Наша философская традиция достаточно молода. У нас еще не так много переводов классических философских произведений, у нас еще не так много философских достижений. Но это нельзя считать каким-то недостатком или же пороком. Напротив, это значительно повышает наши шансы подключиться к общемировой интеллектуальной работе и сказать свое весомое слово. Хочется верить, что это слово будет сказано в скором времени. Возможно, теми, кто как раз сейчас заканчивает среднюю школу. Может быть, теми, кто только пошел в школу. И если предлагаемая книга пробудит у кого-то интерес к философии, если она станет первым стимулом к философскому вопрошанию, то уже этим она оправдает факт своего существования.
Часть первая. Философия в современном мире
1. Почему философия?
Каждый человек - прирожденный философ. Вы удивлены? Тогда предлагаю рассмотреть несколько примеров. Первый пример касается особенностей нашей памяти. Мы лучше запоминаем определенную информацию, определенные факты и события только тогда, когда придаем им значение и смысл. Это подтверждают современные исследования человеческого мозга. Ежедневно мы становимся свидетелями многих событий, которые происходят с нами и другими людьми. Средства массовой информации регулярно поставляют нам новости, которые очень быстро устаревают, мгновенно переносятся из настоящего в прошлое, освобождая место для других новостей. Каждый день приносит нам новые впечатления и чувства, мы оказываемся каждый раз в других ситуациях, которые требуют от нас соответствующих решений и поступков.
Как же мы справляемся с таким количеством информации? Почему нас не поглощает море ежедневных фактов и событий? Ответ прост: наш мозг устроен таким образом, что уберегает нас от чрезмерных перегрузок. Вот вы смотрите выпуск новостей по телевизору. Он только что закончился, спросите себя: сколько сюжетов было в данном выпуске? Что вы запомнили из увиденного и услышанного? А что вы будете помнить завтра, через несколько дней, через неделю? Современные исследования показывают, что уже завтра мы забудем значительную часть информации, полученной сегодня - идет ли речь о фильме, который мы посмотрели, или о лекции, которую прослушали, или о простом разговоре, который вели со своими близкими или друзьями. Немецкий ученый Герман Эббингауз еще во второй половине XIX века сделал удивительное открытие: слушатели забывают 90 процентов того, что изучают в классе, в течение 30 дней[8]. Причем самый высокий процент забывания происходит в первые часы после урока. Для того чтобы удерживать в памяти большие объемы информации, мы должны ее правильно упаковывать. А это требует постоянной работы над собой, требует от нас немалых творческих усилий.
Мы лучше запоминаем то, что имеет для нас смысл, имеет для нас какое-то значение. Придание смысла как бы кодирует большие объемы информации, превращая потоки голых данностей в целостные связи осмысленного знания. То есть, память не является просто пассивным откладыванием прошлых переживаний. Ее надежность и интенсивность зависит от наших сознательных усилий, от нашего творчества. Даже когда человек вспоминает какие-то события собственной жизни, он воспринимает прошлое в свете нового опыта. Тогда конкретные прошлые события воспринимаются по-новому. То, что прежде казалось второстепенным, неожиданно выходит на первый план, а то, что вчера казалось важным, сегодня воспринимается как малозначимое. Иными словами, мы не просто вспоминаем прошлое, а всегда воспроизводим его по-новому.
Уже древние мыслители придавали памяти центральное значение. Наша жизнь, мы сами, - это то, что мы помним. Но память может нас подводить, она может быть ложной. Более того, мы можем помнить события, которые в реальности с нами не происходили.
