И в этом случае правы мастера, осуждающие так называемое творческое волнение. Молодые интервьюеры иногда объясняют волнение то застенчивостью, то скромностью, то еще какими-нибудь благовидными причинами.
«Однако тонкие знатоки исполнительской психологии держатся по этому поводу диаметрально противоположного мнения: не в скромности, а в нескромности, не в недооценке, а в переоценке своих способностей, не в недостаточном, а в чрезмерном любовании собой видят они корни волнения. «...Все эти волнения, — утверждал Станиславский, — чисто актерские, исходят из самолюбия, тщеславия и гордости... Самолюбие, а не человеколюбие, приводит человека к унынию и страху» [105].
Хорошо бы Станиславский ошибался, не правда ли? Но, увы, он прав абсолютно. От гордости и самолюбования, от горделивой позы «Ах! Полюбуйтесь: я и процесс» — всего один шаг к страху, зажатому голосу, глупым вопросам и неточным интонациям.
«По отношению к данному вопросу нет большой разницы в том, преувеличивает ли человек свои способности или преуменьшает их: самовозвеличение и самоуничижение — две стороны одной и той же медали. Переоценивает себя на эстраде исполнитель или недооценивает, видит себя мысленно бездарностью или гением, уродом или красавцем, Квазимодо или Аполлоном — в обоих случаях он занят оценкой себя, рассматриванием себя, воздвижением в своем представлении несколько преждевременного памятника самому себе, этакого грандиозного скульптурного автопортрета “во весь горизонт”...»[106]
Это, скажем так, жестокая правда о себе любимом. «Жестокость» ее еще и в том, что, поддавшись так называемому творческому волнению, журналист не сможет получить от своей беседы с другим никакой радости, даже если получит хоть какую-нибудь информацию. Стереотипное представление о неизбежности и даже необходимости волнения (сердце колотится, руки ледяные, в голове ни единой мысли) — это мусор, который надо выбросить задолго до начала творческого акта, как бы этот акт ни назывался: сбор материала, интервью, редактирование, деловые переговоры и т. д.
В заключение темы прямого эфира следует подчеркнуть, что журналистское интервью не то же самое, что беседа ведущего-артиста с гостями в рамках ток-шоу, где все вопросы расписаны заранее, все ответы в целом известны, осталось только разыграть сценарий. Это другая профессия, хотя внешне и весьма схожая с журналистской. Например, известное ток-шоу Первого канала ТВ «Пусть говорят», ведомое А. Малаховым, является, с одной стороны, безусловно журналистским произведением, поскольку размещено в эфире легитимного СМИ, входит в состав общего журналистского текста этого СМИ. В том же смысле частями журналистского текста являются все передачи данного канала, включая рекламные ролики, заставки, музыкальное оформление, выпуски новостей и даже внешний вид ведущей программы «Время» Е. Андреевой. Все перечисленное — журналистский текст, созданный с помощью трех знаковых систем: икони-ческой (изображения), аудиальной (звуки), вербальной (слова). Но жанр, в котором выступает ведущий, несмотря на вопросы-ответы не является интервью ни в значении «метод получения информации», ни «беседа, предназначенная для обнародования». В рамках ток-шоу и метод, и жанр интервью имитируются, поскольку есть сценарий и всем участникам разговора заблаговременно известно, кто, что и о чем скажет. Т. е. информация не добывается, беседа разыгрывается. Тем не менее конечный продукт есть журналистское произведение. Большая доза чистой журналистики содержится в подготовке ток-шоу, когда продюсеры по гостям подбирают участников передачи (разыскивают подходящих по теме, звонят им, уговаривают, обсуждают детали эфира, интересуются их мнениями), а редакторы придумывают вопросы и — нередко — ответы.
Вернемся к классическому интервью.
Манеры журналиста, одежда, вообще все внешнее оформление должны быть адекватны происходящему. Этот фактор тоже подробно описан в пособиях так подробно, что уже даже начинающие знают, что ярко краситься и надевать мини-юбку на встречу со священнослужителями, министрами и другими официальными лицами, с людьми, пребывающими в трауре, с детьми, с инвалидами — не надо: коммуникативный сбой гарантирован.
Есть и пить с интервьюентом можно только в тех редких случаях, когда ваш собеседник, которого вы заведомо не собираетесь чем-либо задеть, принимает вас у себя дома и решительно настаивает, чтобы вы разделили с ним трапезу. Во всех остальных случаях этого делать не надо. Впрочем, от визита в дом к ньюсмейкеру лучше уклоняться в принципе: «дома стены помогают» — ему, а ваша объективность страдает. (Исключения — телесъемка героя в интерьере, радиозапись беседы с очень пожилым человеком и тому подобные очевидные случаи. Но даже от чашки кофе лучше отказываться, чем соглашаться, — жанр вашего поведения будет чище.)
