Вернемся к восстанию. Выборы предводителей явно свидетельствуют о дальнейших планах Спартака. Еще раз повторим, семьдесят восемь человека (даже с учетом неизбежных потерь) — слишком много для разбойничьей шайки. То, что гладиаторы на Везувии выбирают предводителей, свидетельствует о том, что разделяться и искать удачи порознь они не собирались. Спартак заручался от своих соратников гарантией на будущее. После успешного бегства из школы они сделались если не свободными в юридическом отношении, то, по крайней мере, вольными людьми, и, признавая Спартака своим вождем, восставшие декларировали намерение остаться с ним и подчиняться ему в дальнейшем. Маленький отряд на Везувии сделался зародышем будущей армии.
Есть и еще одно обстоятельство, обычно ускользавшее от внимания историков, но на наш взгляд — очень важное для представления о Спартаке и его власти в армии. Имеется в виду следующий отрывок из Плутарха: «Рассказывают, что однажды, когда Спартак впервые был приведен в Рим на продажу, увидели, в то время как он спал, обвившуюся вокруг его лица змею. Жена Спартака, его соплеменница, одаренная однако же даром пророчества и причастная к Дионисовым таинствам, объявила, что это знак предуготованной ему великой и грозной власти, которая приведет его к злополучному концу. Жена и теперь была с ним, сопровождая его в бегстве». Кроме Плутарха, ни один источник ничего не говорит ни о жене Спартака, ни о знамении. По неписанной традиции принято считать этот отрывок живописной, но несущественной вставкой, либо прямо придуманной Плутархом, либо некритически заимствованной им из некоего недоступного нам источника, а ведь сакральный аспект прослеживается во многих восстаниях рабов.
Несмотря на значительную разницу в религиозных представлениях, люди античности были не менее богобоязненны и благочестивы, чем люди последующих эпох христианства. Успех или неуспех любого предприятия (в особенности такого рискованного, как восстание) связывался ими в конечном счете с расположением или немилостью богов. Но как убедиться, что боги благосклонны к их намерениям? Можно вопросить оракула или пророка, но лучше, если бы вождь восстания сам был пророком. Как известно, таким пророком был Эвн, Афинион — один из вождей второго восстания на Сицилии, астролог, предсказатель по звездам. Спартак — не пророк, но жена его — пророчица, свидетельница явленного богами знамения. Не считая нужным вдаваться в исследование, произошло ли данное событие на самом деле, или мы имеем дело с плодом слухов, нужно обратить внимание на известный символизм, своевременность появления змеи. Это событие отмечает момент, когда Спартака продают в рабство. Таким образом, обстоятельство, для других катастрофическое, для Спартака является необходимой вехой на пути к величию и могуществу, которое явным образом будет связано с землей Италии, с Римом. Становится понятна целевая аудитория этой истории. Конечно, это восставшие рабы, соратники Спартака. Эта история призвана убедить их, что их вождь не только избран божеством, но и ведом им через все драматические обстоятельства жизни, рабство и гладиаторство — к славе. Оговорка насчет «несчастного конца» появилась, скорее всего, задним числом.
Личность жены Спартака интригует исследователей. Из слов Плутарха получается, что эта женщина сопутствовала Спартаку во всех разнообразных перипетиях его жизни: на невольничьем рынке, в гладиаторской школе, на Везувии. Нет смысла рассуждать, возможно ли такое. Плутарх не писал биографию Спартака, тем более его жены. Думается, здесь он прибег к безобидной подтасовке фактов. Чтоб придать достоверности своему сообщению о пророчестве, ему необходим был свидетель, а какой свидетель подойдет лучше, чем жена Спартака — пророчица. Зная, что в его время многие гладиаторы живут в своих казармах вместе с женами, Плутарх предположил, что такое могло иметь место и во время Спартака. Отсюда и удивительная «привязчивость» его жены. Скорее всего, жена у Спартака была, и Плутарх знал о существовании этой женщины, как и о ее даре пророчества, из какого-то не дошедшего до нас источника, только познакомились они уже после восстания, когда Спартак мог выбрать себе подругу из женщин, следовавших за войском восставших. Своим авторитетом пророчицы она поддерживала и укрепляла власть Спартака.
