– Хеммет, дай-ка мне бинокль.
Я внимательно обвел взглядом ближайшие дюны.
– Так я и думал…
Я развернул пулемет и стал тщательно выставлять прицел.
– Что ты делаешь? – удивился Синклер, – там же никого нет.
– А ты присмотрись…
– Проклятье! – острый глаз охотника его не подвел, – они же совсем рядом!!
– Ахмад умен, его люди ночью подползли к лагерю, и теперь ждут сигнала к атаке.
Я, наконец, справился с прицелом, передернул затвор и, нажав гашетку, медленно провел стволом слева направо. Хотя прошло много лет старые навыки сохранились – пули распахали песок, срезая кромки дюн и скользя вдоль их поверхности как раз там, где залегли выделенные Ахмадом бойцы.
Поняв, что их обнаружили, уцелевшие поднялись в атаку. Воздух наполнился криками и стрельбой. Наши часовые открыли шквальный огонь, к ним на помощь спешили разбуженные стрельбой товарищи. А из ложбин между барханами выбегали все новые и новые бандиты. На этот раз они атаковали пешими. Кое-кому из них даже почти удалось добежать до наших траншей…
Когда я отпустил гашетку, мои руки дрожали. Хеммет вытер пот, испачкав лоб оружейным маслом.
– Хорошо, что у нас есть пулемет, – пробормотал он.
Остатки атакующих, осыпая нас проклятьями, отбегали к дюнам.
Сняв куртку, я стянул бурнус, и достал из чемодана свежую рубашку.
– Что ты делаешь?
– Переодеваюсь в чистое…
– Зачем?
Я поднял на него взгляд.
– Сейчас самое время, чтобы вся твоя жизнь промелькнула у тебя перед глазами. Потом будет некогда.
– Что ты такое говоришь?
– Если Ахмад не идиот, а он не идиот, то подползавшие головорезы должны были лишь навязать нам рукопашную, позволив коннице беспрепятственно подойти к лагерю. Мы смешали его планы, вынудив пехоту атаковать раньше времени и без поддержки. А это значит, что сейчас на нас ударят основные силы…
– Мы отобьемся!
– Посмотри сколько у нас осталось патронов. И учти, что Ахмад привел сюда если не всех своих людей, то минимум три – четыре сотни.
– Но не может же все вот так кончиться!
– Извини за банальность, но ты собрался жить вечно, Хеммет?
– Проклятье… Я должен был кое-что сказать Ортенсии! Они же ее пощадят?
Я молча посмотрел ему в глаза.
– Скажи мне правду, Танкред!
– Есть шанс, что ее продадут в гарем нубийскому султану…
– Нет! Только не это!
– По крайней мере, она хотя бы останется жива. Поверь Хеммет, это само по себе уже большой плюс.
– Я не могу этого допустить, Танкред! Я должен быть с ней…
– Пока у нас еще остаются патроны для пулемета, ты будешь защищать ее здесь. Потом – делай, что считаешь нужным.
Через гребень дюн перевалила и потекла к нам живая река. Похоже, их было куда больше трех сотен.
Я снова взялся за затвор. Какой-то едва слышный посторонний звук достиг моего слуха. Мне отчего-то стало не по себе.
– Как же их много… – прошептал Хеммет, – но почему они так беспорядочно бегут в атаку?
Первый снаряд разорвался в нескольких сотнях метров от лагеря.
– Откуда у них пушки!!! – Синклер побледнел, – и что это за лязг?
Я не ответил. Я уже понял, что это за лязг и откуда шум моторов. И мне стало жутко… Я понимал, что этого не может быть, но мои глаза и уши настойчиво твердили обратное.
Первый танк выполз на гребень и, стрекоча пулеметами, покатился за беспорядочно удиравшим воинством Ахмада. За ним появились второй и третий, чуть поодаль клубилась пыль, выдавая четвертый. Разбрасывая гусеницами песок, машины продвигались мимо лагеря. За ними группами бежали фигурки в защитной униформе. На танковых бортах синели изображения пиковых и червонных тузов и пестрели щиты с эмблемами.
Мы с Хемметом как завороженные молча смотрели на разворачивавшуюся перед нами картину. С другой стороны из-за дюн вылетела еще одна конная лава и помчалась наперерез отступавшим. В утреннем свете заполыхали блики на поднятых клинках сабель, и донеслось едва слышное с такого расстояния улюлюканье. Танки притормозили и повернули к лагерю. Пехотные цепи продолжали бежать, отрезая лагерь от склубившихся на склоне дюн кавалеристов.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Хеммет.
– Ничего, – честно признался я.
