Следующее начинание Путилова – создание в России судовой артиллерии нового типа – стальных нарезных орудий. На производстве таких пушек выросла династия Круппов, монопольно поставлявшая артиллерию русским броненосцам. Между тем на Урале полковник Обухов сумел создать сталь не хуже крупповской. Упругость ее, как писали тогда, превосходила всякую вероятность. Клинок для шпаги можно было свернуть в кольцо, и он распрямлялся, не изменив формы. Шесть лет Обухов пытался внедрить свое изобретение, обивал пороги ведомств, награжден был даже орденом за свое изобретение, но толка так и не добился.
Так было, пока он не встретился с Путиловым. Тот выбил огромный двухмиллионный кредит из казны, привлек частных инвесторов, получил бесплатно участок земли под Петербургом и основал завод, получивший название Обуховского. Через год состоялась первая плавка обуховской стали. И хотя затея оказалась непростой, денег не хватило, расплатиться с казной не удалось, и завод за долги перешел под контроль морского ведомства, в конце концов, русская морская артиллерия перестала зависеть от Круппа.
Если бы не близость к «партии Мраморного дворца», Путилову не дали бы такого кредита, и он бы, скорее всего, разорился. Военные подряды просто так, за красивые глаза, не раздавались. Важным условием была близость к государю или его ближайшим клевретам.
Александр II страдал наследственной тугостью пищеварения. Посетив Кавказ, он от тамошних сведущих людей узнал, что курение кальяна слабит. Отныне после утренней прогулки он отправлялся в обширную ретираду и, воссев на судно, закуривал кальян. Между тем по другую сторону ширм, скрывавших государя, собирались лица, удостоенные чести разговором своим развлекать императора в ходе его занятия. Среди этих, как их называли в свете, «кальянщиков» были флигель-адъютанты, министры, сенаторы, генералы. Немало железнодорожных концессий, орденов, выгодных назначений получено было именно теми, кто имел доступ на эту экзотическую церемонию. Путилов кальянщиком не был.
Директору горного департамента Скальковскому предложили взятку за утверждение устава акционерного общества: «Десять тысяч, и об этом не узнает никто вне этого кабинета». «Давайте пятнадцать и можете болтать об этом на каждом углу», – отвечал сановник.
Путилов не давал взяток. С большинством реформаторов из окружения Константина его соединяли годы дружбы. К управляющему морского министерства Краббе, крупнейшему в Европе коллекционеру непристойных картинок и пикантных предметов, Путилов не приходил без специфического сувенира для его собрания. С адмиралами Поповым и Лисовским они делились воспоминаниями о временах, совместно проведенных в Морском корпусе. Путилов мчался в своих деловых начинаниях, как парусник, которому способствует попутный ветер [17] . Но направление ветров непостоянно.
Константин, назначенный наместником императора в Польше, отказался прибегнуть к массовым казням, чтобы предотвратить неизбежное восстание. Когда оно произошло, Константину пришлось бежать из Варшавы. Это было на руку его врагам. Они называли его «красным», обвиняли во всех смертных грехах, вплоть до желания дворцового переворота. Когда в царя стрелял нигилист Каракозов, при дворе говорили, что за ним стоит «партия Мраморного дворца». В отставку был отправлен либерал Головнин – правая рука великого князя, сам Константин Николаевич перемещен на почетную, но не слишком важную должность Председателя Государственного совета. Он потерял былую власть, но личная близость к императору еще заставляла с ним считаться.
В 1867 г. Николаевская железная дорога между Петербургом и Москвой оказалась на грани полной остановки. Рельсы, привезенные некогда из-за границы, свое отслужили, навигация закончилась; уральские заводы изготавливали продукцию дорогую и низкого качества. Между тем, Россию охватила лихорадка железнодорожного строительства, дело это считалось стратегически важным, пользовалось поддержкой государства.
Путилов явился к министру путей сообщения Мельникову: «Дайте мне мало-мальский железоделательный завод в долг, и я завалю Россию русскими рельсами. Причем из русских материалов и, конечно, русская рабочая сила. Дешево, быстро и надежно». Любимцу Константина отказать было невозможно. Завод получил право в счет будущих поставок монопольно использовать отслужившие свой срок железнодорожные рельсы. Путилову выдали огромный кредит и заброшенный заводик на берегу Финского залива. Пустить завод требовалось за месяц.
