тематического состава ее. При этом даже самый вопрос о том, где искать объективные документы, т.е. материальные выражения общественной психологии, не ставился со всею отчетливостью. И здесь понятия: «сознание», «психика», «внутренний мир» сыграли печальную роль, освобождая от необходимости искать отчетливых материальных форм выражения общественной психологии.
Между тем этот вопрос о конкретных формах имеет первостепенное значение. Дело здесь идет, конечно, не об источниках нашего знания общественной психологии в ту или иную эпоху (например, мемуары, письма, литературные произведения), не об источниках понимания «духа эпохи», – дело идет именно о самых формах конкретного осуществления этого духа, т.е. о формах жизненного, знакового общения.
Типология этих форм – одна из насущнейших задач марксизма.
В последующем, в связи с проблемой высказывания и диалога, мы еще коснемся проблемы речевых жанров. Здесь отметим лишь следующее.
Каждая эпоха и каждая социальная группа имеет свой репертуар речевых форм жизненно идеологического общения. Каждой группе однородных форм, т.е. каждому жизненному речевому жанру, соответствует своя группа тем. Между формой общения (например, непосредственное техническое трудовое общение), формой высказывания (короткая деловая реплика) и его темой существует неразрывное органическое единство. Поэтому классификация форм высказывания должна опираться на классификацию форм речевого общения. Эти же последние формы всецело определяются производственными отношениями и социально-политическим строем. При более подробном анализе мы увидели бы, какое громадное значение имеет иерархический момент в процессах речевого взаимодействия, какое могущественное влияние оказывает иерархическая организация общения на формы высказывания. Словесный этикет, речевой такт и иные формы приспособления высказывания к иерархической организации общества имеют громадное значение в процессе выработки основных жизненных жанров [246].
Всякий знак, как мы знаем, строится между социально организованными людьми в процессе их взаимодействия. Поэтому формы знака обусловлены прежде всего как социальной организацией данных людей, так и ближайшими условиями их взаимодействия. Изменяются эти формы – изменяется и знак. Проследить эту социальную жизнь словесного знака и должно быть одною из задач науки об идеологиях. Проблема взаимоотношения знака и бытия только при таком подходе может получить конкретное выражение, и только при этом условии процесс каузального определения знака бытием предстанет как процесс подлинного перехода бытия в знак, подлинного диалектического преломления бытия в знаке.
Для этого необходимо руководиться основным методологическим требованием.
1) Нельзя отрывать идеологию от материальной действительности знака (помещая ее в «сознание» или прочие зыбкие и неуловимые области).
2) Нельзя отрывать знак от конкретных форм социального общения (ибо знак – часть организованного социального общения и вне его вообще не существует, превращаясь в простую физическую вещь).
3) Нельзя отрывать общения и его формы от их материального базиса.
Тема знака.
Реализуясь в процессе социального общения, всякий идеологический знак, в том числе и словесный знак, определяется социальным кругозором данной эпохи и данной социальной группы. До сих пор мы говорили о форме знака, определяемой формами социального взаимодействия. Теперь мы касаемся другой стороны – содержания знака и того ценностного акцента, который сопровождает всякое содержание.
На каждом этапе развития общества существует особый и ограниченный круг предметов, доступных социальному вниманию, ценностно акцентуированных этим вниманием. Только этот круг предметов обретет знаковое оформление, станет объектом знакового общения. Чем же определяется этот круг ценностно акцентуированных предметов?
Для того чтобы предмет, к какому бы роду действительности он ни принадлежал, вошел в социальный кругозор, группы и вызвал бы знакомую идеологическую реакцию, – необходимо, чтобы этот предмет был связан с существенными социально-экономическими предпосылками бытия данной группы, необходимо, чтобы он задел как-то, хотя бы и краем, основы материального существования данной группы.
Индивидуальный произвол при этом, конечно, никакого значения иметь не может. Ведь знак творится между индивидами, в социальной среде, поэтому необходимо, чтобы и предмет приобрел межиндивидуальное значение, лишь тогда он может стать объектом знакового оформления. Другими словами, только то может войти в мир идеологии, оформиться и упрочиться в нем, что приобрело общественную ценность.
Поэтому-то все идеологические акценты, хотя они и производятся индивидуальным голосом (например, в слове) или вообще индивидуальным организмом, – являются социальными акцентами, претендующими на социальную признанность, и только ради этой признанности осуществленные вовне, в идеологическом материале.
Условимся называть ту действительность, которая становится объектом знака – темою знака. Каждый законченный знак имеет свою тему. Так, каждое словесное выступление имеет свою тему [247].
Идеологическая тема всегда социально акцентуирована. Конечно, все эти социальные акценты идеологических тем проникают и в индивидуальное сознание, которое, как мы знаем, сплошь идеологично. Здесь они становятся как бы индивидуальными акцентами, так как индивидуальное сознание срастается с ними, как со своими, но источником их является не индивидуальное сознание. Акцент, как таковой межиндивидуален. Животный крик, как чистая реакция на боль индивидуального организма, лишен акцента. Это – чисто природное явление. Крик не рассчитан на социальную атмосферу, и потому в нем нет даже зачатков знакового оформления.
Тема идеологического знака и форма идеологического знака неразрывно связаны между собой и, конечно, различимы лишь в абстракции. Ведь в последнем счете одни и те же силы, одни и те же материальные предпосылки вызывают к жизни и ту и другую.
В самом деле: одни и те же экономические условия приобщают новый элемент действительности к социальному кругозору, делают его социально-значимым, «интересным», и они же, эти силы, создают формы идеологического общения (познавательного, художественного, религиозного и пр.), в свою очередь определяющие формы знакового выражения.
Таким образом, темы и формы идеологического творчества вырастают в одной и той же колыбели и в сущности являются двумя сторонами одного и того же.
Этот процесс вхождения действительности в идеологию, рождение темы и рождение формы – лучше всего прослеживать на материале слова. В языке этот процесс идеологического становления отразился как в своих больших, всемирно-исторических масштабах, изучаемых палеонтологией языковых значений, вскрывающей вхождение недифференцированных еще кусков действительности в социальный кругозор первобытных людей, так и в маленьких масштабах, укладывающихся в рамки современности, ибо слово, как мы знаем, чутко отражает мельчайшие сдвиги социального бытия.
Классовая борьба и диалектика знака.
Бытие, отраженное в знаке, не просто отражено, но преломлено в нем. Чем определяется это преломление бытия и идеологическом знаке?
– Скрещением разнонаправленных социальных интересов в пределах одного знакового коллектива, т.е. классовой борьбой.
Класс не совпадает со знаковым коллективом, т.е. с коллективом, употребляющим одни и те же знаки идеологического общения. Так, одним и тем же языком пользуются разные классы. Вследствие этого в каждом идеологическом знаке скрещиваются разнонаправленные акценты. Знак становится ареною классовой борьбы.
Эта социальная многоакцентность идеологического знака – очень важный момент в нем. Собственно только благодаря этому скрещению акцентов знак