Головной танк подполз к нашим импровизированным укреплениям. Над башней полоскался на ветру красный треугольный флажок с белой полосой. Люк с гулким ударом распахнулся, и оттуда высунулась голова в кожаном шлеме и стрекозиных очках. Откинулась боковая дверца, и показался второй шлем.
– Вы в порядке? – первый танкист снял очки, и я узнал лейтенанта Оливье.
– Вроде да, – произнес я, – если, конечно, вы не галлюцинация…
– Надеюсь, это приятная галлюцинация? – второй танкист сбросил шлем и светлые длинные волосы рассыпались по плечам…
– Эрика! Но как?!
– Я не смог отказать даме, – слегка смутившись, пробормотал лейтенант, – это, конечно, не по уставу, но ее напору может позавидовать бульдозер. Если бы я ее не взял, она бы все равно за нами увязалась…
Я опустился на штабель патронных коробок.
– Ничего не понимаю…
– Ты цел? – деловито осведомилась Эрика, выбираясь из танка, – не контужен?
– Да цел он, цел, – заверил ее Хеммет, – просто закоптился слегка за пулеметом.
– Но откуда вы здесь взялись?
– Посланная вами мадмуазель Витт, – пояснил лейтенант, – смогла разыскать в Харге Жослена, а дальше уже дело техники…
Я поднял на него недоумевающий взгляд.
– Вы сами подтолкнули Эрвина на опыты с использованием танков для быстрых рейдов, – терпеливо продолжил Оливье, – теперь нам представилась возможность опробовать методику на практике. Два танка, к сожалению, не выдержали марша, но остальные машины смогли преодолеть необходимое расстояние и, насколько я вижу, прибыли как раз вовремя…
– Еще как вовремя, – кивнул Хеммет.
– Но откуда солдаты? – спросил я, – они же не могли дойти пешком за это время?
– Мы везли их на грузовиках. Это тоже идея Эрвина. И опять же с вашей подачи. Теперь я могу честно доложить ему о полном успехе операции. И уверен, что командующий нашими частями в северо-восточной Африке полковник Шарль…
– А что это там за молодцы рубятся с нашими противниками? – перебил я его.
– Абдалла выделил нам два эскадрона для поддержки. По данным разведки почти все силы Джавдата ушли сюда…
– Хватит с нас войны, – вмешалась Эрика, – все уже кончилось, а местные эмиры разберутся друг с другом и без нас.
К нам подошел дю Понт. Я кратко представил их с лейтенантом друг другу. Хеммет умчался в направлении лазарета, а я выбрался из пулеметного гнезда и остановился глядя на залитые утренним светом руины. Я впервые смотрел на них глазами ученого, а не унтер-офицера и теперь видел за ними древние дома и храмы, а не укрытия и препятствия для ведения огня.
Я вздохнул полной грудью и идиотски заулыбался. Неужели мы смогли выжить?
– Чему ты так рад? – спросила Эрика.
– Жить хорошо…
– Тебя точно не контузило? Ты уверен?
Дю Понт оторвался от беседы с лейтенантом, который направился к Алану обсуждать вопросы эвакуации раненых, и подошел к нам.
– Хотите получить выигрыш? – я полез в карман за серебряным талером.
– Оставьте себе, – отмахнулся он, – Думаю теперь, мсье Бронн, мы должны вернуться к вопросу о раскопках и вашем обещании касательно судьбы находок.
Я повернулся к нему.
– Знаете что, Гастон, я вот тут подумал, посмотрел на руины, вспомнил карту местности…
– И что? – дю Понт явно почувствовал какой-то подвох.
– Вы не там ищете…
– Вы не там ищете…
Я заложил руки в карманы и принялся насвистывать что-то легкомысленное.
Дю Понт побагровел.
– Потрудитесь объясниться, мсье Бронн.
– Элементарно, – я вынул руки из карманов и заломил шляпу на затылок.
– Я внимательно слушаю.
– Что вы видите? – я указал на лежавшие перед нами руины.
– Раскопки… – осторожно произнес дю Понт.
– Я не об этом. Мы видим довольно скромный монастырский комплекс и что-то около пяти отдельных зданий рядом. И если меня не подводят мои знания, то все это было заброшено не позднее эпохи Крестовых походов.
– Скорее даже раньше. Еще до Фатимидов. Я бы сказал в первой четверти девятого века, – уточнил мой собеседник, – но что из этого? Мы, действительно, пока не нашли слоев эпохи Птолемеев, но так ведь далеко не все еще раскопано. Работы едва начаты.
– Посудите сами, Гастон. Во-первых, если ливийский погонщик верблюдов, рассказывавший эмиру Бенгази о Зерзуре в конце XV века, не фантазировал, то оазис должен был существовать в конце Средневековья. Другими словами он все еще был обитаем пятьсот лет спустя, после того как на этих руинах прекратилась всякая жизнь.
