Проезжали двое побратимов
Через горный Мироч каменистый.
Первым ехал Королевич Марко,
А вторым был Милош-воевода.
Шли бок о бок добрые их кони,
Вместе копья ратные сверкали,
Белый лик друг другу лобызали
Побратимы, полные любови.
Задремал на Шарце Королевич
И сказал, очнувшись, побратиму:
«Брат мой милый, Милош-воевода,
Тяжкий сон меня одолевает,
Спой мне песню, разгони дремоту!»
Отвечает Милош-воевода:
«Брат мой милый, Королевич Марко!
Я бы спел тебе любую песню,
Да вчера, пируя на досуге.
Пил вино я с вилой Равиолой.
Вила петь в горах мне не велела,
Пригрозила, коль меня услышит,
Перебить гортань мою стрелою,
Прямо в сердце выстрелить из лука».
Засмеялся Королевич Марко:
«До тех пор, покуда я с тобою.
Пой, мой братец, и не бойся вилы.
Нам поможет мой волшебный Шарац,
Шестопер не выдаст золоченый».
Согласился Милош-воевода,
И запел прекрасную он песню
О героях наших македонских,
О премудрых старцах стародавних,
Как они боролись за отчизну,
Кто кому оставил завещанье.
Полюбилась Марко эта песня,
На седло в дремоте он склонился,
Королевич Марко отдыхает,
Воевода Милош напевает.
Услыхала песню Равиола,
Услыхала, подпевать ей стала.
Сладко пела вила Равиола,
Только где ей с Милошем равняться!
Рассердилась вила на юнака,
Понеслась на горную вершину,
Две стрелы пустила в воеводу,
Первая гортань ему пробила,
А вторая — доблестное сердце.
И воскликнул Милош-воевода:
«Ох, мой Марко, побратим по богу!
Ох, от вилы, брат мой, умираю!
Не напрасно, братец, говорил я,
Что в горах не надо петь юнаку!»
Тут очнулся Марко от дремоты,
Спрыгнул наземь с Шарца удалого,
Подтянул на Шарце он подпруги,
Он коня целует, обнимает:
«Ох, мой Шарац, конь мой быстрокрылый,
Догони мне вилу Равиолу!
Коль догонишь вилу Равиолу,
Будешь ты в серебряных подковах,
В шелковой попоне до колена,
Весь в кистях до самого копыта.
Золото вплету тебе я в гриву,
Драгоценным перлом изукрашу.
Если ж не нагонишь Равиолу,
Видит бог, твои я вырву очи,
Ноги я тебе переломаю
И оставлю в ельнике валяться,
Погибай в трущобе одинокий,
Как и я без друга-побратима!»
Тут вскочил на Шарца Королевич
И на Мироч кинулся высокий.
Пролетает вила по вершине.
Верный Шарац скачет по нагорью,
Не видать с нагорья Равиолы.
Как увидел Шарац Равиолу,
В высоту на три копья подпрыгнул,
На четыре вдаль за ней подался,
И настиг он вилу на вершине.
Видит вила — смерть ее подходит,
Прянула стрелою в поднебесье,
Но взмахнул тут шестопером Марко
И ударил вилу меж лопаток.
Сбросил Марко наземь Равиолу,
Начал бить, валяя с боку на бок:
«Будь ты, вила, проклята от бога!
Ты зачем убила побратима?
Принеси травы ему целебной,
А не то простишься с головою!»
Умоляет вила Равиола:
«Брат по богу, Королевич Марко!
Брат по богу и его предтече!
Отпусти живой меня на волю,
Принесу целебные я травы,
Исцелю убитого юнака!»
Не жесток был Королевич Марко,
Был незлобен сердцем он юнацким.
Отпустил он вилу на свободу.
Собирает вила божьи травы,
Собирает, кличет побратима:
«Побратим мой, ждать тебе недолго!»
Отыскала травы Равиола,
Залечила раны у юнака,
Возвратился голос к воеводе,
Даже слаще сделался, чем прежде,
Исцелилось доблестное сердце,
Даже стало доблестней, чем прежде!
Удалилась в горы злая вила,
Удалился Марко с побратимом,
Удалился в дальний край Поречье.
У большого Брегова-селенья
Речку Тимок вброд он переехал
И помчался с Милошем к Видину.
А подружкам вила наказала:
«Знайте, вилы, милые подруги!
Вы в лесу не трогайте юнаков
До тех пор, пока не умер Марко,
До тех пор, покуда он на Шарце,
До тех пор, покуда с шестопером.
Сколько горя с ним я натерпелась!
Чуть живая вырвалась на волю!»
Рано встала девушка турчанка.
До зари проснулась, до рассвета,
На Марице холст она белила.
До зари чиста была Марина,
На заре Марина помутилась,
Вся в крови, она побагровела,
Понесла коней она и шапки,
А к полудню — раненых юнаков.
Вот плывет юнак перед турчанкой,
Увлекает витязя теченье,
Тянет вниз по быстрой той Марице.
