Я снова упаковала ногу и отдала ее курьеру, отвечающему за них, и продолжила работу, как и в предыдущие четыре дня, идентифицируя останки. Часы летели, а я сортировала тела и части тел, исследуя самые мельчайшие детали. Я не замечала как другие приходили и уходили, как дневной свет в окнах стал сереть.
Я совсем потеряла счет времени, пока не подняла голову и не увидела Райана, укладывающего в кучу сосновые ящики в дальнем углу пожарной станции. Он подошел к
моему столу с таким серьезным лицом, которого я раньше не видела.
— Как дела? — спросила я, опуская респиратор.
— Скорее рак на горе свиснет, чем мы все это отсортируем.
Его глаза были усталыми и под ними обозначились темные круги, а лицо стало таким бледным, как обескровленная плоть лежащая на моем столе. Это меня шокировало. Затем пришло понимание. В то время как моя грусть касается незнакомых мне людей, его боль была личной. Они с Бертраном были напарниками почти год.
Мне хотелось сказать ему что-нибудь успокоительное, но в голову лезла только одна фраза: «Мне так жаль Жана!»
Он кивнул.
— Ты в порядке?
Он расслабил сжатые челюсти.
Я вышла из-за стола, чтобы взять его за руку, но тут мы оба уставились на мою протянутую руку в окровавленной перчатке.
— Стоп, Квинси, никаких рукопожатий.
Комментарий снял напряжение.
— Испугалась, что ты прикарманишь скальпель, — улыбнулась я, схватив инструмент.
— Тайрел сказал, что ты свободна.
— Но…
— Уже восемь вечера. Ты здесь 13 часов.
Я взглянула на часы.
— Встретимся за этим храмом любви и я помогу тебе с расследованием.
Мои спина и шея занемели, а в глаза будто насыпали песка. Я опустила руки на талию и потянулась.
— Или я тебе помогу.
Когда я распрямилась, то уперлась взглядом прямо в глаза Райана, который с наслаждением наблюдал за мной.
— Даже не думай! Я усну как только голова коснется подушки.
— Тебе надо поесть.
— Боже, Райан, ну причем здесь мое пищеварение? Ты хуже моей мамы!
В это мгновение я заметила машущего мне Ларка Тайрелла. Он показал на свои часы, а потом провел рукой по горлу. Я кивнула, что поняла и закругляюсь.
Сказав Райану что мы можем только побеседовать, и больше ничего, я разложила останки по пакетам, заполнила бланки прилагающиеся к ним, и отдала все коробки курьеру.
Одевшись в свою обычную одежду, я умылась и вышла.
---------------
Спустя минут сорок мы с Райаном сидели в кухне гостиницы и ели сендвичи с мясом. Он уже в третий раз жаловался как ему не хватает пива.
— Алкоголики и обжоры кончают в нищете, — ответила я на это, вытряхивая кетчуп из бутылки.
— Кто сказал?
— Если верить Руби — Книга Притчей Соломоновых.
— Я бы совершил преступление чтобы выпить пивка.
Похолодало и Райан был одет в лыжный свитер василькового цвета, превосходно сочетающийся с цветом его глаз.
— Это точно сказала Руби?
— Шекспир это сказал. В «Генри VI».
— Твоя жизненная позиция?
— Как и Генри, Руби деспотична. Расскажи о расследовании.
Я откусила сендвич.
— Что ты хочешь узнать?
— Нашли черные ящики?
— Вообще-то они оранжевые. И ты кетчупом измазала щеку.
— Уже нашли самописцы?
Я вытерла лицо и удивилась — ну как мужчина может быть таким симпатичным и в то же время таким раздражающим?
— Да.
— И?
— Их отослали в лабораторию NTSB, в Вашингтоне, но я слышал копию записи переговоров в кабине экипажа. Хуже этих 22 минут я еще не переживал.
Я ждала продолжения.
— В FAA строжайшие правила поведения в кабине на высоте до 10.000, так что первые 8 минут пилоты очень заняты. После они уже ведут себя посвободнее, переговариваясь с диспетчерами, болтая о детях, обедах и игре в гольф. Вдруг треск и все меняется. Они тяжело дышат и орут друг на друга.
Он сглотнул.
— На заднем фоне слышны гудки, потом какая-то трескотня, а потом вопли. Члены звуковой команды идентифицировали каждый звук который мы слышали. Автопилот вырубился. Скорость зашкалила. Сигнал опасной высоты. Такое впечатление что им удалось выровняться на некоторое время. Такое слушаешь и понимаешь что эти ребята всеми силами пытались спасти самолет. Черт!
