Мне по вкусу более простая обстановка. Хотя меня никогда заботила простота и строгость модерна — дайте мне антикварный стульчик Хеплвайт[12] и я буду несказанно счастлива, и наоборот — поместите меня в хаос и я заскучаю.
— Очень мило, — произнесла я.
— Теперь я вас покину. Ужин в 6.00, а так как вы опоздали, я оставила вам подогретой тушеной баранины Не хотите тарелочку?
— Нет, спасибо. Я собираюсь спать.
— Вы уже ужинали?
— Я не очень голодна…
— Да вы на себя посмотрите! Вы худы как бродяжка-беспризорник. Вы не сможете работать на пустой желудок.
Ну почему все вокруг уверены что знают как именно мне надо питаться?
— Я принесу вам поднос.
— Спасибо, Руби.
— Не стоит благодарности. И еще одно. Мы тут в «Хай-Ридж Хаус» не закрываем двери, так что вы можете уходить и приходить в любое время.
Несмотря на то что я приняла душ на месте аварии, я все равно распаковала несколько новых вещей и долго пролежала в горячей ванне. Как многие жертвы насилия, люди работающие на местах катастроф, часто с ожесточением моются, словно желая очистить и разум и тело. Я вышла из ванной и меня ожидала тушеная баранина, черный хлеб и кувшин молока. Как только я воткнула вилку в кусочек репы, мой телефон зазвонил.
Боясь, что звонок прервется я подскочила к своей сумке и не долго думая вывалила все ее содержимое на кровать и стала рыться в вещах — лак для волос, кошелек, паспорт, ежедневник, солнечные очки, ключи и косметика. Наконец я нашла телефон и молясь про себя чтобы это была Кэти, ответила на звонок.
Это была она. Голос моей дочери так подействовал на меня что мне с трудом удалось сдержать рыдания.
Невзирая на то что она не сказала где она, голос ее звучал довольно радостно. Я дала ей номер телефона в гостинице. Она рассказала мне что она с другом и вернется в Шарлоттсвиль вечером в воскресенье. Я не спрашивала, а она не упомянула, о том друг с ней или подруга.
Вода и мыло, плюс долгожданный звонок от дочери сделали свое дело — выдохнув с облегчением я поняла насколько голодна. Я успокоилась и прикончив баранину Руби, упала в кровать.
Кажется этот Ситцевый Дом не так уж и плох.
---------------
Утром я встала в 6, надела новый костюм цвета хаки, почистила зубы, подкрасилась и убрала волосы под кепкой. Теперь я готова. Спустилась по ступеням, с намерением спросить Руби о стирке моих вещей.
За длинным сосновым столом в гостиной сидел Эндрю Райан.
Я села напротив него, ответила на «Доброе утро» Руби и подождала пока она нальет мне кофе.
Заговорила я только когда дверь кухни за ней закрылась.
— Ты что здесь делаешь?
— Ты всегда будешь меня об этом спрашивать?
Я молча ждала.
— Шериф порекомендовала мне этот отель.
— Другие не в счет, да?
— Мне здесь нравится, — заявил он, оглядывая гостиную. — Прелестное местечко.
Он указал свей кружкой на надпись «Господь — есть Любовь», вырезанную в сосне и покрытую лаком.
— Как ты узнал что я здесь?
— Цинизм приводит к преждевременным морщинам.
— Это не верно. Так кто сказал тебе?
— Кроу.
— Почему не "Комфорт-Инн"?
— Переполнена.
— Кто еще здесь?
— Пара ребят из NTSB наверху и еще спецагент из ФБР. Интересно что их делает «специальными»?
Шутку я проигнорировала.
— Я жду когда ванная освободится. Два других где-то на первом этаже. И еще я слышал что некоторым журналистам удалось выбить комнатку в подвале.
— Ты-то как получил комнату?
Его голубые глаза викинга превратились в невинные глазки младенца.
— Должно быть мне чертовски повезло. Или может Кроу подсуетилась.
— Даже не думай о моей ванной!
— Как ты цинична!
Вернулась Руби с яйцами, ветчиной, жареной картошкой и тостами. Хотя обычно я завтракаю кашей и кофе, сейчас я набросилась на еду словно оголодавший турист.
Мы ели в тишине, и я задумалась о таких вещах — почему присутсвие Райана меня раздражает? Все дело в его необычайной самоуверенности? Его опекунское отношение ко мне? Его вторжение в мою сферу влияния? Или же меня смущает тот факт что всего год назад он предпочел работу мне, исчез из моей жизни надолго? Или то, что он появился именно тогда когда я особо нуждалась в помощи?