Рабочих по красочному описанию самого Путилова набирали так: «Кинули клич по губерниям – ехать свободному народу по железным дорогам и на почтовых. Через несколько дней приехало до тысячи пятисот человек; сделали расписание кому быть вальцовщиком, кому пудлинговщиком, кому идти к молоту, кому к прессу». Из Тулы привезли литейщиков. Новобранцев обучали на ходу опытные мастеровые с других путиловских заводов. Новичкам платили копейки, они ютились в лачугах, механизмов почти не было. Цеха строили так: на цементном фундаменте ставили каркас из старых рельсов, покрывали его толем и досками. Зимой на заводе стоял лютый холод, летом – непереносимая жара. Через восемнадцать дней завод начал катать по 5000 пудов рельсов в сутки. Через год он стал крупнейшим металлургическим предприятием России.
На испытание продукции приехал великий князь. Чугунная баба весом в 32 пуда обрушилась на путиловский рельс с многометровой высоты. Рельс выдержал. «Давай английский», – скомандовал Путилов. Тот лопнул с первого удара. Прямо в цехах накрыли столы для гостей и рабочих и долго пировали в честь победы над Англией. Константин был в восторге.
Путиловский завод стал делать все, что было нужно для бурно развивающегося железнодорожного транспорта – рельсы, вагоны, паровозы, мостовые фермы. Это было самое большое и современное машиностроительное предприятие России [18] .
Путилов управлял им как хороший помещик имением. Стариков называл по имени-отчеству, жал руку при встрече, лодыря мог публично изматерить, крестил детей, пропившемуся мастеровому давал деньги на новые штаны и рубашку. Постепенно вокруг завода выросла целая деревня, где селились рабочие. Пасся скот, кричали петухи. Николай Иванович на бричке проезжал мимо, сняв картуз, раскланивался налево и направо.
В голове у него засела новая, еще более амбициозная идея. Завод выходил на взморье. Морского порта как такого в Петербурге не было. Финский залив мелок. Грузы с океанских кораблей перегружали на барки в Кронштадте, а потом буксировали в Неву. Перегрузка и доставка удваивала стоимость фрахта. Путилов задумал создать на заводской земле настоящий морской порт, соединив его глубоководным каналом с Кронштадтом. К порту нужно было протянуть специальную железнодорожную ветку, построить причалы. Денег и согласований требовалась уйма.
Вначале все складывалось как нельзя успешно. Сам государь обещал финансировать порт. Путиловский завод приносил огромный доход, и часть средств можно было вкладывать в новое строительство. Уже через два года к порту провели железнодорожную колею, в 1876 г. начали строить морской канал [19] .
Но у проекта было множество влиятельных противников. Придворный банкир Штиглиц желал строить порт на своей земле – в Ораниенбауме. Миллионер-хлеботорговец Овсянников возглавлял могущественных оптовиков, наживших миллионы на перевалке грузов с барок на корабли и обратно – для них строительство порта было смерти подобно. Конкуренты интриговали, давали взятки, подкупали журналистов.
А «партия Мраморного дворца» двигалась тем временем к окончательному краху. Реформы Александрова царствования, с которыми ассоциировали Мраморный дворец, остановились на полпути. Большинство было ими недовольно – крестьяне нищали, помещики разорялись, студенты распространяли крамолу, бросали бомбы, грозили мужицким бунтом.
Разбилась и личная жизнь покровителя Путилова. Константин был счастливым мужем, отцом четырех сыновей и двух дочерей. Но старший сын Николай оказался вором: крал семейные реликвии, выломал изумруды с материнской иконы, продал их ювелирам. Деньги тратил на любовницу, американскую циркачку Фанни Лир. Дело раскрылось, Николая по настоянию отца выслали из Петербурга навсегда. Любимый сын Вячеслав умер пятнадцати лет. Жену Александру Иосифовну оговорили придворные, Константин заподозрил ее в супружеской неверности и фактически бросил. Он открыто сошелся с балериной Анной Кузнецовой, разъехался с семьей и большую часть года проводил на своей вилле в Ореанде. Двор и свет не одобряли его поступков. Особенно возмущен был наследник (будущий Александр III) – ревнитель приличий и нравственности.
Были у Константина Николаевича и другие враги в собственной семье. Его племянника, великого князя Алексея Александровича, в Петербурге называли «семь пудов августейшего мяса». Огромный представительный мужчина, он единственный из детей государя оставался холостяком. Предназначали его в моряки, воспитывал адмирал Посьет. Константин Николаевич с ужасом думал о том, что его племянник-бонвиван (он открыто жил с замужней дамой, первой петербургской красавицей герцогиней Богарне), кутила, ценитель хорошей кухни и пустейший малый возглавит когда-нибудь русский флот и всячески этому противился. И Алексей, и Посьет, ставший министром путей сообщения, примкнули к партии врагов Константина. Кстати, при Александре III Алексей Александрович стал-таки генерал-адмиралом, тратил миллионы, предназначавшиеся флоту, на актрису Балетту, проводил по полгода в Ницце и довел флот до Цусимы.
