Раннее Просвещение продолжило использовать ориентальные мотивы в качестве оболочки, но наполнило ее своим содержанием. Восточные элементы придавали экзотический колорит философско-аллегорическим притчам и повестям «универсального» типа, иллюстрировали определенные философские теории и категории, служили как средство сатирической «маскировки» политических идей, расходящихся с господствующими. Такова, например, Япония в третьей части «Путешествий Лемюэля Гулливера» Дж. Свифта (1726).
Вслед за сборником «Арабские сказки» (1704-1711), представлявшим собой переложение одной четверти подлинника с добавлением других персидских и турецких новелл и сказок, появились переводы Пети де ля Круа «История персидской султанши и ее визирей. Турецкие сказки» и «Тысяча и один день. Персидские сказки». Переводились философские и литературно-художественные памятники народов Востока: поэзия Фирдоуси, Низами, Хайяма, Хафиза, «Шакунтала» Калидасы.
Уже в эпоху классицизма стали издаваться первые востоковедческие научные работы, восточные энциклопедии. Все это не могло не отразиться на литературном творчестве европейских, в том числе английских, писателей.
Английские просветители охотно использовали увлечение восточной «экзотикой» в своих целях. Дж. Аддисон, Р. Стиль, а за ними С. Джонсон, О. Голдсмит и другие обращаются к жанру «восточной повести». В пятидесятом номере журнала «Зритель» (1712) Р. Стиль (1672-1729) печатает забавные отрывки из воображаемого дневника индийских царей, путешествующих по Англии; а его аллегорическое «Видение Мирзы» – прообраз философской повести. В 1713 г. в журнале «Опекун» появляется «Сантон Барсиса», эссе Дж. Аддисона (1672-1719), в просветительской манере повествующее о падении и преступлениях магометанского отшельника.
После перевода «Персидских писем» Ш. Монтескье у английских просветителей появился образец формы, наиболее соответствующий просветительскому взгляду на мир. «С одной стороны, восточные мотивы для Монтескье – своего рода камуфляж, наводящий на ложный след королевскую и церковную цензуру <…>. С другой стороны, в “Персидских письмах”, а в еще большей степени – в философских повестях Вольтера просветительские философские жанры используют восточную тему как средство “остранения” философской идеи» [94, с. 89-90].
Книга Ш. Монтескье вызвала множество подражаний, например, «Письма перса из Англии к друзьям в Исфагани» (1735) Дж. Литтлтона, анонимные «Письма армянина из Ирландии к друзьям в Трапезунде» (1757), «Письмо Ксо-Хо, китайского философа в Лондоне, к своему другу Лянь Чи в Пекин» (1775) Г. Уолпола.
В 1759 г. читатели знакомятся с повестью С. Джонсона (1709-1784) «Расселас, принц абиссинский». Этой повестью завершается целый цикл эссе Джонсона («Гамет и Рашид», «Купец Нирэдин», «Сегеда, властитель Эфиопии, и его стремление к счастью» и др.), в которых решались общефилософские проблемы на материале «восточных повестей». «Расселас» раскрывает идею суетности человеческих желаний: принц Расселас отправляется из «Счастливой долины» странствовать по свету в поисках смысла жизни и пути к счастью, но снова возвращается к покою и бездействию родной долины.
В 1760-1762 гг. выходит книга О. Голдсмита (?1730-1774) «Гражданин мира, или Письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на Востоке», где английская жизнь показывается глазами жителя Востока, свободного от иллюзий европейцев. Философ Лиен Чи, объездивший много стран, постиг относительность всех обычаев, и ему смешны безрассудство, невежество и порок в Англии. Книга содержит китайские истории, притчи и сказки, в которых также высмеивается английская жизнь.
В форме условно-экзотических мемуаров написана книга Т. Смоллетта (1721-1771) «История и приключения атома» (1769), где под видом «японских» порядков писатель жестоко высмеивает английскую политическую жизнь.