Он снова сглотнул.
— Потом слышен только леденящий кровь протяжный вой. Сигнал об опасном сближении с землёй. Затем грохот. И тишина.
Где-то в доме хлопнула дверь и послышался шум бегущей по трубам воды.
— Тебе знакомо чувство, когда смотришь документальный фильм о природе и совершенно не сомневаешься что лев-таки сожрет газель, но ты все надеешься на что-то, и когда он все же потрошит ее, тебе гадко на душе? Здесь почти тоже. Ты слышишь голоса этих людей, вылетевших из нормальной жизни в кошмар, знаешь что они умрут и ни черта с этим поделать не можешь!
— А что насчет рекордера полетных данных?
— Расшифровка займет недели, а может и месяцы. Тот факт что голосовой рекордер так долго работал, говорит о последовательном разрушении, так как ток перестает поступать к рекордеру, как только двигатели и генератор выходят из строя. Но теперь говорят что питание отключилось резко, во время на вид нормального полета. Это указывает на аварию в воздухе.
— Взрыв?
— Возможно.
— Бомба или техническая авария?
— Да.
Я кинула на него испепеляющий взгляд.
— Отчеты техников указывают, что были незначительные проблемы с самолетом за прошлые два года. Нормальные части были переделаны, а некоторые выключатели были заменены дважды. Но по записям ремонтной группы это выглядит как простой текущий ремонт.
— Что-нибудь есть об анонимном звонке?
— Звонки были сделаны из телефона-автомата в Атланте. У CNN и ФБР есть запись.
Сейчас проводят голосовой анализ.
Райан отхлебнул лимонад, скривился и поставил стакан на стол.
— Как по-другому можно сказать «команда труповозов»?
— Это строго между нами, Райан. Тайрелл еще ничего официально не заявлял.
Он жестом показал мне продолжать.
— Мы находим много проникающих ранений и много переломов голени и лодыжки. Это не типично для падения на землю.
Я вспомнила о подагрической ноге, и снова почувствовала себя озадаченной. Райан наверное все прочел на моем лице.
— Что-то еще, мой цветочек?
— Могу я тебя кое о чем спросить?
— Вперед.
— Это прозвучит странно.
— В противоположность твоим обычно традиционным взглядам.
Еще более испепеляющий взгляд в его сторону.
— Помнишь ступню, что мы спасли от койотов?
Он кивнул.
— Она не подходит ни к одной из жертв.
— Что не соответствует?
— Главным образом возраст, и я вполне уверена в своей оценке. На борту не было никого настолько старого. Мог ли кто-нибудь лететь зайцем?
— Я разузнаю. Мы в армейских самолетах периодически вот так подвозили, но подозреваю, что это было бы довольно сложно на коммерческом рейсе. Служащие авиалинии иногда летают бесплатно. Это называется «полёт порожняком». Но они были бы указаны в декларации.
— Ты служил в армии?
— Крымская война.
Я проигнорировала это.
— Может кто-то отдал билет? Или продал его?
— Для этого нужно показать паспорт.
— А что если пассажир покупает билет на свои документы и потом отдает его кому-то?
— Я поспрашиваю.
Я доела маринованные огурцы.
— Или кто-то, возможно, транспортировал биологический образец? Эта нога выглядит более разложившейся, чем отстальной материал, который я обрабатывала.
Он посмотрел на меня скептически.
— Более разложившейся?
— Разложение ткани более быстрое.
— Разве на скорость гниения не влияет окружающая среда?
— Конечно.
Я добавила еще кетчупа и сунула в рот последний сендвич.
— Думаю, что о биологических образцах нужно сообщить, — сказал Райан.
Я вспомнила, как когда-то перевозила на самолете кости как ручную кладь. По крайней мере один раз я транспортировала ткань, запечатанную в герметичный пластиковый контейнер, так что я могла видеть следы пилы оставленные серийным убийцей. Но в данном случае я не была уверена.
— Может койоты притащили ее откуда-нибудь еще? — предположила я.
— Например?
— Какое-нибудь старое кладбище.
— Рейс 228 упал на кладбище?
— Не обязательно прямо на него.
Я вспомнила свое столкновение с Саймоном Мидкифом и его беспокойство о раскопках, и сообразила как это абсурдно звучит. Однако, скептицизм Райана раздражал меня.
— Ты спец по псовым, и прекрасно осведомленн о том, что они любят таскать разные вещи отовсюду.
— Возможно ногу оторвали у живого, так что она теперь выглядит старше своего возраста.
Должна признать что такое возможно.
— И более разложившейся.
