class="p1">Яга, продолжая кашлять, упала на колени. Лицо её раскраснелось, как от ожогов. Не в силах вдохнуть, хрипя на каждый вдох, она драла когтями грудь, стаскивая шали на пол, пока пыталась доползти до люка. Дрожащими руками подняла дверцу, готовая вывалиться наружу, и там-то Морен её и ждал. Правая его рука уже была вскинута, а левая сжимала запястье. Раздался щелчок арбалетного затвора, и вырвавшаяся стрела угодила точно в правый глаз.
Яга отпрянула, схватилась за лицо, взвыв нечеловеческим голосом. Скрежет металла и скулёж добиваемой собаки — вот на что это было похоже. Подпрыгнув, Морен ухватился за края люка и, подтянувшись, поднялся в дом.
Мала сидела под столом, зажав уши и съежившись комочком. Пока Яга каталась по полу, держась за выколотый глаз, и истошно визжала, Морен махнул девочке рукой, призывая к себе. Мала долго не решалась покинуть убежище — она бросала беспомощные перепуганные взгляды на Бабушку Ягу, точно хотела помочь ей. Но когда Морен, перекрывая вопли Яги, крикнул ей: «Давай же!», она выбралась из-под стола и просеменила к нему.
Он на бегу поймал её под мышки и помог спуститься через люк. Мала убежала, и Морен мог больше не беспокоиться о ней. Дым, что проникал сквозь щели, запахнутые и распахнутые ставни, теперь медленно уходил в открытый люк. Морену и самому дышалось в нём тяжело: каждый вдох обжигал огнём лёгкие, а открытые участки кожи горели крапивным жаром. Его спасали маска и закрытая одежда, да только он знал, что долго так не протянет. Но всё равно захлопнул дверцу люка, чтобы дым и дальше наполнял комнату. Обежав её взглядом, он нашёл свой меч, прислонённый к стене там, где некогда стоял сундук. Морен бегом кинулся к нему и, едва взяв в руки, вынул из ножен.
— Чем здесь так пахнет?!
Яга больше не каталась по полу — спрятав голову руками, она сжалась на полу и покачивалась из стороны в сторону.
— Зверобой. Я разложил его под окнами и поджёг.
— Ублюдок… Тварь… Сукин сын! — она выла, кричала и проклинала его, баюкая изувеченное лицо.
Морен не спешил нападать — её муки могли быть очередным притворством — и не прогадал: когда Яге надоело ждать, она вскочила, вывернулась из своего кокона и в один прыжок встала на ноги. Выпрямившись во весь рост, она рвала и стягивала с себя платки и юбки — тонкие пальцы обросли птичьими когтями, что легко раздирали ткань. Один глаз закрылся навсегда — по лицу её всё ещё текла тёмная, словно бы чёрная кровь, — но второй, распахнутый, горел насыщенным алым. Когда она сорвала последнюю верхнюю юбку, оставшись лишь в рваном платье, стало ясно, что именно так стучало при её шагах. Там, где должны были быть ноги, из-под подола выглядывали две пары острых, как у рака, конечностей, покрытых жёстким панцирем. Одна пара была поджата, и лишь теперь она опустила её, встав на все четыре лапы. Выпрямив их и перестав горбиться, она возвысилась над Мореном в половину его роста.
Схватившись за ворот платья, Яга разорвала его пополам, до самого живота, и сбросила с худых, покрытых сморщенной кожей плеч. Остатки ткани ещё скрывали нижнюю часть её тела, но теперь взору Скитальца предстала суть её порока. Меж рёбер и отвисших грудей, от ключиц до самого живота, тянулась огромная пасть, полная острейших зубов. Последние шли в несколько рядов, и каждый из них смыкался и размыкался независимо от других.
Явив своё истинное обличье, Яга вскинула когтистый перст и, указав на Морена, прокричала:
— Ты — проклятый!
— Как и ты.
Морен выставил меч перед собой, готовый к бою.
— Ты станешь моим праздничным обедом!
Она бросилась на Морена со всех ног. Он ждал её приближения и, как только Яга ударила когтями, пригнувшись, ушёл влево — туда, где она не могла увидеть его слепым глазом, — и ударил мечом снизу вверх. Яга взревела от боли, чёрная кровь окропила пол, а раненая кисть повисла куском мяса — он не сумел отрубить её, но надрезал сухожилия.
— Ублюдок!
Её крик ударил по ушам. Озверевшая, она резко развернулась, тут же нанося удар, — Морен едва успел отступить назад, и сразу же последовал ещё один удар, более быстрый — когти полоснули грудную пластину, почти достав. Яга наседала, а Морен едва успевал отбивать удары и отступать, встречая её когти клинком. Но каждый раз приходилось делать шаг назад, пока спина не упёрлась в стену. Морена прошиб холодный пот. Он оказался зажат, отступать было некуда. Когда Яга замахнулась, он не придумал ничего лучше, чем в последний момент вскинуть меч, выставив лезвие, как щит.
Яга не успела остановиться — её удар пришёлся на заточенный клинок. Она взревела от боли, лезвие вошло в ладонь — недостаточно глубоко, чтобы отрубить, но достаточно, чтобы замедлить. Морену хватило этой заминки, чтобы уйти влево. Но второй раз приём не сработал. Когда он нанёс удар, целясь в тощий бок, Яга ударила его по ногам одной из конечностей. Морен не удержал равновесие, и лезвие лишь полоснуло её: длины меча не хватило, чтобы нанести более глубокую рану.
Яга вскрикнула, схватилась за бок, и Морен воспользовался её замешкой, чтобы встать на ноги. Когда Яга развернулась к нему, тяжело дыша от гнева, он, готовый защищаться, уже поднял меч. Здоровый глаз Яги обежал комнату, она схватила с огня кипящий котелок и бросила его в Морена.
Он всё ещё был босой. Даже если увернётся, кипяток ошпарит ноги — это он понял сразу. Отбив котелок мечом, Морен упал назад, на открытый сундук — больше и деваться-то было некуда. Спина и плечи тут же отозвались болью: падение вышло не самым удачным. А Яга уже нависла над ним и занесла для удара одну из ног.
Комнату огласил птичий крик. Куцик влетел во всё ещё распахнутое окно и накинулся на Ягу. Он рвал её лицо когтями и клювом, пытался выклевать оставшийся глаз, пока Яга истошно кричала, стараясь отбиться одной рукой. Морен вывалился из сундука. Вода залила почти всю комнату, она всё ещё оставалась горячей, но уже хотя бы не обжигала. Морен зарядил арбалет, вскинул руку и крикнул:
— Куцик, прочь!
Птица вспорхнула под потолок, и Морен выстрелил — Яга успела прикрыть лицо, и стрела вонзилась ей в руку, проткнув насквозь.
— Быстрый, — бросила она как оскорбление. — Проклятый!
Морен не отвечал: он думал. Пол теперь был залит водой, и продолжать бой, размахивая мечом, сродни самоубийству: босиком он мог легко поскользнуться. Плечи и