Встречаться с собеседником в ресторане вы (независимо от пола, возраста и материального положения) не должны за исключением тех случаев, которые специально оговорены в этическом кодексе вашего СМИ. Деловые завтраки, фуршеты, презентации, прочие официальные мероприятия тоже должны быть заранее прописаны в правилах: когда и что позволяет себе журналистское сообщество данного СМИ. Если это СМИ еще не выработало собственного этического кодекса, читайте другие кодексы: они все примерно одинаково трактуют приглашение в ресторан за счет ньюсмейкера как взятку. (Примерно так, как это записано в своде внутренних этических норм газеты «Вашингтон пост».)
Беседовать с директором ресторана можно и в ресторане: там его рабочее место. Но есть и пить — не надо, даже если вы очень голодны. Потерпите. Репутация целее будет. Выпейте воды. (Даже диетологи сейчас стали говорить: хочешь есть — выпей воды. Может, организм просто обезвожен...)
Визирование текста — вопрос дискуссионный. В Законе РФ «О средствах массовой информации» он оговорен: случаи, когда должностное лицо является автором или интервьюируемым, специально выделены скобками. Почему? Потому что подразумевается, что, когда должностное лицо дает интервью именно в этом, деловом, качестве, оно говорит не столько от себя, сколько от своей организации. Интервью в этом случае не его личное, а общественное дело. Визировать — надо.
Даже в том случае, если ваш официальный собеседник специально предуведомил, что вы можете не показывать ему свой текст после расшифровки и редактирования, все-таки постарайтесь показать. У должностного лица наверняка есть секретарь-референт: передайте через него. Вышлите по факсу, по электронной почте, хоть телеграммой, но примите все меры к тому, чтобы ваш высокий собеседник увидел свой текст перед опубликованием. Если он почему-либо не хочет ставить свою подпись, вообще не хочет читать и даже спешно улетел в длительную командировку — лучше бросьте вы это дело, притормозите интервью или вовсе не печатайте. Информация, которую никто упорно не хочет авторизовать, не заслуживает быть обнародованной.
В иных случаях, т. е. когда ваш собеседник далеко не министр, следует оговорить этот момент непременно. Показывать или не показывать?
Одни авторы говорят: ни в коем случае не показывайте, а то замучают придирками и дополнениями, упустишь время.
Другие авторы говорят: обязательно показывайте, чтобы сохранить добрые отношения с собеседником.
Третьи авторы говорят: смотрите по ситуации. Рецептов на все случаи не бывает.
Все правы, особенно третьи.
Переходим к добрым отношениям.
Есть старый журналистский афоризм: хороший журналист — это тот, у кого много заполненных записных книжек. Или есть собственная база данных.
Это правда. Сохранение отношений со всеми, с кем свела вас журналистская стезя хоть один раз, — это безусловная обязанность журналиста любого СМИ. Ваш постоянный ньюсмейкер, неиссякаемый источник, надежный эксперт на долгие годы — да это же ваш бывший собеседник по интервью, которого вы не обидели своим непрофессионализмом, чьих слов не исказили, кому было с вами интересно, который потратил на вас два часа своего времени и потом не казнил себя за это.
Конечно, бывают люди, встречу с которыми вам лично не хотелось бы повторить, которые по разным причинам вызывают у вас непреодолимую антипатию. Ваша первоочередная задача — научиться не выражать своих антипатий, «держать лицо» при себе. (На этой рекомендации молодые журналисты обычно вскипают: «Я что, не имею права на чувства? Я робот? Я должен лицемерить?» И тому подобное.)
Нет, лицемерить не надо, но надо помнить, что в любом случае вы представляете не только себя, а в первую очередь редакцию, т. е. профессиональный коллектив, следовательно, не имеете права демонстрировать свои эмоции, возникшие при исполнении служебного долга, всем другим людям, когда связаны отношениями с редакцией. Все другие люди, зная, что вы направлены на задание редакцией, будут воспринимать вас как носителя концепции этого СМИ, как полноправного выразителя общередакционных творческих установок. Даже если вы необыкновенно яркая творческая фигура, все равно вы — часть сообщества, которое вам не поручало отбрасывать тень своих эмоций на весь коллектив. Защита чести коллектива в данном случае и есть защита вашей чести.
