User - i cf85044c3a33e6c4

Он не мой, а я абсолютно уверена, что Шон невиновен.

— А с чего бы вдруг? Вас той ночью с ним не было. Кстати... а где вы были?

— В отеле.

— Одна?

— Почему это вас так удивляет.

— Это не типичное поведение студентки, влюбленной в своего учителя.

Влюбленной?! Я вас умоляю, не смешите!

— Может, Пентагон Шон и не трогал, но это не мешает ему быть редкостной скотиной.

Почтившие меня своим присутствием джентльмены, коротко, но емко переглянулись. Я

буквально увидела ментальную ручку, которая подставила галочку в графе «не все гладко». И,

наверное, именно так меня и запомнили. Чтобы впоследствии навести ищейку покрупнее...

Шон никогда не говорил о том, насколько тяжело давалось ему новое соседство, но скрыть

свое состояние не мог. Не раз и не два я заставала его утром глядящим в окно. А однажды

вернулась домой и обнаружила там форменный погром. Было перевернуто вверх дном все.

Думала, обыск, оказалось, нет. Картер искал прослушку.

— И зачем ты это делаешь? Все равно новую поставят! — попыталась вразумить я своего

ректора, который в тот миг вспарывал отверткой диванные подушки. А он резко обернулся и

как рявкнет:

— Если они мне снесли сеть в университете, то пусть заново ставят чертовы жучки тоже!

— Ну, справедливо. — Вот чем им сеть мешала? Вместе с маршрутизаторами все уперли!

— С маршрутизаторами?! — изумилась я. — Вот гады! Давай что ли помогу.

В общем, дом громили в четыре руки. Чуть ли не всю мебель поубивали, но стоимость

маршрутизаторов окупили. Блин, даже в ванной парочку передатчиков обнаружили... В

результате, я уснула на кухонном столе часа в два ночи прямо посреди масштабного акта

вандализма, а наутро обнаружила отсутствие хозяина дома. Что там, Шон и ночью не появился.

Только на следующие сутки. Причем пришел и закрылся в компьютерной комнате, не сказав

мне ни слова. С другой стороны, что слова? Запах женских духов был намного красноречивее...

С тех пор как появились копы, когда пал Пентагон, Картер даже не сделал попытки

дотронуться до меня, а пропадать стал, напротив, значительно чаще. Его способ снятия стресса

— пить и вести себя как конченный козел. Но кто бы удивился. Пару раз в мою голову вялой

старческой походкой забрела мысль о том, чтобы собрать вещички и съехать, но меня так

упорно дрессировали на сей счет, что я ее отметала еще до того, как та успевала оформиться в

последовательность действий. Да еще и копы начали бы допрашивать как да почему... Обидно

только, что попытки донести до Шона мысль «гонорея — штука неприятная», как всегда,

потерпели крах. Задушевный разговор у нас состоялся лишь однажды, и этой темы он коснулся

очень-очень вскользь.

— Уж лучше бы того, кто это сделал, схватили, — пробурчала я и, опустив голову, начала

ковырять ногтями кутикулы пальцев. — Чтобы все вернулось на круги своя.

— Ты же понимаешь, что как раньше уже никогда не будет.

— Почему? — наивно удивилась я.

— Мы с остальными были... вроде как приятелями, но теперь один из нас подставил

других, и доверие разрушено. Что далеко ходить? Любая деятельность уже приостановлена, —

и стукнул пальцами по кухонному столу.

— Все вернется.

— За последний месяц я не получил от Манфреда ни одного имэйла, Джоанна. Понимаешь,

что это значит? Нас разобщили на всех уровнях. — И это было сказано с такой горечью, что я

схватилась за чашку, дабы не расплакаться. Из-за себя. Из-за него. Если что и имело для Шона

значение, то это Бабочки. Я не успела подержаться за мечту, а он — да. И ему было больнее. —

Советую забыть о Манфреде и его крылатых подопечных.

— И о тебе? — прищурилась я.

Некоторое время Шон молчал, изучая мое лицо. В тишине кухни был отчетливо слышен

бег секундной стрелки. Двенадцать. Двенадцать секунд он просто молчал и смотрел.

— Только не говори мне, что — бла-бла-бла — Бабочки стоят того, чтобы ходить по

улицам, страшась дорогу перейти в неположенном месте.

— Наверное...

— Наверное?

— Я не знаю! — выкрикнула я, чувствуя, что разговор свернул на очень опасную

территорию. — Я таковой не была! Но все еще хочу... Я не верю, что все закончилось.

