него; а затем, если вы понимаете, что она невесома, а ощущение пространства отсутствует, нужно определить, была ли эта странность заложена художником в метафорических целях, или ему не хватило умения, чтобы придать форме тактильность, пространственность, естественность, движение, напряжение, связность, жизнь.
Изображенная Леонардо голова Моны Лизы кажется крупноватой для ее плеч, а пейзаж на заднем плане приближен так, что небо и земля как будто являются продолжением образа героини и кажутся немного неправдоподобными, словно по обе стороны от нее развернулся холст ее собственного воображения; хотя змеящаяся тропа будто бы берет начало в самой Моне Лизе и проходит сквозь нее, пересекая плечо и помогая ей слиться с окружающим миром, а ее живот растворяется в дымчатой, чернильной тьме – Леонардо здесь не ущербен, а поэтичен. Леонардо пишет свою модель, окруженную светом и свет излучающую, воплощая продуманную, правдоподобную форму и человеческую природу. Но художник дает нам гораздо больше. Он наталкивает нас на мысль о том, что Мона Лиза приближается и отступает, возникает и исчезает; что она – женщина, гора, небо и дух; она – здесь и сейчас, но при этом она так далека и недосягаема, она взмывает и растворяется в облаках; Мона Лиза безмятежна и возвышенна, она – идеальная натурщица для портрета и муза для творца, источник красоты, поэзии и света, исток мира.
Чем лучше вы станете разбираться в том, как действуют – и могли бы действовать – элементы произведения искусства, тем лучше вы начнете понимать возможности искусства вообще. Вы будете знать, что искать в произведениях искусства и чего от них ожидать. Вы станете сравнивать улыбку каждого портрета и каждый пейзаж с изображенным на полотне Леонардо. Нет, вы не будете искать Леонардо да Винчи в каждом художнике (это просто бессмысленно: ведь любой художник уникален), но научитесь ценить умение создавать формы и управлять ими так, чтобы они убеждали и трогали вас, вели в глубинные и высшие пространства, подобные тем, проводником в которые является Леонардо. И вы начнете искать в работах Пикассо, Рембрандта, Джакометти и Леона Коссофа ощущение формы, цели и света, противоречия, движения и взаимодействия – метафоры, а не просто скрупулезной фотографичной верности.
Вы увидите, что Пикассо и Джакометти, Леонардо и Рембрандт, несмотря на их разные голоса и работы, делают метафорически схожие вещи и ведут вас в те же глубины и на те же вершины. Вы увидите, что элементы произведения искусства делают гораздо больше, чем просто участвуют в описании предмета. В портретах вы научитесь отыскивать элементы, которые организуют и оркеструют себя сами, стягивают силы, сливаясь в реалистичную, противоречивую и сложную личность персонажа. А потом та же многогранность и тот же уровень метафоричности откроются вам не только в портретах, пейзажах и натюрмортах, но и в абстракциях, видео-арте, перформансах и ассамбляжах. В каждом произведении вы будете искать уникальный, захватывающий и убедительный голос. Вы станете ожидать большего, видеть больше, искать большего и находить большее.
Вы увидите, как работают небольшие сжатия и изменения пространства, как они ведут вас через произведение искусства не только вертикально и горизонтально, но и с переднего плана назад, в глубину, и снаружи внутрь. Вы заметите пространственное напряжение в мазках, очертаниях, формах и линиях. Вы обнаружите скрытые линии визирования, которые соединяют одну форму с другой; обнаружите, что художник может заставить вас совершить прыжок из одной точки в другую (как в пространственной арабеске улыбки Моны Лизы, которая будто определяет пропорции ее лица; или по линии чувственной, таинственной тропы, которая как будто проникает внутрь и движется сквозь руки и торс Джоконды, объединяя ее фигуру и окружающий пейзаж). Вы поймете, как художники трансформируют материал: как тяжелая мраморная, бронзовая или каменная скульптура может парадоксальным образом попирать законы гравитации, казаться гораздо тяжелее сверху, чем снизу, парить, местами казаться прозрачной, выглядеть так, словно ее элементы движутся, будто они податливы вопреки непреодолимой твердости и неподвижности скульптуры.
Вы научитесь позволять художнику вести вас словно в танце. И, двигаясь сквозь произведение, позволяя глазам перебегать и скользить от формы к форме, вы начнете улавливать его ритмы и мелодии. Вы почувствуете, как ваши глаза танцуют среди его элементов: то ускоряясь, то замедляясь, замирая и останавливаясь; чертят длинные лирические дуги и вживаются в ритм стаккато, как это происходит в «Буги-вуги на Бродвее» Мондриана, византийской мозаике и клетчатых узорах абстрактных средневековых страниц манускриптов. Вы поймете, почему в языке искусства и языке музыки столько одинаковых терминов: тон, ритм, мелодия, тембр, цвет, линия и динамика; и что тон – это не только оттенки светлого и темного, но порой указание на эмоциональный настрой произведения или его физическое состояние – мышечный тонус – его тела. Быть может, вы сумеете прочувствовать и описать элементы искусства так же, как еду: кислые, сладкие, маслянистые, горькие, с легким привкусом и передержанные. А может быть, вы, как и я, порой будете ловить себя за повторением ритмов и движений изображенных форм, за попыткой изогнуться, стараясь принять странные, нефизиологичные позы тел, увиденных на скульптурах и полотнах.
Если вы поймете, как работают эти силы, то сможете почувствовать не только элементы произведения искусства, но и само пространство, в котором они существуют: расстояние, атмосферу и воздух между формами, ощущение того, что эти пространства не только открыты и пригодны для исследований, но и заряжены светом и энергией и что эти пространства, подобно самим формам, будто бы дышат и снабжают вас воздухом, что они правдоподобны и обладают предназначением, а значит, живы.
Встречая на своем пути всё больше великих полотен, вы станете замечать явные различия между художниками, которые действительно создают и переносят форму и цвет на холст, и теми, что лишь подразумевают – иллюстрируют – форму и цвет. Вы увидите, что свет – цвет – картины не связан с тем, сколько белого или черного примешано к оттенкам, но с качеством и степенью тепла и прохлады, прозрачности и непрозрачности, весом, тоном, цветом и тембром, охватом и рефлективностью; что свет может быть грубым или зовущим и что он может глубоко влиять на нас; что он эмоционально, а быть может и духовно, выразителен.
Рассмотрим творчество Василия Кандинского (1866–1944), русского живописца и теоретика искусства, который написал несколько новаторских книг, включая созданный в 1912 году труд «О духовном в искусстве», в котором художник называл внутреннюю потребность источником искусства и говорил не только о его физическом, визуальном эффекте, но и о духовном воздействии. Кандинский преподавал в Баухаусе, просуществовавшей с 1919 по 1933 год немецкой художественной школе, участники которой взяли на вооружение и объединили