Увидал он девушку турчанку
И взмолился, богом заклиная:
«Пожалей, сестра моя турчанка,
Дай мне взяться за конец холстины,
Помоги мне выбраться на берег,
Отплачу я щедрою наградой!»
Пожалела девушка юнака,
Бросила ему конец холстины,
Вытащила витязя на берег.
На юнаке раны и увечья,
На юнаке пышные одежды,
У колена кованая сабля,
А на ней три светлых рукояти.
Каждая сверкает самоцветом,
За три царских города не купишь.
Спрашивает витязь у турчанки:
«Девушка, сестра моя турчанка!
С кем живешь ты в этом белом доме?»
Отвечает девушка турчанка:
«Я живу там с матушкой-старушкой,
С милым братцем Мустафой-агою».
Говорит юнак ей незнакомый:
«Девушка, сестра моя турчанка!
Сделай милость, поклонись ты брату,
Чтобы взял меня на излеченье.
Есть со мной три пояса червонцев,
В каждом триста золотых дукатов,
Я один дарю тебе, сестрица,
Мустафе-аге другой дарю я,
Третий же себе я оставляю,
Чтоб лечить мне раны и увечья.
Если бог пошлет мне исцеленье,
Отплачу я щедрою наградой
И тебе и брату дорогому».
Вот пошла домой к себе турчанка,
Мустафе-аге она сказала:
«Мустафа-ага, мой милый братец!
Я спасла юнака на Марице,
Из воды спасла его студеной.
У него три пояса червонцев,
В каждом триста золотых дукатов.
Первый пояс дать он мне сулится,
А другой тебе за избавленье,
Третий же себе он оставляет,
Чтоб лечить увечия и раны.
Сделай милость, братец мой любимый,
Не губи несчастного юнака.
Приведи домой его с Марицы!»
Вышел турок на реку Марицу,
И едва он витязя увидел,
Выхватил он кованую саблю,
И отсек он голову юнаку.
Снял потом он с мертвого одежду
И домой с добычею вернулся.
Подошла сестра к нему турчанка,
Увидала саблю и одежду
И сказала брату со слезами:
«Милый брат, зачем ты это сделал!
Погубил зачем ты побратима?
И на что позарился ты, бедный,
На одну лишь кованую саблю!
Дай же бог, чтоб ей тебя убили!»
Так сказала — в башню побежала.
Пролетело времени немного,
От султана вышло повеленье
Мустафе-аге идти на службу.
Как поехал Мустафа на службу,
Взял с собой он кованую саблю.
При дворе турецкого султана
Все на саблю острую дивятся,
Пробуют и малый и великий,
Да никто не вытащит из ножен.
Долго сабля по рукам ходила,
Взял ее и Королевич Марко,
Глядь — она сама из ножен рвется.
Посмотрел на саблю Королевич,
А на ней три знака христианских:
Первый знак: «Новак, кузнечный мастер»,
Знак второй: «Великий царь Вукашин»,
А последний: «Королевич Марко».
Тут предстал юнак пред Мустафою:
«Отвечай мне, молодец турецкий,
Где ты взял, скажи мне, эту саблю?
Может, ты купил ее за деньги?
Иль в бою тебе она досталась?
Иль отец оставил по наследству?
Иль в подарок принял от невесты?»
Мустафа-ага ему ответил:
«Эх, неверный Королевич Марко!
Если хочешь — всё тебе открою».
И открыл всю правду без утайки.
Молвил турку Королевич Марко:
«Что ж ты, турок, не лечил юнака?
Отплатил бы щедрою наградой
За юнака царь наш благородный».
Засмеялся турок нечестивый:
«Ты, гяур, с ума, как видно, спятил!
Коль тебе нужна его награда,
Сам бы ты за нею и гонялся!
Отдавай-ка саблю мне обратно!»
Тут взмахнул отцовской саблей Марко,
И отсек он голову убийце.
Лишь дошло всё это до султана,
Верных слуг послал он за юнаком.
Прибежали слуги за юнаком.
А юнак на турок и не смотрит.
Пьет вино из чаши — и ни с места.
Надоели Марко эти слуги,
Свой кафтан он на плечи накинул,
Шестопер он к поясу повесил
И пошел к турецкому султану.
В лютом гневе Королевич Марко
С сапогами на ковер уселся,
Злобно смотрит Марко на султана,
Плачет он кровавыми слезами.
Заприметил царь его турецкий,
Шестопер увидел пред собою.
Царь отпрянул, Марко следом прянул.
И прижал султана он к простенку.
Тут султан пошарил по карманам,
Сто дукатов вытащил он Марко:
«Вот тебе, мой Марко, на пирушку!
Кто тебя разгневал понапрасну?»
— «Царь султан, названый мой родитель!
Попусту не спрашивай юнака:
Саблю я отцовскую увидел!
Будь она в твоей, султан, деснице,
И с тобой бы я не посчитался!»
С тем юнак и вышел от султана.