Шон отреагировал то ли странно, то ли не очень: просто схватил пачку крекеров и ушел.

Я была не так уж и неправа. Осада интерпола продержалась пару-тройку месяцев и исчезла

в тот день, когда Пани сделала эпохальное признание в том, что действительно занималась

взломами на заказ. Однако, мы с Шоном узнали о нем... своеобразно. К тому моменту я и мой

ректор пришли к своего рода соглашению. Я выбросила рубашки, от которых разило духами, а

Шон отомстил, обставив гостиную в духе берлоги столь холостяцкой, что ступившая туда

шпилька сдалась бы и растворилась сама по себе. И именно в тот памятный день мы

окончательно помирились, а привыкание к новому интерьеру устроили не сложно угадать

каким образом. Признаться, освоение новых территорий шло не слишком просто. Диван казался

слишком жестким, и в попытке усесться поудобнее, при этом не расцепив объятий, я задела

пульт от новенького плазменного телевизора. Он упал, экран включился, и мы оба замерли,

услышав в сводке новостей знакомое имя... Пока не закончился репортаж, мы с Картером

сидели, вцепившись друг в друга, а когда все закончилось, я откашлялась, высвободилась и

ушла. Знала, что Шону было неприятно знать, что его предала женщина, которую он любил. Но

утешение — не мой конек, тем более что с виски у Картера отношения куда как более теплые.

Долгое время мы жили спокойно, наслаждаясь присутствием только друг друга, в то время

как внимание ищеек было обращено на обитателей северного полушария. Сначала Пани, затем

— слетевший с катушек Марко, и, наконец, Такаши — комплекта ради... Они брали измором.

Устраивали прессинг. Доставали близких, усложняли жизнь, не разрешали покидать страну... Я

все это знаю, потому что тайком почитывала газеты и онлайн-сводки. Шону не говорила, но

казалось важным быть в курсе, потому что пока ищейки крутились там, мы оставались в

относительной безопасности. Но шли недели, месяцы, а расследование результатов не давало, и

все отчетливее понималось, что возвращение интерпола совершенно неизбежно. Однако я

прогадала. Они не вернулись. Они прислали Бюрошных ублюдков. И методы у оных

отличались.

То утро было великолепным, как и любое другое, с которого начинается самый большой

кошмар вашей жизни. Чашка кофе, беготня по двору за Франсин, приятная музыка в плеере. Но

еще стук в дверь, щелчок замка и значок ФБР.

— Агент Эндрю Крамер. У нас ордер на арест Шона Картера, — объявили мне с порога,

тыча в лицо «полномочиями» в лице власть имущей железячки.

— В чем его обвиняют? — тут же бросилась я выяснять детали.

— Это секретная информация, — то ли сообщили, то ли не сообщили мне и чуть не

растоптали, спеша заковать Картера в наручники.

А к моим глазам будто применили фотошопный фильтр размытия по Гауссу. Я, вроде, и

не плакала, но ничего не видела, а сфокусировать зрение смогла только когда коренастый

коротко стриженный агент так толкнул Шона, что тот с трудом сохранил равновесие. Эта

нестыковка отрезвила (еще бы, вон как с моим ректором обращаются!), и я бросилась наперерез

процессии.

— Шон, пожалуйста, что происходит? — закричала я, хватаясь за его плечо.

— Прочь с дороги, — прошипел Картер мне в лицо и двинулся вперед с таким видом, будто

хозяином положения был он, а не толпа людей в вонючих полиэстеровых костюмах.

Все случившееся заняло от силы минут двадцать, никак не больше, а я еще час стояла около

открытой двери, не зная что делать. Шон был гадом, мог дать взятку или обхамить ни за что,

мог превысить скорость, но если к нему в дом заявляется ФБР, то он не просто закурил в

неположенном месте. Это Пентагон. Ну или взлом, Боже, я молилась о том, чтобы это был

последний. Не могла поверить, что Шон мне солгал. Почему-то его честность казалась важной.

Может, дело в том, что несмотря на все неприятные моменты, именно в отсутствии

искренности его обвинить было невозможно. Будто это давало призрачный шанс на

нормальную жизнь. Ну, по-картеровски нормальную, в смысле без цветочков и пастельной

палитры в гостиной.

Я понятия не имела, что делать. Искать тайный сундучок, припрятанный на случай

необходимости «выкупа» из полиции? Пойти и узнать, в чем его обвиняют? Или действовать

хитрее и заставить это выяснить людей, с которыми Шон не может не считаться? Я решила в