Священник кивнул, повернулся и пошел своей дорогой.
Приближаясь к своему вааргу, Лоулер заметил, что там его ожидает женщина. Ее длинные темные волосы развевал легкий ветерок. «Пациентка», – подумал он.
Она стояла к нему спиной, и доктор никак не мог понять, кто это. По крайней мере, у четырех представительниц прекрасного пола на Сорве были такие же прически.
В квартале, где жил Лоулер, стояло около тридцати вааргов, ближе к оконечности острова располагалось еще примерно шестьдесят. Правда, некоторые из них пустовали. Постройки выглядели, как нечто похожее на пирамиду высотой в два метра, заканчивающуюся тупой и неровной верхушкой, которая имела отверстия, устроенные таким образом, чтобы дождь попадал внутрь жилища только в случае сильнейшего ливня, да и то не всегда. Ваарги были построены из какой-то шершавой разновидности целлюлозы, сморщившейся и грубой, – очередного продукта моря (другого источника строительного материала просто и быть не могло). Их возвели давным-давно. Исходные компоненты для стен жилищ оказались на удивление прочными и стойкими. Если ударить по поверхности ваарга палкой, то создавалось впечатление, что она – из металла.
Первые поселенцы, прибыв на остров, сразу же обнаружили эти пирамидальные строения и приспособили их под временные дома. Это случилось около ста лет назад, но до сих пор люди продолжали жить в них. Никто не знал, каким образом они здесь появились и с какой целью. Практически на каждом островке имелись «поселки» из вааргов. Предполагали, что это заброшенные гнезда каких-то вымерших существ, деливших территорию с джилли, которые обитали в жилищах совершенно иного типа – в шалашах из водорослей. Один раз в несколько недель аборигены оставляли свой «дом» и строили новый. Пирамидальные строения казались символом нерушимости и постоянства в этом струящемся водном мире.
– Что это такое? – поинтересовались первые поселенцы, и джилли коротко ответили:
– Ваарги.
Что значит данное слово, никто не знал, а общение с аборигенами даже теперь являлось делом довольно сложным и непредсказуемым.
Когда Лоулер подошел ближе, то понял, что женщина, ожидающая его, – Сандира Тейн. Подобно священнику, она тоже считалась новичком на Сорве. Эта высокая серьезная молодая особа приехала с острова Кентруп несколько месяцев назад на одном из кораблей Делагарда. Она занималась ремонтом и обслуживанием лодок, сетей, корабельного оборудования, но главной сферой ее интересов, скорее всего, являлись сами гидранцы. Лоулер слышал, что Сандира является одним из основных специалистов по культуре, биологии и прочим аспектам жизни населения этой планеты.
– Я не слишком рано? – смущенно поинтересовалась Тейн.
– В принципе, нет, если вы сами так не считаете. Заходите.
Вход в ваарг Лоулера представлял собой низкую треугольную дыру в стене, похожую на дверь для гномиков. Он наклонился и прошел внутрь. Сандира последовала за ним. Они были примерно одного роста.
Тейн казалась чем-то озабоченной, занятой какими-то мыслями, тяжелыми и мрачными.
Тусклый утренний свет пробивался сквозь щели в вершине ваарга. На нижнем уровне перегородки, изготовленные из того же материала, напоминающего металл, разделяли помещение на три маленькие неправильной формы комнаты: его кабинет, спальню и прихожую, которую Вальбен использовал в качестве гостиной.
«Скорее всего, сейчас где-то около семи, – подумал Лоулер. – Не мешало бы позавтракать. Но придется пока отложить сие мероприятие». Он, как бы между прочим, влил несколько капель настоя из наркотических трав в кружку, добавил немного воды и выпил смесь маленькими глотками, словно лекарство, прописанное самому себе для ежедневного употребления по утрам. В каком-то смысле так оно и было.
Вальбен виновато посмотрел на свою пациентку. Она, слава Богу, не обратила никакого внимания на этот странный ритуал, а продолжала рассматривать его маленькую коллекцию предметов с Земли. Всякий приходивший сюда непременно интересовался собранием реликвий Лоулера. Робким движением она коснулась неровного края оранжево-черного черепка и провела по нему пальцем, затем вопросительно посмотрела на Лоулера. Он улыбнулся.
– Эта штука из того места, которое когда-то называлось Грецией, – пояснил Вальбен. – В давние времена на Земле все знали, где она находится.
Мощные алкалоиды, содержавшиеся в настойке, быстро завершили свое движение по крови Лоулера и почти мгновенно достигли мозга. Он почувствовал, как улетучивается напряжение, вызванное неприятными ранними встречами.
