(как противоречащее вероучению) не исчезает в умственное небытие, а продолжает существовать в умственном мире как частное мнение того или иного мыслителя. Отвергается частное мнение того или иного мыслителя не как мнение само по себе (да такое отвержение даже и невозможно осуществить), а как мнение, претендующее на абсолютную истинность. Отвергается не мнение, а его модальность. Точнее: отвергается притязание частного мнения на модальность безусловной истины.
Подробности анализа см.: Штёкль А. История средневековой философии… С. 67–69.
Это уточнение не есть пустая тавтология, оно необходимо. Если бы словосочетание «coincidencia oppositorum» относилось к предмету знания, а не к самому знанию, то буквальный смысл этого словосочетания мог бы быть в какой-то степени приемлемым. Действительно, предмет мистического познания есть сущность Бога. А относительно познания сущности Бога античная философия в лице неоплатонизма сделала решительный вывод, что такое познание в рациональном смысле невозможно, что Бог рационально не познаваем. Если же попытки рационального познания сущности Бога все-таки предпринимаются, то они неизбежно оканчиваются одним и тем же результатом, а именно – они приводят к антиномиям, т. е. противоречиям в определении сущности Бога. Наличие же противоречий в определении сущности Бога есть непререкаемое свидетельство принципиальной непознаваемости сущности Бога для человеческого разума. Такой ход рассуждения вполне естественен и логически оправдан. Однако на него возможно возражение: так ведь в данном случае речь идет не о рациональном познании, а о мистическом. Сами приверженцы гносеологического мистицизма отрицают притязания рационального познания на получение абсолютного знания о сущности Бога, потому и прибегают к мистическому познанию. Так что критика рационализма в данном случае не имеет отношения к мистицизму. А речь-то идёт именно о мистическом познании сущности Бога. Всё правильно. Но рассуждения о сущности мистического познания и о его результатах, в данном случае – о приобретённом при помощи мистической интуиции знания о сущности Бога, носят чисто рациональный характер (иначе они не были бы рассуждениями). Познание мистическое, а разъяснение его результатов – рационалистическое. Поэтому критика относится не к мистическому познанию, а к рационалистическому объяснению результатов действия мистической интуиции, направленной на постижение сущности Бога. Уместно здесь вспомнить, что мистики-практики всегда отказывались от попыток рационально, т. е. словами, выразить свои мистические переживания, и даже утверждали, что такое словесно-рациональное выражение мистических переживаний в принципе невозможно.
Гуманисты XV века – это городская интеллигенция, стоявшая в оппозиции к тогдашней церковной интеллигенции. Антиклерикалы и, как правило, крипто-секуляристы.
Академия представляла собою не школу в строгом смысле слова, а была скорее союзом учёных-единомышленников, вдохновленных мыслью о возрождении древней философии.
Но именно в дальнейшей истории европейской философии «платоническая любовь» Фичино преобразовалась в «интеллектуальную любовь к Богу» (например, у Спинозы), и под этим названием даже и закрепилась как вполне себе оригинальное учение.
С противопоставлением Аристотелю Платона связаны и другие соображения, более серьёзные, но об этом речь пойдет позже.
Уместно здесь вспомнить некоторые общие места из истории философии. Традиционная религия источником истинного знания считает Божественное Откровение. Рациональная философия таким источником считает интуитивно действующий разум. Но никогда ещё органы внешних чувств не считались источником абсолютно истинного знания. Они считались источником лишь относительного, обыденного, утилитарного, ремесленного, прикладного знания.
В логике такой приём называется «mutatio elenchi», или «iqnoratio elenchi», по-русски: «подмена тезиса». Квалифицируется как логическая ошибка.
Он, кстати, был немцем по национальности. Вообще, Германия была единственной страной в Европе, где итальянское Возрождение имело прямое, хотя и лишь частичное влияние. В остальных странах Европы это влияние было лишь косвенным и слабым.
Если разум человеческий приходит к сомнению или отрицанию Бога и, тем самым, богословия, то тогда, понятно само собой, размышления о смысле жизни делаются невозможными, но тогда и обессмысленная жизнь превращается в перманентное гнетущее пребывание в душевных мучениях индивида, и в беспорядках и бранях в обществе.
Сам замысел «христианской философии» неясен. Если под христианской философией понимать то, что и следует под ней понимать, т. е. метафизическое учение христианства, то такая философия уже давным-давно, задолго до времени жизни Николая Таурелла была в своих основных понятиях определена и приведена в систему, это – христианское вероучение. Если же под христианской философией понимать использование техники философского, т. е. логически выверенного, мышления и некоторых результатов античной философии (почти исключительно только этой философии её рационалистической линии, Платон – Аристотель – Плотин) для придания христианскому вероучению рационально-ясного и потому пригодного для учебного изложения и учебного усвоения вида, то и эта умственная работа была уже давно проделана, ещё святыми отцами и учителями Церкви эпохи первых, с Первого по Пятый, Вселенских Соборов (IV–VI века христианской эры), а схоластами Средневековья эта работа была даже и завершена (в богословской системе, например, Фомы Аквинского). В душевном настрое Николая Таурелла присутствовало, скорее всего, не желание новой философии, а желание скорейшего утверждения нового христианства, новой христианской Церкви, отличной от Римско-Католической, и во время его жизни уже бурно формировавшейся в виде лютеранства и реформатства. Но к философии всё это никакого принципиального отношения не имеет.
Пример такой последовательности первыми дали афинские софисты, такие как Критий и Калликл. Их скептицизм был более радикален, чем скептицизм александрийской эпохи античной философии, и потому более последователен. Именно Критий отверг рациональную философию (= гносеологию), религию и затем нравственность. А Калликл охарактеризовал этот процесс отвержения всех обстоятельств и условий культурной жизни общества как вполне естественный, и потому рассудочно оправданный и приемлемый. Бернардино Телезио оказался почти таким же последовательным как Критий, но не пошел дальше в этой последовательности, до степени Калликла, потому что на уровне Калликла скептицизм превращается в абсолютный нигилизм, в полное отрицание необходимости культурной жизни для людей, что понятно само собой, неприемлемо в силу своей нелепости.
Строго говоря, невозможно адекватно понять это словосочетание, исходя из его буквального толкования. Ведь при буквальном его толковании получается, что Бог, тождественный миру, есть в то же самое время и причина этого мира, т. е. причина самого себя. Понять это в принципе невозможно. Поэтому буквальное толкование здесь не применяется. Это словосочетание употребляется
