Или, например, церемонии выхода из тюрьмы. В прошлом, если освобождался человек высокого ранга, мы приезжали в тюрьму на десятках машин, перекрывали движение в районе, вели себя громко и нагло. Это служило полиции достаточным поводом для того, чтобы помешать нам. Сейчас же мы проводим церемонии рано утром, паркуем машины вдали от задних ворот тюрьмы, без шума. Так мы пошли навстречу полиции и обществу. Если нет необходимости, то не беспокоим их. В этом смысле мы ведем себя, как наши предки, жившие в период Эдо. Они говорили: «Когда катаги идет по правой стороне дороги, уступи ему место и иди по левой стороне». Мы должны делать свои дела тихо и без лишней показухи. Это более разумно, порядочно и прибыльно.
Я пришел домой к Тецуя. Он встретил меня в городе, и мы приехали в его загородный дом. Заходим, нас встречает «мама» Миоко. Вместе с ней нас встречают и две мальтийские собачонки, хрипло щебечущие, как и обещано. Тецуя садится в кресло и берет их на руки. Миоко приносит нам угощения.
Рядом с креслом стоит низкий японский столик с каллиграфическими принадлежностями — чернильницей из камня, маленьким сосудом для воды, аккуратно разложенными кисточками. На столе разложены японская бумага и два эскиза китайских иероглифов размашистым почерком. Красивая каллиграфия.
— Это моя каллиграфия, — говорит он. — Я занимаюсь уже пять месяцев. Я также делаю рисунки чернилами, но пока у меня совсем не получается. Может быть, когда-нибудь из меня что-нибудь и выйдет. Кто знает? Как вы считаете, сэнсэй? Вы ведь специалист по культуре Японии.
— Это очень красиво, — говорю я. — Продемонстрируйте мне свое письмо-рисование.
Он показывает. Раскладывает бумагу на полу татами, осторожно расставляет гирьки по краям, затем тщательно готовит чернила. Глубоко дышит. Берет кисть и осторожно окунает ее в чернила.
Он держит кисть над бумагой, вдыхает воздух и затем одним взмахом разрывает бумагу, и появляется иероглиф «Дракон», извивающийся, непреклонный, разбрызганный. Это действительно красиво. Кисть в движении меча. Чернила, словно кровь, говорит он. И повторяет движение.
Он пьет виски, много. Приносит показать мне разные вещи. Пододвигает огромные бело-синие вазы из китайского фарфора из трех углов комнаты и обнимает их. На протяжении нескольких часов он рассказывает мне о каждой из них. И пьет. На одной из них надпись: «Даст Бог, и пятеро твоих сыновей сдадут императорские экзамены». Его дочь от другого брака готовится через неделю сдавать вступительные экзамены в университет на факультет китайской медицины. С Божьей помощью она успешно сдаст экзамены, станет врачом, будет помогать людям. Она не будет плохой, как он. Нет, она не будет, как он. Она хорошая девочка и делает большие успехи. Тецуя вытирает скрытую слезу и пьет еще. Расстилает древние свитки. И пьет. Показывает снимки мацури тех времен, которых не вернуть. И снова пьет. Показывает написанные им сценарии о жизни якудза, которые были успешно экранизированы.
Миоко подает чай, но он продолжает пить виски. Я смотрю на сына оскверненных, поднявшегося очень высоко, который рисует, любит свою мать, кисть, китайские вазы и дух японских мацури. Его жизнь полна преступлений, вымогательств и битв. А сейчас у него глаза на мокром месте.
Мы пьем в тишине. Он закрывает глаза. Если бы это было возможно, я бы его обнял.
И тут я глубоко, до земли, кланяюсь:
— Тецуя, мне нечего вам показать, но я преисполнен благодарности. Я напишу для вас стих, кистью. В знак моей благодарности. За все.
Он машет руками в знак протеста.
Я раскладываю бумагу, готовлю чернила, погружаю кисть в чернила. Моя рука дрожит. И пишу:
От слезы до слезы
Я вновь в своей лачуге,
На фоне умирающего лета.
Он молчит.
И вдруг он кричит: «Саке!» — и саке немедленно появляется на нашем столе.
— Вы и я, сэнсэй, сейчас станем братьями. Пять на пять. Нет, нет, вы не можете отказаться. Вы и я будем братьями. Возьмите рюмку и повторяйте за мной: я, Якобу Разу… Возьмите, не оскорбляйте меня. Возьмите! Возьмите! Вам не придется совершать преступления, не беспокойтесь! Ну, берите же рюмку! Повторяйте за мной! Я, Якобу Разу, вкусив из этой чаши…
Так мы стали братьями.
Возвращаюсь ночью,
Проводив
Освобождающегося друга.
Из окна в коридоре наблюдаю,
Как он выходит из ворот тюрьмы.
