в условном смысле, как исключительно только словесно-терминологическое обозначение мысли, что Бога можно понимать не как внешнюю причину бытия мира (так понимают Бога в обычной религиозной традиции), а как его внутреннюю причину (так якобы следует понимать Бога в философии). А такое философское понимание отношения Бога и мира более или менее соответствует пантеистическому отождествлению Бога и мира.
Знание об атомах Джордано Бруно взял у Лукреция Кара, который, в свою очередь, перенял это учение от Эпикура, а Эпикур атомизм перенял от Демокрита. Но в Средние века о Демокрите как творце атомизма совершенно уже не помнили, и атомизм ассоциировался исключительно только с именем Эпикура. Истина была восстановлена в середине XVII века.
Хотя Бруно формально был христианином, даже членом Доминиканского ордена, и даже священником, но в пору своих метаний по Европе, когда он с предельной экспансивностью расточал свои, как ему казалось, пророческие идеи, от христианства, в сущности говоря, ничего не осталось, кроме, может быть, остатков христианской фразеологии, в горячке употребляемой по инерции.
Сам-то Коперник считал себя именно «последователем Пифагора» и свою основную астрономическую мысль, что не Земля, а Солнце является центром Вселенной (сейчас мы говорим: центром Солнечной системы), он взял из сообщений Цицерона о том, что некоторые итальянские пифагорейцы, в том числе и самый известный из них – Филолай, именно этой мысли и держались.
Пифагор в своей философии ведь просто изложил египетское религиозно-метафизического учение.
Не надо упускать из виду следующие соображения, которые сами по себе являются как будто сами собой разумеющимися, но которые именно в курсе лекций должны всё же быть умственно воспроизведены с надлежащей тщательностью, чтобы придать рассуждению необходимую точность и ясность. Во-первых, сходство между обеими теоретическими системами, египетско-герметической и коперниканской, именно схематическое, даже только схематическое. Сходство всего лишь в одном пункте – в центральном положении понятия «солнце». И только. Во всём остальном эти системы взглядов ничего общего, по существу, между собой не имеют. Египетско-герметическая религиозно-метафизическая система есть грандиозная мировоззренческая конструкция с громадным количеством аспектов и следствий (в частности: с таким чрезвычайно важным для человека следствием, как этическое учение). Теория Коперника – это всего лишь космологическая, астрономическая картина мира. Бурные споры вокруг неё были вызваны тем обстоятельством, что она оказалась в оппозиции к общепринятой в то время птолемеевско-аристотелевской космологической теории – геоцентрической. В противоаристотелевской направленности коперниканской теории, скорее всего, всё и дело. Другая причина перевозбуждённости того времени вокруг теории Коперника имеет характер чисто психологический, не рациональный. Имеется в виду защита церковными властями старой теории и, следовательно, неприятия новой теории, коперниканской. Светская интеллигенция, естественно, стала на сторону новой теории, исходя из того бытового правила, что «то, что неприемлемо противнику, то надо и поддерживать». Отсюда и шум. Вряд ли кого-то особенно интересовал сугубо научный, собственно космологический смысл этой теории, который в принципе не может повлиять на устои любого мировоззрения, в том числе и христианского. Сам Николай Коперник, например, ничего противохристианского и даже противоцерковного в своей теории не видел. А он был, кстати сказать, не только христианином, но и священником Римско-Католической Церкви. Во-вторых, понятие «солнце» имеет совершенно разный смысл в египетско-герметической системе и в теории Коперника. В герметической системе «Солнце» есть символический синоним «Бога». В теории Коперника «солнце» есть обозначение астрономического объекта, и только.
Очень важный пункт. Казалось бы, более последовательным было бы вообще отказаться от названия «философия» для обозначения знания, поступающего через органы внешних чувств, как это было сделано в XIX веке. Ведь философское знание в обычном понимании – это метафизическое знание, производимое лишь разумом. А раз оно отрицается или умаляется в своей ценности, то не логично ли от этого названия отказаться? Однако Кампанелла название «философия» сохраняет, подразумевая под философией сенсуалистическую гносеологию и результаты действия органов внешних чувств – естественно-научное знание. Потом так же делали англичане – Френсис Бэкон и его последователи. Они называли философией именно эмпирическое (сенсуалистическое) знание. И даже со временем возникло понятие «эмпирическая философия», что на самом деле есть contradictio in adjecto, ибо философия, как она задумывалась в античной Греции, есть метафизика.
Сейчас такое формирование метафизических предположений, последних оснований бытия, «первоначал», называется удовлетворением метафизической потребности, наличие которой у каждого человека вне сомнения. Эта потребность требует своего удовлетворения с непреоборимой принудительностью. Этим и объясняется необходимость метафизики, а значит, и, в какой-то степени, рациональной философии. Другое дело, что если метафизика составляется из предположений, то тогда она уже не может называться знанием в строгом смысле, а значит, и философией, ибо предположение не есть знание. Предположение по своей природе есть вид психической веры, а вера не есть гносеологическая категория, не есть знание. Религиозная традиция искони эту разницу между знанием и верой в их приложении к метафизике учитывала, и поэтому традиционная религия свою метафизику называет вероучением.
По этому пути вывода метафизики из области истинного знания в область веры вскоре после Кампанеллы пошли английские эмпирики – Фрэнсис Бэкон и его последователи. А на освободившееся от метафизики место в философии они поставили естественно-научное знание и назвали его истинной философией. Моделью для этой операции послужил для англичан именно Кампанелла.
Этот способ опровержения скептицизма не есть оригинальное изобретение Кампанеллы. Первым этот способ преодоления скептицизма открыл Августин Аврелий (354–430). Кампанелла эту мысль перенял от блж. Августина, оснастив её некоторыми деталями и объяснениями, ибо у блж. Августина эта мысль была высказана без должных подробностей, как бы мимоходом, не столько сформулирована, сколько просто лишь обозначена. А уж от Кампанеллы этот способ опровержения скептицизма перенял его младший современник Декарт (1596–1650), который придал всему этому опровержению скептицизма наиболее полный и обстоятельный характер, что сделало это опровержение неотъемлемой частью философской хрестоматии и тесно связало его с именем Декарта.
На это утверждение обычно следует возражение: признаки понятия о Боге берутся всё-таки из предметно-чувственного мира, но затем эти признаки количественно увеличиваются в бесконечной степени, и затем предстают перед человеком в качестве уже понятия о Боге. Но сами-то эти категории «количества» и «бесконечности», которые должны быть приложены к эмпирически обнаруженным признакам, чтобы могло возникнуть понятие
