– Слушайте, дамочки, – обратился тот «спасатель», что выволок из воды и потом откачивал утопленника, – я понимаю, у нас разные возрастные категории, но все-таки одну жизнь мы сегодня спасли. Может быть, отметим?
– Извините, мы не пьем, – сказала Таня, не глядя на добродушного дядьку. – Мы сейчас тоже домой поедем.
– Настроения нет. Понимаете? – сказала Вика.
И дядька отстал.
– Хотя вообще-то он прав. Вы ж его спасли. Этот-то, – она показала в спину уходящего «утопленника», – совсем неживой был.
* * *
На следующий день было назначено дежурство, и Таня умудрилась записаться в ерофеевскую бригаду. Правда, Саша оказался в компании с доктором и они вместе со стажеркой сидели в салоне машины. По плану врач с фельдшером работали до шести вечера, потом врач уходила открывать ночную бригаду, а Ерофеев и Таня оставались до десяти. Все вызовы были «ничего особенного». Почти все к детям: то прыщики на попке, то кашель никак не пройдет, то температурка вроде как поднялась («мне показалось, что он горяченький») и т. п. Кого-то отвезли, кому-то мудрый совет дали… Врач – женщина большая, серьезная, властная. Ерофеев с ней – фельдшер, а Таня смотрелась как «детский сад». Вроде как ребенка оставить было не с кем, вот и катается… Ерофеев ей предложил подписать дневник и уехать домой. День такой. Одни вышли из отпусков, а другие еще не ушли. Таня отказалась. Что дома делать? Сестра притащила подруг – там дым коромыслом. Ерофеев не стал настаивать. Таня рассказала ему вчерашний эпизод на пляже. Ерофеев одобрительно выслушал. Проворчал: «Кое-чему научилась!» Таня пожаловалась, что «утопленник» отказался от скорой помощи. Что она настаивала, а он взял, собрал вещички и ушел. Но она-то знает, что вот так нельзя легкомысленно относиться. Ерофеев ее выслушал и спросил:
– А вот в чем опасность?
Таня пожала плечиками.
– Я думаю, что с грязной водой инфекция попадает, пневмония начнется наверняка.
Ерофеев кивнул.
– Ну, частично да. Но только частично. Главная опасность в том, что вода заполняет легкое, пусть даже не все, а только некоторые отделы, и доходит до конца – попадает прямо в альвеолы и разрушает сурфактант[58], – сказал Саша и поднял палец. – Это пресная вода. Морская действует несколько иначе. И когда тонут в реках и озерах или даже в ваннах и бассейнах, то главная опасность в том, что вода поступает в кровь и разводит ее. Понимаешь?
Таня кивнула в ответ, но как-то неуверенно. Ерофеев понял, что она еще не понимает смысла сказанного.
– Хорошо. Ты помнишь, что происходило с кровью, когда ты развела лекарство не физраствором, а дистиллированной водой? Ну, припомни: ты взяла преднизолон, одну ампулку, развела ее не изотоническим раствором, а водой и потом вошла в вену, потянула поршень на себя. В шприц пошла кровь – ты убедилась, что ты в вене. Что с этой кровью случилось?
– Ну, она… Я поняла! Произошел гемолиз! Клетки разрушились! – воскликнула Таня, вспомнив, что кровь тогда мгновенно «взорвалась», то есть обычная ее взвешенность – гуща – исчезла, весь раствор стал розовым – кровь превратилась в красную краску.
– Верно! Только для организма больного та капелька крови, что разрушилась у тебя в шприце, – это мелочь, пустяк. Почки этого даже не заметят. А вот когда вода из озера качается прямо в кровь, гемолиз происходит страшенный. И никто не даст гарантий, что уже вчера вечером дядька твой не затемпературил, не пожаловался, что моча идет бурая и вообще очень как-то плохо ему. А уже сегодня он может быть в реанимации и подключен к искусственной почке. Но твоей вины нет никакой – все, что должна была сделать, ты сделала. И замечание правильно сделала, и дышала правильно – не в желудок, а в легкие. Иначе бы вам его ни за что не оживить. А то, что отказался от вызова скорой, – это его дело. Дуракам закон не писан.
После полудня им дали вызов с поводом «мужчина, двадцать три года, кружится голова, теряет сознание». Вызов они получили в дороге и поэтому около подъезда стояли уже через пять минут. Вот что им рассказала мама молодого человека двадцати трех лет, который лежал на диване с грелкой у головы. (Правда, как выяснилось, вода в этой грелке оказалась заморожена.)