– У меня кашель, – сказала Тейн, – и никак не прекращается.
Словно по подсказке, она разразилась оглушительным сухим кашлем. На Гидросе подобная штука – явление обычное, вполне тривиальное, как и в любом другом месте, но тем не менее, оно свидетельствует о чем-то довольно серьезном. Все островитяне прекрасно знали об этом.
Дело в том, что здесь существовал один паразитический грибок, обитавший в воде – обычно в северных умеренных широтах – и размножавшийся спорами, попадающими в организмы различных морских существ. Эти «семена» выбрасывались грибками прямо в атмосферу в виде плотных черных облаков. Одна такая спора, попав через дыхательные пути в тело морского млекопитающего в момент его выхода на поверхность за очередной порцией свежего воздуха, тут же обосновывалась в пищеводе и почти мгновенно начинала прорастать, выбрасывая густую сеть ярко-красных отростков, без труда проникающих в легкие, пищеварительную систему, даже в мозг. Внутренности зараженного организма превращались в плотно упакованную массу ярко-алой паутины. Цель действий этого грибка – отыскать респираторный пигмент, гемоцианин, содержащий медь. У большинства обитателей моря на Гидросе это вещество содержалось в крови, что придавало ей голубоватый оттенок. Сей паразит, по-видимому, тоже каким-то образом использовал гемоцианин.
Смерть от грибковой инфекции бывала медленной и страшной. Зараженный организм раздувался от газов, выделяемых «захватчиком», и беспомощно плавал на поверхности, но через какое-то время неизбежно погибал; вскоре после этого сквозь свищ, образованный грибком в животе зараженной особи, прорастали созревшие структуры паразита. Образовывалась шарообразная масса, которая очень скоро будто раскалывалась, высвобождая новое поколение зрелых грибков, те, в свою очередь, производили новые тучи спор – и все повторялось заново.
«Семена» грибка-убийцы могли укореняться и в легких человека, что не приносило особой выгоды паразиту: организмы людей не производили гемоцианин, но «диверсант» в поисках этого вещества вторгался во все органы, что, по сути, оказывалось бессмысленной тратой энергии с его стороны.
Первым симптомом грибковой инфекции в человеческом организме являлся непрекращающийся кашель.
– Расскажите немного о себе, – попросил Лоулер. – А потом мы посмотрим, что происходит с вами.
Он вытащил новую папку для ведения истории болезни из ящика и написал на ней имя Сандиры Тейн.
– Сколько вам лет?
– Тридцать один.
– Где родились?
– На острове Хамсилейн.
Лоулер взглянул на пациентку.
– Это на Гидросе?
– Да, – ответила она несколько раздраженно. – Конечно. – Ее охватил новый приступ кашля. – Вы никогда не слышала о Хамсилейне? – спросила Сандира, когда смогла преодолеть болезненный приступ.
– Островов много… А я очень мало путешествую. Но об этом вообще не приходилось слышать. Кстати, в каком море он дрейфует?
– В Лазурном.
– В Лазурном, – повторил Вальбен, изумляясь. У него было весьма туманное представление о месте названного моря на огромном шарике Гидроса. – Подумать только! Должно быть, вы проделали немалый путь, не так ли? – Она ничего не ответила. После короткой паузы доктор поинтересовался:
– Вы ведь приехали к нам с Кентрупа, и не так давно?
– Да. – И вновь ее тело сотряслось от кашля.
– Сколько времени вы здесь живете?
– Три года.
– А до этого?
– Восемнадцать месяцев на Вельмизе… Два года на Шактане… Около года на Симбалимаке. – Тейн бросила на него холодный взгляд и едко заметила:
– Кстати, Симбалимак тоже находится в Лазурном море.
– Я слышал об этом острове, – заметил Лоулер.
– А до этого я жила на Хамсилейне. Таким образом, Сорве – мой шестой дом, если можно так выразиться.
Вальбен занес все услышанное в историю болезни.
– Состояли в браке?
– Нет.
Он записал и это.
Характерное для островитян нежелание вступать в брак с жителями собственного «плавучего дома» породило обычай неофициальной экзогамии на Гидросе. Одинокие люди, собиравшиеся образовать семью, как правило, переплывали в поисках пары на другой остров. И если столь привлекательная женщина так часто меняла место жительства и при этом ни разу не была замужем, то, значит, либо она излишне привередлива в своем выборе, либо ее вообще не интересует проблема создания семьи.
