Все три описанных техники, основанные на изучении ископаемых находок, дают лучшие результаты в применении к угрозам, которые могли бы подвергнуть современных людей примерно такому же риску вымирания, как и существ, гибель или выживание которых мы хотим использовать для получения информации, – древних людей, других видов на протяжении истории, а также жертв массовых вымираний. Безусловно, дело не всегда обстоит таким образом. Мы стали менее уязвимыми для множества природных рисков. Так, расселение по всей планете позволяет нам переживать региональные бедствия, а еще мы обладаем беспрецедентными возможностями принимать меры в случае глобальных катастроф. Это значит, что истинный уровень риска, вероятно, будет ниже оценочного и что даже “наиболее вероятные предположения” следует считать лишь консервативными пределами общего природного риска.
Более серьезную проблему представляют риски, которые оказываются значительно выше для людей сегодня, чем для древних людей или родственных видов. К ним относятся все антропогенные риски (именно поэтому в этом разделе рассматриваются только природные риски). Кроме того, к ним могут относиться и некоторые риски, которые часто считаются природными[214].
Главный из них – риск пандемий. Хотя вспышки заболеваний обычно не кажутся нам антропогенными, социальные и технологические перемены, произошедшие после промышленной революции, значительно повысили вероятность и степень воздействия пандемий. Ведение сельского хозяйства увеличило вероятность передачи инфекций от животных человеку, совершенствование транспорта облегчило быстрое распространение болезней среди множества групп населения, а благодаря развитию торговли мы используем этот транспорт очень часто.
Хотя существует множество факторов, сглаживающих описанные эффекты (например, современная медицина, соблюдение карантина и эпидемиологический надзор), вполне вероятно, что риск пандемии для людей грядущих столетий гораздо выше, чем для древних людей и других видов, на которые мы ориентируемся при оценке пределов природных рисков. По этим причинам пандемии лучше не включать в число природных рисков, и мы поговорим о них позднее.
Мы проанализировали три разных способа использования палеонтологической летописи для оценки пределов общего природного риска вымирания человечества. Хотя ни одной из этих оценок не стоит придавать слишком большое значение, широкий диапазон результатов заслуживает доверия. Наиболее вероятные предположения колеблются в диапазоне от 0,0001 до 0,05 % на век. И даже по самым консервативным оценкам верхние пределы не превышают 0,4 %. Более того, мы понимаем, что называемые цифры, скорее всего, завышены: во-первых, потому что в них учитываются и некатастрофические вымирания, например при постепенном эволюционировании в новый вид, а во-вторых, потому что современное человечество более жизнеспособно, чем древние люди и другие виды. Это значит, что мы можем быть вполне уверены, что общий природный риск вымирания не превышает 0,5 %, а наиболее вероятно, что он ниже 0,05 %.
Когда мы рассматриваем все будущее, которое стоит на кону, огромную важность приобретает даже индивидуальный природный риск, например исходящий от астероидов. Впрочем, скоро мы увидим, что природные риски меркнут в сравнении с рисками, которые создаем мы сами. По моим оценкам, в следующее столетие антропогенный риск для нас примерно в тысячу раз выше природного, поэтому именно антропогенным рискам мы уделим основное внимание.
Глава 4
Антропогенные риски
Род человеческий имел значительно больше шансов выжить раньше, когда был беззащитен перед тиграми, чем теперь, когда стал беззащитен перед собой. Арнольд Тойнби[215]
Существование человечества на протяжении 2000 веков позволяет нам значительно ограничить риск природных катастроф. Хотя эти риски реальны, крайне маловероятно, чтобы они воплотились в жизнь в течение последующих ста лет.
Однако история мощных промышленных технологий, которые тоже могут представлять экзистенциальные риски, не так продолжительна. После промышленной революции мы прожили 260 лет, а после изобретения ядерного оружия прошло всего 75 лет, и потому в последующее столетие сопряженные с технологиями риски могут как достигать 50 %, так и опускаться до 0 %. Какие у нас есть данные для оценки таких технологических рисков?
В этой главе мы проанализируем научные основания текущих антропогенных рисков, связанных с ядерным оружием, изменением климата и ухудшением состояния окружающей среды. (Риски, связанные с технологиями будущего, включая искусственные эпидемии, рассматриваются в следующей главе.) Мы сосредоточимся на худших из возможных сценариев и, в частности, выясним, существуют ли веские научные причины полагать, что такие риски могут вызвать вымирание человечества или необратимый коллапс цивилизации.
Ядерное оружие
Размышляя об экзистенциальном риске, сопряженном с применением ядерного оружия, мы первым делом представляем себе разрушения в результате полномасштабного ядерного конфликта. Однако задолго до холодной войны, еще до бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, ученые были обеспокоены тем, что единственный ядерный взрыв может привести к гибели человечества.
Летом 1942 года американский физик Роберт Оппенгеймер провел в своем кабинете в Университете Калифорнии в Беркли серию тайных встреч, собрав у себя множество ведущих специалистов в его области знаний. Они пытались разработать первую атомную бомбу. В основе нее лежало недавнее открытие ядерного распада, или деления ядра крупного атома, например урана, на мелкие фрагменты с сопутствующим высвобождением ядерной энергии.
На второй день Эдвард Теллер, который десять лет спустя создаст водородную бомбу, впервые представил идею такой бомбы. Он отметил, что температура при ядерном взрыве превысит температуру в центре Солнца (15 000 000 °C). Именно такая гигантская температура позволяет Солнцу гореть: под ее действием ядра водорода соединяются и образуют гелий, а также беспрецедентное количество энергии. Этот процесс называется синтезом (или термоядерной реакцией), и он даже эффективнее распада[216]. Если окружить атомную бомбу таким топливом, как водород, реакция распада при ее взрыве может запустить описанную реакцию синтеза.
Работая над созданием этой бомбы, Теллер заметил, что если атомная бомба может запустить реакцию синтеза в своем топливе, то она могла бы также запустить аналогичную реакцию в окружающем мире. Она могла бы поджечь водород в воде и начать самоподдерживающуюся реакцию, которая привела бы к выгоранию земных океанов. Реакция могла бы начаться также в азоте, который составляет семь десятых нашего воздуха, в результате чего атмосфера загорелась бы и Землю объяло бы пламенем. В таком случае катастрофа уничтожила бы, вероятно, не только человечество, но и все сложные живые организмы на планете.
Когда Теллер сообщил об этом собравшимся ученым, начался жаркий спор. Блестящий физик Ханс Бете, который всего четырьмя годами ранее выяснил, как реакция синтеза питает энергией звёзды, отнесся к услышанному в высшей степени скептически и тотчас попытался опровергнуть предположения Теллера. Однако Оппенгеймер, руководивший разработкой бомбы, был очень обеспокоен. Пока остальные продолжали расчеты, он отправился на другой конец страны, чтобы лично сказать своему начальнику Артуру Комптону, что их проект, возможно, угрожает всему человечеству. В своих мемуарах Комптон описывает эту встречу:
Существовала ли на самом деле вероятность, что взрыв атомной бомбы спровоцирует взрыв азота в атмосфере или водорода в океане? Это стало бы полной катастрофой. Лучше смириться с рабской жизнью при нацистах, чем рискнуть поставить точку в истории человечества!
