может ставить себе лишь самые скромные задачи. Не может быть и речи о сколько-нибудь систематическом и законченном марксистском анализе хотя бы основных проблем философии языка. Такой анализ мог бы быть продуктом лишь длительной и коллективной работы. Мы же должны были ограничиться скромной задачей наметить лишь основное направление подлинно марксистского мышления о языке и те опорные методологические пункты, на которые должно опираться это мышление в подходе к конкретным проблемам лингвистики.
Наша задача осложнилась особенно тем, что в марксистской литературе нет еще законченного и общепризнанного определения специфической действительности идеологических явлений [237]. В большинстве случаев их понимают как явления сознания, т.е. психологистически. Такое понимание в высшей степени препятствовало правильному подходу к специфическим особенностям идеологических явлений, которые отнюдь не могут быть сведены к особенностям субъективного сознания и психики. Поэтому-то и роль языка, как специфической материальной действительности идеологического творчества, не могла быть в достаточной степени оценена.
К этому нужно прибавить, что во всех тех областях, до которых слабо или совсем не коснулась рука основоположников – Маркса и Энгельса, – прочно засели механистические категории. Все эти области в основном находятся еще на стадии додиалектического механистического материализма. Это находит свое выражение в том, что во всех областях науки об идеологии до сих пор господствует категория механистической каузальности. Рядом с этим не изжито еще позитивистическое понимание эмпирики, преклонение перед «фактом», понятым не диалектически, а как что-то незыблемое и устойчивое [238]. Философский дух марксизма еще почти не проникал в эти области.
Вследствие указанных причин мы оказались в области философии языка почти без всякой возможности опереться на какие-нибудь вполне определенные положительные достижения в области других наук об идеологиях. Даже литературоведение, благодаря Плеханову наиболее разработанная область этих наук, почти ничего не могла дать нам для нашей темы.
Предлагаемая нами работа в основном преследует чисто исследовательские цели, однако, мы постарались придать ей возможно популярный характер [239].
В первой части работы мы пытаемся обосновать значение проблем философии языка для марксизма в его целом. Это значение, как мы сказали, далеко не оценено еще в достаточной степени. Между тем, проблемы философии языка находятся на стыке ряда важнейших областей марксистского мировоззрения, притом таких, которые в настоящее время пользуются широким вниманием нашей общественности [240].
К этому необходимо прибавить, что в самое последнее время как в Западной