(Из тюремных стихов члена якудза по имени Кен-ичи Фукуока)
Звонок телефона в моей комнате срывает меня с места — Тецуя на проводе.
— Сэнсэй, быть может, есть один человек, который поможет найти Юки!
Прошло семь лет после исчезновения Юки. Я спешу на встречу. В кафе сидит Тецуя, пьет пиво, лицо его раскраснелось.
— Знаешь, у нас есть большие связи на Хоккайдо, и я узнавал о боссе Мурата и его брате Юки. Оба они исчезли. Семь лет назад, в восемьдесят третьем, в районе Сугамо в Токио была разборка. Тогда началось небольшое, но хитрое проникновение Ямада-гуми в Токио, и уже шла война на севере, на Хоккайдо. Саппоро, большой и развивающийся город, там много увеселительных заведений, ресторанов и клубов. Мы уже несколько лет воюем. На юге, западе и в центре Японии есть договоры о территориях, которые более или менее соблюдаются, но север кипит, север необуздан. Там был Мурата Ёсинори, брат Юки, родом из Хоккайдо, очень одаренный и прекрасно знающий местность.
Когда Ямада-гуми попытались проникнуть в район Сугамо в Токио, почти никто этого не заметил. Сугамо — это традиционный район, там нет больших заработков для якудза, довольно скучно. И вдруг там появляются Ямада-гуми. Культурно, без шума, заходят в клубы, в бары, в номия, в изакая. Говорят с владельцами заведений, немного угрожают, но деликатно, вежливо. Они начинают именно с Сугамо, чтобы проникнуть постепенно и незаметно.
И вот однажды происходит столкновение. И босс Иэяси, тот, с которым ты познакомился в Сугамо, останавливает на улице грязного чимпира из Ямада-гуми и требует от него отчета о тех типах из Осаки, которые ошиваются в Сугамо в последнее время, — отчета о том, что они делают там. Они создают людям проблемы — и злят этим якудза. Это его район, и вообще, кто он такой, этот маленький засранец, что пытается доставать его? Вдруг чимпира из Ямада-гуми достает нож, и Иэяси почти убит. Но тут юнец получает удар чем-то тяжелым по голове и падает. Так мне рассказывали.
Ударил его, судя по всему, твой друг Юки. Там произошла небольшая драка, в которой, быть может, он тоже пострадал. Он спас Иэяси, но не смог спасти весь район. За месяц район Сугамо попадает в руки какой-то банды, косвенно относящейся к Ямада-гуми. Мы тогда не обратили на этот инцидент внимания, потому что Сугамо — скучный район, а у нас в то время были серьезные проблемы в других местах. И Иэяси, и Юки, и все остальные рассеиваются, исчезают, испаряются, а мы решаем другие проблемы.
Я навел справки на севере о брате Юки. У босса Мурата Ёсинори небольшой размах, но он очень талантливый и подающий надежды якудза, контролирующий юг Хоккайдо, город Хакодатэ и его окрестности. У одной из семей, связанной с нами союзом, есть соглашение с ним. Однажды у Мураты появилилсь люди из Ямада-гуми и заявили ему, что его брат, Юки, убил одного из них в Токио и они готовы частично отказаться от мести в обмен на некоторые земли во владении Мураты. Мурата им не верит, ведь он знает, что его брат — хороший малый, окончил университет и все такое. Он тут же дает им понять, с кем имеют дело. Не успевают те до конца объяснить свои требования, как у каждого из них появляется по глубокому шраму на лице. Пролита кровь, и, быть может, кто-то из людей Ямада-гуми убит. Хоккайдо — это жесткое место, поверь мне. Но в итоге Мурата теряет район, который достается семье, относящейся к Ямада-гуми.
С тех пор как мне стало известно о твоих поисках, я время от времени навожу справки о Юки и о его брате. Ёсинори, старший брат, исчез. Может, поменял имя, может, поменял лицо, может, убежал из Японии. Поговаривают, что он уехал за границу из морозного Хоккайдо. Я слышал про Филиппины, про Бразилию и про Гавайи, но точной информации пока нет. Я проверю. А насчет Юки нам пока почти ничего неизвестно. Кое-кто на прошлой неделе сказал мне, что вроде бы его видели в одном месте.
Может быть, найдем твоего Юки. Может быть, не найдем. Семь-восемь лет — это много в нашем мире. У нас люди исчезают почти каждый месяц. Через месяц я еду на Хоккайдо. Поехали со мной, постараемся его там найти. Хоккайдо — суровое место, говорю тебе, непростое, но красивое. Я люблю Хоккайдо, но быть там большой войне. Там наше будущее.
А пока поедем завтра со мной. Я покажу тебе одного человека, который ворочал делами на Хоккайдо, жил и работал там. Быть может, он был знаком с Юки и знает что-то.