Парень всю ночь оттягивался в ночном клубе со своей девушкой. Много ли выпили – то неведомо, потому что девушка довезла своего ухажера до дома и уехала спать. Все, что мама знает, она буквально клещами вытягивала из сына, который заявился в одиннадцатом часу дня и сразу завалился в постель, сославшись, что ему ушибли голову и врачи сказали прикладывать холод. Кто ушиб? Он ответил, что они там немного подрались в клубе и ему дали по голове чем-то тяжелым, что он даже на пару минут отключился. Пришел в себя он в обезьяннике в отделении полиции, и оттуда девушка повезла его на такси в травмпункт – снимать побои, потому что они написали заявление на тех отморозков, которые напали.
В травмпункте его осмотрели, сказали, что есть сотрясение головного мозга и нужно непременно в больницу. Но он в больницу не хотел, от скорой отказался и поехал на такси домой. А девушка забрала его справку о травме и поехала в полицию дооформить дело, а потом к себе – отсыпаться.
На вопрос врача: «Что же сейчас послужило причиной для вызова скорой, если он не захотел этого сделать три часа назад?» – мама сказала:
– Он меня не узнает и ничего не помнит.
– То есть как ничего не помнит? – удивилась врач. – Вы же сами сказали, что он вам рассказал всю историю. А сейчас говорите – не помнит?!
– Ну да, – сказала мать очень встревоженным голосом, – в одиннадцать он все мне рассказал, а сейчас он не понимает, где находится, кто я, а только отзывается на имя. И вообще он выглядит намного хуже, чем пару часов назад. Мне кажется, что с ним что-то происходит.
Врач повернулась к Тане:
– У тебя, кажется, есть фонарик. Ну-ка, посвети ему в глаза.
Таня выполнила приказ и увидела, что левый глаз широкий и на свет фонарика сужается зрачок, а вот правый – чуть отклонен кнаружи[59] и узкий (рис. 8).
Рис. 8. Анизокория
Доктор похлопала парня по щекам и потребовала: «Язык покажи, зубы оскаль». Парень, лежа на диване, что-то непонятное изобразил лицом. Он не отвечал на команды. Когда врач попыталась проверить мышечную силу в руках, он подтянулся и сел на постели. Посмотрел одним глазом на синюю форму медиков и произнес что-то типа: «Выбл, слабля, фафлу, пала».
Врач ощупала здоровенную шишку справа на темени и ближе к затылку.
– Так, ребятки… Так, мамаша… В общем, срочно повезем его мы. Прямо очень срочненько, потому что все меньше времени остается. Саша, давай звони – бери место на травму черепно-мозговую закрытую, а ты, солнце мое, краса ненаглядная, – врач обратилась к Тане, – беги к машине и волокушу с водителем вместе принеси. Бегом! – Потом Таня узнала, что эта врач всегда, когда волнуется, начинает говорить, как мастер Йода из «Звездных войн».
Таня рванула к лифту, но успела услышать ответ врача на вопрос матери пострадавшего:
– Серьезно очень все! Если его на операцию не отвезти сейчас же – он умрет. Там растет гематома под черепом. Надо ехать было еще тогда – все было бы намного проще и легче, а что будет сейчас – ведомо одному богу!
Когда стажерка примчалась с волокушей в квартиру, она застала Ерофеева, вводящего внутривенно лекарство пострадавшему. Тот закрывал-открывал глаза и фыркал, словно морж.
– Магнезия? – догадалась она.
– Да, – сказала врач, – десять в вену, пять в задницу[60] и микседол в вену. Саша, лед не забудьте – пусть будет у головы. – Несмотря на давнее знакомство, врач эта всегда и ко всем обращалась исключительно на «вы». Таня слышала, будто сын доктора – известный байкер. И он очень любит свою маму.
Долетели с мигалками и сиреной за десять минут. Врач и Ерофеев стажерку посадили вперед, а сами остались с пострадавшим. Заранее приготовили мешок АМБУ, если вдруг остановится дыхание.
В НИИ им. Н. В. Склифосовского в приемном отделении стоял гвалт. Обычный день. Таня не пошла с Ерофеевым и врачом сдавать парня. Осталась в коридоре. Напротив нее стояла высокая красивая девушка в синем платье и плакала. Девушку утешал парень: он ей что-то говорил тихо и гладил по руке. Таня встретилась глазами с плачущей.
– Что у вас случилось?
– А вы тут врач? – спросил парень.
– Нет, – смутилась Таня. – Я на скорой, на практике, мы парня привезли с головой.
– А мы побои снимаем, для полиции, – ответил молодой человек, сопровождающий девушку в синем. – Вику по голове стукнул какой-то дурак.
– То есть как? За что?
– Ни за что, – всхлипнула девушка. – Мы шли в ГУМе. Там народу очень много. Я немножко толкнула там, даже не видела кого, и говорю: «Извините». А он мне как даст кулаком по голове – в глазах аж потемнело.
