Есть… такие заклятья, которые помогают стабилизировать изображение.
— А почему там бы стерся?
— Там он не стерся бы, там бы его проломили. Энергетическую составляющую. И да, живых граница пропустит. Но злоупотреблять не советую.
Джер молчал минуты две. Но спать ему определенно не хотелось. Вот ведь. еще недавно шел и падал, а теперь вон вертится ужом.
— А как же раненые?
— Какие?
— Вот он, — Джер указал на парня.
— Он как раз спит. Разумный юноша.
— А Ица?
— И она спит!
— Долго! Это нормально, что она спит так долго? И почему вы его просто не излечите? Вот… — он даже сел. — Это же ж…
— Начинаю вспоминать, почему все мои отпрыски до достижения тридцати лет живут на своих этажах…
— Потому что это не так просто. Нельзя сделать что-то из ничего. Сейчас сил нет ни у меня, ни у… кстати, как его зовут?
— Зови теперь Красавцем, — Тень сидел на корточках.
— Наемники отличаются невероятной суеверностью. Они полагают, что истинное имя человека дает магу власть над этим человеком.
Похоже, Карраго тоже не спалось.
— А не дает? — Дикарь держался у границы.
— Как сказать… сильный маг и без имени обойдется. А слабому, тому да, имя лишним не будет. Красавчик… длинновато, не сочтите за критику.
Тень тихо вздохнул.
— С другой стороны да… жить он определенно будет, теперь в этом сомнений нет. Однако вот рубцы останутся. Чувство юмора у наемников тоже своеобразное.
Винченцо тоже лег.
Жестковато.
И корень какой-то, выбившись из земли, упирается в ребра. И главное, не покидает ощущение полной ненормальности происходящего. Будто он, Винченцо, заблудился в чьем-то донельзя безумном сне.
Размышляя об этом он и уснул.
Быстро.
Словно разом отключился. Причем как-то сразу и ясно понял, что спит.
Туман.
Здесь, во сне, он серый и плотный настолько, что можно потрогать. Винченцо и потрогал. На ладонях осталось ощущение липкой грязи. Он их вытер.
А дальше что?
Зелье действует?
Место не изменилось. Почти. Лес отступил. Кустарники исчезли. Земля. Нет, она была, но подбиралась к краю оврага, даже нависала над ним бахромой переплетенных корней, но дальше, ниже земля сменялась металлом. Серебристым. Гладким до того, что смотреться можно.
Скользким наверняка.
Металлическая стена уходила вниз. А вот туман держался поверху.
Винченцо лег на живот и дотянулся ладонью до металла. Теплый. Как будто живой. В этом должен был бы быть смысл, но смысла не было.
Он убрал руки.
Осмотрелся.
Овраг тянулся широкой серебристой полосой. Та уходила куда-то за горизонт, растворяясь на линии его.
— Эй, — Винченцо обернулся. — Есть тут кто…
Потом подумал, что кричать в незнакомом месте — так себе идея. Вдруг и вправду кто-то есть. Кто-то такой, с кем встречаться не желательно.
Он потянулся к силе.
Силы не было.
Даже того робкого огонька, который теплился на дне источника и в самые худшие времена. Источника тоже не было.
Винченцо…
Стал обычным человеком? Он поднял руки.
Ничего не изменилось.
И пальцы шевелятся. Он ощущает прикосновение к коже. И неровность этой кожи тоже ощущает. Щетину, что пробивается наружу.
Хорошо? Плохо?
Он понятия не имеет, что чувствуют обычные люди. Но в данном случае очевидно, что ситуация может быть истолкована двояко.
В первом случае Винченцо имеет дело с игрой собственного разума, на котором сказались многочисленные потрясения — не могли они не сказаться. Во втором — он и вправду оказался в месте, которое отрезало его суть от силы. И главное, пусть данная теория не имела сколь бы то ни было внятных подтверждений, Винченцо она казалась ближе.
Допустим, все именно так.
Он оказался… где?
Рядом со свежесотворенным кругом. Судя по блеску металла, отсутствию земли и растений… к слову, металл уходил дальше, выгибаясь этаким горбом, на котором Винченцо и стоял. Он сделал несколько шагов от края. Да, металл соединялся с подложкой из металла же. Причем плотно, так, что место соединения Винченцо отыскал не сразу. Щель была тоньше волоса.
Но была.
А еще через десяток шагов на металле появился песок.
Сменился глиной.
И землей.
На ней даже чахлые деревца высились предвестником будущего леса.
