тот выпал из пазух. Подобрав с пола плащ, Морен накинул его на себя и распахнул дверь.
Сразу за порогом начиналась крепкая рубленая лестница, сделанная из того же дерева, что и сам дом. Морен спустился по ней и обернулся — то оказался главный вход, «парадное» крыльцо, расположенное, как и полагалась у домовин, со стороны леса, отворачивая её от села.
Яга очень ловко уводила внимание, этого у неё не отнять. Тропа, освещённая факелами, не только направляла туда, куда ей было нужно, но и скрывала от глаз то, что находилось за её пределами. Наверняка и еду она предлагала столь настойчиво, чтобы отвлечь его от котелка на огне — ведь главная опасность пряталась именно в нём.
«Она очень умна, так просто её не убить». Морен и прежде это понимал, но лишь сейчас осознал, насколько был прав.
Дом он обежал через лес, надеясь, что так не попадётся на глаза. К счастью, лошадь оказалась на месте — стояла, привязанная к тому самому дереву, у которого он её оставил. Седло и уздечка были на ней, а вот седельные сумки пропали, как и все остальные вещи.
— Проклятье! — выругался Морен уже в третий раз.
С соседнего дерева спорхнул и опустился к нему на плечо Куцик. Прошелестев перьями по щеке Морена, прокричал его голосом:
— Проклятье!
— Рад, что ты в порядке, — бросил тот в ответ, погладив птицу по шее.
Поняв, что остался без оружия, Морен начал размышлять, как быть дальше. Да, при нём всё ещё ручной арбалет, но им он мог лишь ослепить, а не убить — для этого обычно его и использовал. Осложнялась ситуация ещё и тем, что он понятия не имел, насколько Яга сильна. В её притворство немощной он ни минуты не верил, но ни с одним проклятым не стал бы сражаться голыми руками: тем обычно хватало силы, чтобы рвать людей на части даже без клыков и когтей. Стоило что-нибудь придумать.
Морен обежал глазами лес, растущие у границы опушки цветы да травы и задумчиво произнёс:
— Придётся прогуляться.
* * *
Перед Малой стояло множество яств. На тарелках аппетитно поблёскивали жиром пирожки и блины, в мисках поменьше — ячменная каша и перловая с салом. Прямо посреди стола, как главное блюдо, возвышался глиняный горшок, наполненный доверху мясной похлёбкой со щавелем, а на десерт ей предложили чёрные лесные ягодки, похожие на смородину. Бабушка Яга разлила по чашкам ароматный настой из трав, в котелке на огне побулькивала ещё одна похлёбка, над столом вился пар от только что приготовленных угощений, и всё так ароматно пахло! Есть хотелось нестерпимо, живот урчал, но пока Мала не решалась ни к чему притронуться.
— Зачем вы меня заперли? — спросила она у Бабушки Яги.
Та, прихрамывая и кряхтя, подошла к сундуку и с удивительной лёгкостью подвинула его, загораживая дверь, за которой остался Скиталец.
— Я проверяла тебя. Насколько доброе у тебя сердце, есть ли в нём злоба и чернота. Ты должна была пережить страх и лишения, чтобы проявить себя. Ты могла бы проклинать меня, сговориться против меня со злом, но не сделала этого. Значит, твоё сердце чистое. Ты выдержала испытания.
— Со злом?
— С проклятым, что выдаёт себя за человека. К счастью, благодаря тебе мы смогли запереть его.
Мала потупила взгляд: стыд жёг ей щёки, но не хватило духу признаться, что она почти поверила Скитальцу.
В действительности тот пугал её. О нём рассказывали страшные вещи: мол, живёт он уже много лет, а нрав и сила у него звериные. Лицо же прячет потому, что и не человек вовсе, а волколак или кто похуже, и под маской у него пасть, полная здоровенных клыков. Про Бабушку Ягу она же, наоборот, слышала только хорошее. И даже сейчас та хлопотала над ней: принесла тазик с водой, чтобы умыться, угощала вкусными на вид и запах блюдами, была всячески добра и приветлива. А стоило Мале вспомнить, что её посчитали достойной, как душа согревалась от гордости.
— А как же Вадя? — поинтересовалась она робко.
Бабушка Яга опустила голову, будто в скорби, помолчала немного, прежде чем ответить:
— Сердце воина чёрствое. Я уже ничего не могла сделать, ничем не могла ему помочь.
Она распахнула сундук и достала оттуда ткань необыкновенной красоты. Багряная, как заря, вышитая золотыми и серебряными нитями, что создавали причудливый узор, — последний сверкал, будто на нём плясали солнечные зайчики. Мала охнула, не в силах скрыть своего восторга.
— Я одарю тебя в благодарность, — улыбаясь, поведала ей Бабушка Яга. — Тканями из Заморья, шелками из горных долин, камнями, мехами и золотом. На границе опушки уже стоит бравый конь, который поможет тебе добраться до дома и увезти всё это с собой. А сейчас кушай, тебе надо набраться сил.
Мала слушала, как заворожённая, и с открытым ртом любовалась дарами, что Бабушка Яга доставала из сундука: рулоны красочной яркой ткани, ожерелья, будто полностью сделанные из камней, блестящие соболиные шкурки, горсти серебряных и золотых монет… Когда восторг чуть утих, она украдкой взглянула на стол и, пока Бабушка Яга не смотрела, взяла из миски несколько ягод и отправила их в рот. Ну какая беда могла случиться от пары ягодок?
Яга вдруг замерла, насторожилась. Принюхалась и зашлась кашлем. С удвоенной ловкостью протопала она к котелку, наклонилась и втянула носом идущий от него пар. Подняла голову, шумно раздувая ноздри, как собака. Каждый вздох давался ей всё тяжелее, пока дыхание не перешло в свистящий хрип.
— Видишь дым? — резко и даже грубо спросила вдруг Бабушка Яга.
Мала, успевшая к этому времени съесть ещё несколько ягод, бросила зажатую в ладони горсть обратно. Вжалась в табурет, испуганная столь резкой переменой тона, но вгляделась в пространство комнаты. В самом деле воздух показался ей густым, тяжёлым, заполненным дымкой, как от костра.
— Да, вижу.
— Так откуда же он?!
Яга потеряла терпение — дышать ей становилось всё тяжелее. Прикрыв нос платком, она затопала к ставням, но, когда распахнула их, дым ворвался в комнату, ударив прямо в лицо. Всё вокруг тут же окутала сизая пелена. Яга зашлась в тяжёлом удушающем кашле, а Мала никак не могла понять, что происходит. Дым и ей щипал глаза, но и только. Она было бросилась помочь Бабушке, но стоило ей ступить на пол, как комната поплыла, а стены заходили ходуном.
— Ой! — вскрикнула Мала. — Что происходит? Почему дом качается?
«Наверное, он ожил и решил уйти от огня», — подумалось ей, и эта мысль странным образом её развеселила.