Дальнейшие события Плутарх описывает таким образом: «…для борьбы с ними был послан из Рима претор Клавдий с трехтысячным отрядом. (Претор, следующая по старшинству после консулов государственная должность Рима. Преторы ведали судами, но поручались им и прочие дела, требующие государственного вмешательства, но не настолько важные, чтоб ими занимались консулы.) Клавдий осадил их на горе, взобраться на которую можно было только по одной узкой и чрезвычайно крутой тропинке. Единственный этот путь Клавдий приказал стеречь; со всех остальных сторон были отвесные гладкие скалы, густо заросшие сверху диким виноградом. Нарезав подходящих для этого лоз, гладиаторы сплели из них прочные лестницы такой длины, чтобы те могли достать с верхнего края скал до подножия, и затем благополучно спустились все, кроме одного, оставшегося наверху с оружием. Когда прочие оказались внизу, он спустил к ним все оружие и, кончив это дело, благополучно спустился и сам. Римляне этого не заметили, и гладиаторы, обойдя их с тыла, обратили пораженных неожиданностью врагов в бегство и захватили их лагерь. Тогда к ним присоединились многие из местных волопасов и овчаров — народ все крепкий и проворный. Одни из этих пастухов стали тяжеловооруженными воинами, из других гладиаторы составили отряды лазутчиков и легковооруженных».
Спуск восставших на виноградных лозах с вершины горы и последующий разгром лагеря Клавдия (кстати, Орозий сообщает, что именно в этом бою погиб Эномай) произвел сильное впечатление на современников и еще большее — на историков и литераторов последующих эпох. Это был первый полководческий триумф Спартака. Кроме Плутарха, о спуске восставших на виноградных лозах упоминает и Флор, причем приводит невероятную подробность, якобы восставшие спускались не по внешней, а по внутренней стороне горы, проникнув в жерло вулкана через кратер, и Секcт Юлий Фронтин в своем сочинении «О военных хитростях».
Численность спартаковского отряда быстро растет. Обойдя кругом Косенцию и Метапонт, нападая на крупные виллы и освобождая рабов, они в короткое время собрали огромные силы. Флор говорит о 10 тысячах человек, Орозий даже о сорока, да и приведенный выше отрывок из Плутарха свидетельствует, что «пастухов и овчаров» к восставшим присоединилось такое количество, что уже можно было формировать из них настоящую армию.
Флор называет причину особой популярности Спартака. «Спартак делился добычей поровну со всеми». Видимо, справедливость Спартака была не в обычае разбойничьих шаек, наводнивших Италию в те неспокойные годы, если люди устремлялись в его армию. Контингент это был боевитый, но ненадежный в моральном отношении. Понимая это, Спартак в особенности стремился свести к минимуму возможные конфликты между воинами, этой цели также служила справедливость дележа.
Его армия формируется ускоренным темпом. Для того, чтоб заключить союз с Митридатом, Спартаку нужно представить «товар лицом». Нужна боеспособная армия и хотя бы одна крупная победа, в доказательство того, что Спартак — выгодный и надежный союзник. Победа над претором Клавдием Глабром придала восставшим уверенности в себе, но она еще слишком незначительна, чтоб произвести впечатление на могущественного боспорского царя.
Итак, в людях у Спартака нет недостатка. Сельскохозяйственные рабочие, в особенности те, что содержались в эргастулах, были почти неисчерпаемым источником людских резервов. Хуже обстояло дело с оружием. Вот, что пишет Саллюстий о вооружении восставших (отрывок дошел до нас в поврежденном виде): «…и начали обжигать колья на огне, чтобы кроме их специального применения на войне ими можно было наносить вред почти такой же, как и железом». У Юлия Фронтина читаем: «У Спартака и у его войска были щиты, сплетенные из прутьев и покрытые кожами», об этих щитах пишет и Флор: «они из прутьев и из шкур животных (скота) сделали себе необычные щиты, а из железа в рабских мастерских и тюрьмах, переплавивши его, они сделали себе мечи и копья».
Вторым против гладиаторов осенью 73 года до н. э. был послан претор Публий Вариний. Спартак разбил сначала его помощника, Фурия, предводительствовавшего отрядом в три тысячи человек, затем Коссиния, советника Вариния. Коссиния Спартак едва не захватил в плен, в то время, как он купался близ Салин.
У самого Вариния дело с людьми обстояло не так хорошо, как у Спартака: «…часть его солдат была больна из-за осенней непогоды, а из разбежавшихся в последний раз, несмотря на строгий приказ, никто не возвращался обратно под знамена, остальные же солдаты из-за крайней распущенности (падения дисциплины) отказывались от службы» (Саллюстий). Это подтверждает и Аппиан: «…у них (Клодия Глабра и Публия Вариния) было войско, состоявшее не из граждан, а из всяких случайных людей, набранных наспех и мимоходом, — римляне еще считали это не настоящий войной, а простым разбойничьи набегом, — то римские полководцы при встрече с рабами потерпели поражение».