Когда я потянулась за тостом мне пришло в голову что он так ничего и не сказал о своем расследовании под прикрытием. Жутковато. Ладно, еще расскажет.
— Подай джем, пожалуйста.
Он передал мне баночку.
Райан застал меня в неприятной ситуации.
Я намазала тост черным как лава джемом.
Волки не его вина. Так же как и авиакатастрофа.
Руби снова наполнила чашки.
И, боже, он ведь только что потерял напарника!
Сострадание немного сняло раздражение.
— Спасибо тебе за то, что отпугнул волков.
— Это были не волки.
— Что? — раздражение вернулось.
— Это были не волки.
— Я тоже подумала что это стайка кокер-спаниелей.
— В Северной Каролине нет волков.
— Помощник Кроу говорил о волках.
— Парень наверное вомбату[13] от карибу[14] не отличит.
— В Северную Каролину волков завозили. — Я была уверена что когда-то читала об этом.
— Тех рыжих волков завезли на восток в заповедник, не в горы.
— Предполагается что ты эксперт по дикой жизни в Северной Каролине.
— Как они держали хвосты?
— Что?
— Хвосты были подняты или опущены?
Я задумалась.
— Опущены.
— Волки держат хвосты прямо, койоты опущенными и поднимают только когда угрожают.
Я вспомнила как хищники рычали, а потом подняв хвосты, окружили меня.
— Ты хочешь сказать — это были койоты?
— Или дикие собаки.
— Здесь, в Апалачах, койоты?
— Койоты есть во всей Северной Америке.
— Ну и что?
— Да, ничего. Я просто подумал, что ты захочешь знать.
— Все равно это было страшно.
— Тут ты чертовски права. Но это не самое ужасное что с тобой может случится.
-------------
Райан оказался прав. Несмотря на испытанный страх, койоты это не самое ужасное что мне пришлось пережить. Последующие дни были тому подтверждением. Я все время была по локоть в разлагающейся плоти, отделяя останки и восстанавливая части тел.
Вместе с патологами, дантистами и другими антропологами я распознавала пол, возраст, расу и вес, просматривала рентгеновские снимки, сравнивала прижизненные и посмертные снимки и устанавливала повреждения. Это была ужасная работа, и юность погибших делала ее еще мрачнее.
Для многих это был сильнейший стресс. Некоторые падали, бегали в истерике, пока дрожь, слезы и ночные кошмары не отпустили. Это были люди которым нужна была помощь психолога. Другие просто собирались и уезжали домой.
Но у большинства мозг адаптировался и нереальное стало обычным. Мы просто абстрагировались от этих ужасов и выполняли свою работу. Каждый вечер ложась в постель, одинокая и вымотанная, я была довольна результатами проделанной за день работы. Я думала о семьях погибших, и уверяла себя что система функционирует правильно. Мы поможем им найти своих.
И тут в руки мне попал экземпляр 387.
Я не вспоминала о найденной мною ноге до того момента как мне ее привезли. С того памятного завтрака мы с Райаном больше не пересекались. Уходила я каждый день раньше семи, а возвращалась в гостиницу слишком поздно, принимала душ и проваливалась в сон. Мы с ним едва обменивались приветствиями типа «Доброе утро», и ни разу не заговорили на тему его работы под прикрытием или его участии в расследовании катастрофы. Из-за того что на борту был офицер полиции Квебека, канадские власти просили Райана участвовать в расследовании. Все что мне известно — просьба была исполнена.
Отбросив мысли о Райане и койотах, я вытащила содержимое контейнера на стол.
В последние дни мне пришлось обработать десятки разодранных конечностей, так что нога больше не казалась чем-то жутким. Фактически, многочисленные раны голени и лодыжки обсуждались сегодня утром на летучке, и патологи с антропологами сошлись во мнении что это тревожный знак.
Простой осмотр ноги мало что показал. Только то, что ногти на ней утолщенные и желтого цвета, очень сильный бурсит, приведший к смещению большого пальца, так что можно утверждать что это нога взрослого. Размер ступни говорит что это женская нога.
Хотя кожа и была цвета хорошо поджаренного тоста, я знала что это ничего не значит, поскольку даже кратковременное внешнее воздействие может привести к осветлению или потемнению плоти.
Я вставила рентгеновские снимки в световую рамку. Эти снимки отличались от виденных мною раньше, тем что на ноге не было никаких посторонних предметов. Я сделала отметку на бланке что прилагался к пакету жертвы.
