с Арианом. Хотя ссорой это назвать сложно. Скорее, это было противостояние. Мы обсуждали эту ситуацию, и он сказал тогда, что в его силах всё изменить. Что — всё? не поняли мы. Свою жизнь? Оказалось, что нет. У него были… весьма обширные планы. Он говорил более чем странные вещи. Что картина мира, в которой возможны такие страдания, как он перенес, не верна изначально. Что если бы общий порядок был иным, мир стал бы счастливее и светлее. Что два Контроля — это порочный путь, который по итогам в любом случае способен привести к противостоянию. Что необходимо некое единое начало, а не множество… и другое, в том же духе. И что если бы он прожил не такую жизнь, как ему досталась, он бы очень постарался сделать всё иначе. Мы тогда же ответили ему, что это полный бред, что если от нас что-то и зависит вообще, оно работает совсем иначе, что страдания — это нехорошо, но это может быть одним из необходимых элементов всей системы, частью которой мы являемся… Ит, мы говорили годами, понимаешь? Мы находились тогда в закрытой зоне для Контроля, на Орине, и никуда оттуда уже не уходили — но мы перемещались внутри этой зоны, и говорили, говорили, говорили… и тогда же пришли к выводу, что решать будем уже не мы. Но в наших силах изменить условия задачи. А для начала — нужно разделиться, полностью, без возможности нового сбора.
— Ага, сейчас, — хмыкнул Ит. — Без возможности, как же. Вот тебе и без возможности.
— Вижу, — констатировал Пятый. — Не вышло. Потом… мы определили себе человеческие судьбы. Старт. Ну, кроме рыжего, который сам знаешь что сделал.
— Не напоминай, — Ит усмехнулся. — Жаль, ты не видел. Я тебе покажу, что у него получилось. О, эти полоумные танцы в платье, и жареная картошка… ладно, не суть. Давай дальше.
— Так вот. А на последнем этапе мы как раз и заложили эту самую гипотетическую возможность возврата. Но при соблюдении невыполнимых условий. Например, мы заложили в свою программу Эри, понимаешь? Что греха таить — убитую нами же Эри. Чтоб наверняка…
— Наверняка — что именно?
— Чтобы не вернуться, — пояснил Пятый. — И чтобы он не смог вернуться. Ни мы. Ни он.
— Гомеостат, — Ит развел руками. — Вот и думай.
— Думаю. Знаешь, когда мы продрали глаза, и впервые увидели вас… — Пятый запнулся. — Я могу сказать только матом. Потому что о том, что мы почувствовали, другими словами сказать невозможно.
— Любимый Русский Сонм, — понимающе покивал Ит. — Можешь не говорить. Я про себя уже проговорил.
Пятый усмехнулся.
— Нет, ну есть приличное слова «невероятно» и «охренели», — продолжил он. — Но они не отражают, конечно, целиком… н-да. Кстати, хочешь прикол? Про божественную сущность первым заговорил именно Ариан.
— Про свою? — уточнил Ит.
— Про вообще. Он сказал, если дословно, что «Богу нужен другой путь».
— «Мы пойдем другим путём», — не удержался Ит. — В.И. Ленин. Прелесть какая.
— Это сейчас смешно, наверное, но тогда нам с Лином это смешным не показалось. А показалось нам, что ну его к шуту, этот новый путь.
— Потому что страшно?
— Не за себя, — Пятый отвернулся. — За других. За очень многих других. Потому что его расчеты рисовали ему одну картинку, а нам наши — совсем иную. И, знаешь, лучше самому пострадать, чем осознавать, что ради твоего благополучия станут несчастны триллионы. Он возражал, что это вовсе не так, что не станут, наоборот, он хотел действовать во благо всех и вся, и…
— И вот, действует. Пока что с неизвестным результатом. Мы тут сидим, и про триллионы ничего знать не можем, — Ит покачал головой, и снова сел на камень.
— Пока не можем. Но узнаем, наверное, — Пятый сел рядом. — У тебя сигареты есть?
— Вечная песня… ладно, есть, но ты помнишь, что нам еще вниз спускаться? — упрекнул Ит.
— Помню. И нормально спущусь, не сомневайся, — заверил Пятый. — Вообще, конечно, спасибо вам всем большое. Никогда в жизни так себя не чувствовали, если только в молодости.
Ит усмехнулся.
— Да всегда пожалуйста, — ответил он. — Слушай, пока мы курим… ты очень ловко сейчас обошел много важных деталей, но всё-таки я рискну тебя спросить: что именно вас до такой степени тогда напугало?
— Он пошел на контакт с Официальной, — с большой неохотой ответил Пятый. — И именно он узнал, что она… тоже в курсе. Они поддержали именно его решение, Ит.
— Так…
Эдри, вспомнилось ему. Эдри, куратор, у которой хранились архивы считок, которые она им тогда предоставила — видимо, далеко не первый куратор, который был связан со всей этой историей. Знали? Конечно, они знали. Наши первые назначения, в частности — поступление туда, куда поступить при иных исходных данных мы бы не смогли ни за что в жизни. Орин, снова и снова Орин, к которому мы оказались (в отличии от Ри) привязаны очень надолго, и очень крепко. И были бы привязаны до конца дней своих, если бы не Терра-ноль, и не наш общий бунт, получившийся в результате. Он ведь нас едва не переиграл, да нет, он нас и переиграл, потому что сам он был если не стопроцентно свободен, то уж точно не привязан невидимыми веревками к определенному месту. И, конечно, глобальная разница — какие-то, пусть и хорошие, агенты, и — ученый, с такими способностями, с таким именем, с таким положением… Да что же это такое. Проекты, огромное количество проектов, в которых он занимал самые высокие должности — еще задолго до того, как стала открываться вся эта система. Кто их курировал? Кто их оплачивал? Верно. Снова и снова — официальная. С которой мы все то были в контрах, то сотрудничали, то снова начиналось какое-то противостояние, но ведь суть была одна, всегда одна — и про эту суть тогда вообще не думали.
— Вот же черт, — пробормотал Ит. — Ну и ну.
— Ты о чем? — не понял Пятый.
— Да всё правильно, — Ит посмотрел на Пятого. — Всё верно. Спасибо, что рассказал.
— Боюсь, я далеко не всё рассказал, — покачал головой Пятый. — Но если я буду рассказывать дальше, мы переломаем