Элизабет Лофтус, авторитетная исследовательница ложной памяти, в своей книге «Миф об утраченных воспоминаниях» рассказывает историю о самой себе. «Я помню одно лето, это было очень давно. Мне четырнадцать. Мы с мамой и тетей Перл поехали на каникулы в Пенсильванию к дяде Джо. Одним ясным солнечным утром я проснулась, а моя мама мертва - она утонула в бассейне». Элизабет рассказывает далее, что не видела тела матери, не могла представить ее мертвой. Сам момент маминой смерти долго оставался туманным и неясным воспоминанием. «Тридцать лет спустя, на праздновании девяностолетия дяди Джо, он рассказал, что именно я нашла маму в бассейне. После первого шока - «нет, это была тетя Перл, я спала, я ничего не помню» - воспоминания начали возвращаться - медленно и непредсказуемо, словно дымок, вьющийся над лагерным костром из сосновых бревен. Я видела себя - худенькую темноволосую девочку,которая смотрела на сверкающую голубую воду бассейна. Моя мама,одетая в ночную сорочку,лежала ничком на поверхности воды.«Мам? Мам?» - окликала я ее, повышая голос от ужаса. Я начала кричать. Я помню полицейские машины, их мигалки и носилки с чистой белой простыней, которую подоткнули под ее тело.
Конечно, все сходилось. Неудивительно, что меня всю жизнь преследовали обстоятельства смерти моей матери... Но теперь, когда я получила эту новую информацию, все стало на свои места... За три дня мои воспоминания расширились и окрепли. Затем как-то рано утром мне позвонил брат и рассказал: мой дядя проверил факты и понял, что ошибся. Как оказалось, память его подвела. Он вспомнил (и другие родственники подтвердили это), что маму в бассейне нашла тетя Перл. После этого телефонного разговора я осталась наедине со своим съежившимся воспоминанием, сдувшимся, как проколотый воздушный шарик, и чувством удивления от того, каким доверчивым может быть даже самый скептический ум. Всего лишь одно случайно оброненное предположение, и я тут же начала охоту за призраками внутри себя, усердно пытаясь найти подтверждение этой информации»[9].
Случай, рассказанный Элизабет Лофтус, весьма показателен. Мы понимаем, как важно критически относиться к собственной памяти. Ведь в противном случае, наше Я может оказаться набором ложных и хаотически смешанных опытов, событий и переживаний, где ложь и правда переплетены до неузнаваемости. Но тогда можем ли мы быть уверены, что и все наше знание о себе, наша идентичность, - не результат вымысла или чьих-то манипуляций?
Неспроста сегодня ведутся острые споры на темы исторической и культурной идентичности. Ведь фундаментальное условие нашего понимания себя - это ответ на вопрос (явный или неявный, осознанный или неосознанный): частью какой истории мы являемся? Что с нами произошло в прошлом (культурном и историческом)? Какие ценности для нас определяющие? В каком направлении мы движемся? А если истории, которые нам сегодня предлагают или предлагали вчера, ложные? Что если они «загрязняют»[10] нашу память в попытке создать «нужную» идентичность?
Наши воспоминания - это создание нашей биографии, придание смысла нашей жизни на определенном ее этапе. То же касается и истории страны, истории человечества. Не все события приобретают статус исторических, а только те, которые мы оцениваем как важные, определяющие, исполненные какого-то значения. Такие события объединяют множественность пережитого опыта в целостность биографического или исторического повествования. Но что такое смысл? Как он возникает? Как происходит событие обретения смысла?
Эти вопросы подводят нас к другому примеру - к особенностям нашего восприятия. Мы видим то, на что направлено наше внимание и что мы можем увидеть. Наше зрения и слух, наше обоняние и осязание, пронизаны тем, что можно назвать нашим фоновым опытом и фоновыми знаниями. Несколько человек, рассматривая одну и ту же вещь или картину, видят и понимают увиденное по-разному. Вот несколько примеров.
Помните, как начинается повесть Артура Конан Дойля «Собака Баскервилей»?
«Мистер Шерлок Холмс, имевший обыкновение вставать очень поздно, за исключением тех нередких случаев, когда вовсе не ложился спать, сидел за завтраком. Я стоял на коврике перед камином и держал в руках трость, которую наш посетитель забыл накануне вечером. Это была красивая, толстая палка с круглым набалдашником. Ровно под ним палку обхватывала широкая, в дюйм шириной, серебряная лента, а на этой ленте было выгравировано: «Джэймсу Мортимеру, М. R. С. S. от его друзей из С. С. Н.» и год «1884». Это была трость такого рода, какую носят обычно старомодные семейные доктора, - почтенная, прочная и надежная... (...)