Итак, если допустить, что он видит… скажем, прошлое? Далекое?
Весьма далекое.
Почему?
Другой вопрос.
Грань силы. Болезнь, которая не болезнь, а дорога духов. Винченцо же случалось… если так, то надо идти. Назад? Вперед? Осталось разобраться, где тут назад, а где тут вперед…
— Эй, — он все-таки крикнул снова, пусть это было нелогично. — Духи, покажитесь!
Тишина.
Эха и того нет.
Он повернулся и направился к кольцам. Если идти вдоль… то он будет просто идти вдоль. Картинка почти не меняется. Овраг. Отвесная стена. Гладкий металл. И звук собственных шагов отдается в ушах. А еще жарко. Солнце вскарабкалось на небосвод, только какое-то низкое и красное. Да и само небо темное, серое даже, будто там, между солнцем и землей, повисло облако пыли.
Или…
Пот сочится по шее. По спине. Пот пропитал одежду. И собственное дыхание теперь с присвистом. Губы склеило от сухости. Язык распух. Еще немного и Винченцо подавится этим языком.
Но он идет.
Ему надо. Туда. Вперед. Зачем? Понятия не имеет… но надо. Очень. И он идет, идет… пока путь не перерезает вереница столбов. Они начинаются где-то там, над чахлым леском, из которого выступают белесыми костями. И стоят, если Винченцо хоть что-то понимает, на равном расстоянии друг от друга. Дальние почти не различимы. Но важно не это. Важно, что столпы уходят в металл.
И тот, что на берегу.
И тот, что в обрыве. И там, на дне обрыва. С близкого расстояния столпы кажутся вовсе странными. Тонкие, с запястье величиной, они пронзают металл Древних, словно гигантские спицы. Но чем выше, тем толще становятся.
Винченцо прикрыл глаза, потому как солнце, несмотря на пыль, слепило. И да, если ему не мерещилось, то где-то над головой столпы связывались друг с другом тончайшими нитями, образуя престранное сооружение. Словно кто-то планировал строить веревочный мост и даже проложил тросы, но после вдруг взял и бросил.
Это определенно что-то да значило.
Например, шанс.
Если, конечно, мост уцелел.
Если Винченцо сумеет вернуться.
И если ему не примерещилось, что тоже было вполне реально. Но… он потянулся к силе и поморщился. Там, в мире настоящем, он бы просто поставил метку, пусть даже ушло бы на нее куда больше сил, чем обычно. Здесь же ему что делать?
Как пометить?
И вообще…
Хотя… он развернулся и зашагал по собственным следам. Точнее там, где эти следы были.
— Раз, два, три… — он считал вслух. Это помогало сосредоточиться, хотя жажда лишь усиливалась. — Десять… двадцать…
И сбиться сложнее.
По шагам тоже можно определить расстояние. А там…
— Двести сорок три…
Главное, чтобы получилось вернуться. А там уже Винченцо решит, примерещилось ему или нет. Да и какая разница, где палить сухой кустарник, там, где они встали лагерем, или сотней шагов восточнее?
Ладно, не сотней.
Три тысячи триста тридцать три.
Красивое число.
Винченцо осмотрелся, поморщившись, он не был уверен, что очнулся именно здесь, но… дальше как?
Он опустился на металл, который почти не нагрелся на солнце, что тоже было не совсем нормально. И лег. И сцепил руки на груди. Закрыл глаза. В том мире он заснул, чтобы проснуться в этом? Следовательно, стоит попробовать тот же способ.
Если повезет, получится.
Если.
Повезет.
Глава 7
Верховный
Шаг.
И еще шаг.
И руку поднять выше. Она почти не ощущается, но хотя бы не тяжела, особенно, если поддерживать под локоть. Идти…
По узкому коридору.
Стены неровные, грубо отесаны и лишены украшений. Ни барельефов, ни росписей, лишь этот серый во тьме кажущийся грязным, камень. От него и пахнет-то сыростью, плесенью. Воздух внутри пирамиды тяжелый и спертый, такой, что каждый вдох дается с боем. И разум нашептывает, что стоит вернуться, что все это путешествие напрочь лишено смысла.
Что Верховный хочет найти там, внутри?
Очередную тайну?
А не довольно ли с него? У него и так тайн больше, и все какие-то бесполезные, вроде того хранилища Древних? Да и вовсе… сколько ему осталось? Он давно уже живет в долг, так стоит ли теперь… пусть кто-то другой, помоложе, возьмет на себя
