думает автор, полно не поддающихся описанию надежд. В настоящее время перед нами стоят три неизбежных революции, самая маленькая из которых сведёт совершенно на нет все известные исторические перевороты, называвшиеся революциями [38]. Первая революция, материальная (политическая), которая произойдёт в результате установления воздухоплавания. Вторая — экономическая и социальная революция, которая уничтожит частную собственность и освободит землю сразу от двух страшных зол: от богатства и от бедности. И третья — психическая революция, о которой здесь идёт речь.
Уже каждая из первых двух революций радикально изменит условия человеческой жизни и поднимет её на большую высоту. Но третья сделает в сотни и тысячи раз больше, чем две первые взятые вместе.
А все три, действуя вместе, буквально создадут новое небо и новую жизнь. Со старым порядком вещей будет покончено, и наступит новый.
Перед воздухоплаванием, как тени, исчезнут национальные границы, таможенные тарифы и, может быть, даже различия языков. Большие города не будут больше иметь смысла для своего существования и расплывутся. Люди, которые теперь живут в городах, будут жить в горах или у моря, строя свои жилища на возвышенных местах, теперь почти недоступных, откуда будут открываться роскошные виды. Зимой они будут, вероятно, жить небольшими общинами. И одинаково, как скучная жизнь больших городов, так и изолированность от культурной жизни земледельца, станут делом прошлого. Расстояния будут фактически уничтожены, и не будет ни скопления больших масс людей в одном месте, ни вынужденного одиночества.
Социализм уничтожит давящий труд, жестокую нужду, оскорбительное и деморализующее богатство, бедность и всё проистекающее от неё зло. Всё это останется только темой исторических романов [39].
Под влиянием прилива космического сознания все известные и существующие религии расплывутся. Революция произойдёт в человеческой душе. Религия будет абсолютно господствовать над человечеством. Но эта религия не будет зависеть от предания. В неё не будут верить или не верить. Она не будет частью жизни, связанной с известными часами, днями или событиями жизни. Она не будет в устах священнослужителей или в священных книгах. Она не будет обитать в храмах и не будет связана ни с какими формами. Её жизнь не будет состоять в молитвах, гимнах и проповедях. Она не будет зависеть от специальных откровений, от божественных слов учителей, приходивших на землю, и ни от какой библии или библий. Она не будет иметь задачей спасать людей от грехов и обеспечивать им доступ на небо. Она не будет учить будущему бессмертию и будущей славе, потому что бессмертие и вся слава будут существовать здесь и в настоящем. Очевидность бессмертия будет жить в каждом сердце, как зрение живёт в каждом глазе. Сомнение в Боге и в будущей жизни будет так же невозможно, как невозможно сомнение в своём собственном существовании. Очевидность того и другого будет одинакова. Религия будет управлять каждой минутой, каждым днём жизни. Церкви, священники, обряды, вероисповедания, молитвы — все посредники между индивидуальным человеком и Богом будут заменены прямым и безошибочным обращением человека к Богу. Грех не будет более существовать и спасение не будет ставиться целью. Люди не будут мучиться относительно смерти или будущей жизни, относительно Царства Небесного, относительно того, что может наступить после прекращения жизни тела. Каждая душа будет чувствовать и знать, что она бессмертна; будет чувствовать и знать, что вся вселенная со всеми её благами и со всей красотой существует для неё и принадлежит ей навсегда. Мир, населённый людьми, обладающими космическим сознанием, будет так же отличаться от мира, населённого обыкновенными [(нынешними)] людьми, как мир людей отличается от мира животных.
III.
Существует предание, вероятно, очень старое, о том, как первый человек был невинен и счастлив, пока он не поел плодов от древа познания добра и зла. О том, как поев этих плодов, он увидел, что он наг, и почувствовал стыд. И дальше о том, как родился в мире грех, жалкое чувство, заменившее в душе первого человека чувство невинности. И о том, как тогда и не раньше этого человек начал трудиться и покрывать своё тело. И что наиболее странно из всего, как рассказывает предание, тогда же, одновременно с первым ощущением греха, в уме человека возникло убеждение, которое с тех пор поддерживалось учениями всех истинных провидцев, пророков и поэтов, что человека спасёт долженствующий родиться в его душе Спаситель — Христос.
Предок человека обладал только «простым сознанием». И он был неспособен (так же, как наши животные) на чувство греха и стыда, во всяком случае, в человеческом смысле этого слова. У него не было чувства или познания добра и зла. Он не знал того, что мы называем трудом или заботой, и никогда не трудился. Из этого состояния он упал (или поднялся) в состояние самосознания, его глаза открылись: он увидел, что он наг, почувствовал стыд, приобрёл чувство греха (и действительно стал грешным) и научился делать известные вещи для того, чтобы не прямым путём достигать своей цели, то есть научился работать.
Длинные эоны лет длилось такое состояние — и чувство греха до сих пор постоянно искривляет его путь — в поте лица своего зарабатывает [он] свой хлеб и до сих пор чувствует стыд. Где же избавитель? Где Спаситель? Кто он или что он?
Спаситель человека есть космическое сознание — на языке св. Павла — Христос. Космическое сознание, в той душе, в которой оно появляется, раздавливает голову змия, т. е. уничтожается грех, стыд и чувство добра и зла как противоположных начал, и оно уничтожит работу, конечно, не подразумевая под этим всю человеческую деятельность.
IV.
Личное изложение космического опыта самого автора и предшествовавших переживаний может помочь читателю уяснить себе сущность излагаемых фактов.
В детстве он несколько раз испытывал особого рода экстаз любознательности и надежды; и раз, когда ему было десять лет, страстно желал умереть для того, чтобы узнать тайну потустороннего мира, если есть какой-нибудь потусторонний мир…
В возрасте около тридцати лет он первый раз прочитал «Leaves of the Grass» Уолта Уитмена и сразу почувствовал, что эта книга содержит в себе то, что он искал всю жизнь, [и] больше, чем все другие книги взятые вместе. Он читал «Листья травы» страстно и с надеждой, но в течение нескольких лет мало извлёк оттуда. Пока, наконец, свет не прорвался и не открыл ему (насколько, вероятно, эти вещи могут быть открыты) часть значения этой книги. И тогда произошло то, о чём хочет рассказать