Английские поэты уделяли Востоку значительно меньше внимания, чем прозаики. В самом начале XVIII в. к восточной тематике обращались такие поэты, как У. Кинг (1663-1712) («Индийская ода»), И. Уоттс (1674-1748) («Индийский философ»), У. Сомервиль (1675-1742) («Магомет Али Бег, верный министр»). Значительной вехой в английской ориенталистской поэзии стали «Персидские эклоги» (1742) У. Коллинза (1721-1759), в предисловии к которым сообщается, что истинным автором поэтических текстов является некий Абдалах из Тауриса и что в руки Коллинза они попали от одного персидского купца. Восточная тематика в четырех эклогах выполняет условно-декоративную функцию. Первая эклога «Селим, или Пастушья мораль» представляет собой назидание девушкам о добродетелях, без которых невозможна любовь, и есть лишь единственное указание на Восток – действие происходит в долине под Багдадом. Во второй эклоге «Хасан, или Погонщик верблюдов» описание опасностей перехода через пустыню нужно автору для дидактических рассуждений о преимуществе бедности перед богатством и тщеславием. Третья эклога «Абра, или Грузинская султанша» рассказывает о том, как добродетельная пастушка становится женой всесильного султана Аббы.
Действие эклоги «Ажиб и Секандер, или Беглецы» происходит на фоне лишенных конкретности кавказских гор, а пастухи в эклоге рассуждают как англичане.
Все вышеперечисленные произведения точнее будет назвать не ориентальными, а псевдоориентальными, так как собственно Восток занимает в них очень мало места. Эти произведения – яркие образцы просветительской литературы. Развивая идею «естественного человека», писатели и философы ищут свой идеал не только на арабском Востоке, но и среди «дикарей», живущих по своей первобытной морали и не ведающих пороков и соблазнов цивилизации, и здесь просветители вступают в спор с официальной церковью, тоже обратившей взгляд на «детей природы».
Французский исследователь М. Дюше пишет: «…миссионеры выдумывают “добрых дикарей”, расхваливая их добродетели и трогательную простоту, так отличавшуюся от безобразной развращенности европейцев. <…> И наоборот, гуманисты и свободолюбцы видят в этих народах, живущих в неведении и счастье, без законов, без священников, без “твоего и моего”, доказательство превосходства естественной морали, основанной на инстинктах и разуме. <…> Но в основном волнует умы не их реальное существование, а их мифическая, выдуманная жизнь, в которой мечтания о первобытном Эдеме и Золотом веке облекаются в плоть и кровь» [47, с. 254-255].
«…Европа как бы заново открывает для себя Восток, и не только как нечто экзотическое, но и как мир большой и своеобразной духовной культуры, у которой есть чему поучиться» [99, с. 13]. У африканских дикарей учились простоте нравов, у азиатов – созерцательности, философскому отношению к жизни. Но образ восточного человека в произведениях просветителей был двойствен: с одной стороны, он был носителем разума и мудрости (Задиг у Вольтера или Лиен Чи у О. Голдсмита), с другой – тираном и насильником (Магомет Вольтера или Сантон Барсиса Дж. Аддисона).
Восточные образы продолжают выступать в качестве декорации, оставаясь одним из приемов эстетики Просвещения, преследующим сатирические или аллегорические цели. Из всех восточных тем и мотивов берутся лишь те, что необходимы для подтверждения или отрицания определенного философского положения, что приводило к сознательной идеализации Востока.
И.В. Вершинин и М.Б. Ладыгин предлагают разделить ориентальные произведения с восточной тематикой, созданные в XVIII в., на четыре группы. Первая – переводы оригинальных восточных произведений. Вторая – переводные ориенталистские произведения, особенно французских просветителей. Третья – собственно английские произведения с ориентальной тематикой, для которых характерно формальное использование восточной атрибутики. Четвертая группа охватывает предромантические произведения.
В конце XVIII в., в эпоху предромантизма, начинается собственно эстетическое освоение Востока, его культуры и литературы. Именно в это время закрепился канонический комплекс восточных мотивов, который оформлялся в творчестве Дж. Чосера, Д. Мандевилля (XVI в.), У. Шекспира, Д. Драйдена (1631-1700), А. Поупа (1688-1744) и нашел свое великолепное выражение в произведениях Дж. Г. Байрона. «В Европе можно было говорить о восточной личности, восточной атмосфере, восточной сказке, восточном деспотизме, восточном способе производства и быть понятым»19 [221, с. 31-32]. Обращение предромантиков к Востоку объясняется их стремлением ко всему чудесному, таинственному, необычайному, стремлением выйти за рамки действительности.
В 1786 г. была создана повесть английского писателя-предромантика У. Бекфорда (1759-1844) «Ватек», где действие разворачивается на Востоке, где есть «восточные» герои и атрибутика восточной жизни. И.В. Вершинин назвал это произведение «вершиной и, пожалуй, единственным образцом подлинно ориентального произведения в английской литературе XVIII в.» [26, с. 97].
