в мечты, но о ее близких я ничего не знаю.
Другие союзы, напротив, не вызывают ни ма
лейшего сомнения. В 1 6 4 3 году мой предок
Франсуа Адриансен берет в супруги женщину с
именем, вызывающим в памяти роскошные фор
мы, запечатленные на фоне мифологического или
буржуазного декора, — жительницу Антверпена
Клер Фаурмент. Дальняя родственница выходит
замуж за Гийома Вердегана, как говорят, потомка
угрюмого Роджера Мортимера, убийцы короля,
упомянутого в драме Марло *. Это, разумеется, ле
генда, но кажется, что изгнанники во время войны
Двух Роз порою укрывались во Фландрии, и
66
прежде всего в Брюгге, подобно тому как это бы
ло с английскими беглецами в XVII веке. Кстати,
уверенности в том, что они пустили здесь свои
корни, нет. Среди моих предков — дочь бургоми
стра Брюгге в 1596 году, но он стал им четверть
века спустя после событий в «Философском кам
не», и было у ж е слишком поздно, чтобы прийти
на помощь Зенону * или обвинить его. Порою, по
добно тому как факелы кортежа, проходящего по
тихой улочке, бросают отсветы на окна уснувшего
дома и стекла дрожат от грохота барабанов и ду
док, так и история вдруг выхватывает из тьмы и
высвечивает ничем не примечательное семейство.
Из записей секретаря суда, к сожалению не
полных, я узнаю не только о брачных договорах.
В 1 6 0 3 году моему предку Никола Кленверку,
магистрату в Касселе, пришлось судить своего
брата Жосса, изобличенного в убийстве и содер
жавшегося в предварительном заключении во
францисканском монастыре. То, что вместо об
щей тюрьмы он оказался в монастыре, у ж е вос
принимается как милость. Но наши сведения этим
и ограничиваются. Романист, каковым в данном
случае я не являюсь, мог бы вообразить судью в
духе корнелевских трагедий (еще до Корнеля),
применившего закон со всей суровостью и не
поддавшегося братским чувствам, или, напротив,
представить судью мягкосердечного, помогающе
го бежать обвиняемому, или же создать персонаж
в бальзаковском духе — негодяя, состряпавшего
все это дельце, чтобы избавиться от младшего
брата и самому завладеть наследством. Эти разно-
67
5*
образные и рискованные предположения едва ли
приведут нас к истине, ибо нам неизвестны моти
вы и обстоятельства преступления. Самое боль
шее — мы можем предположить, что этот Ж о с с
был горячей головой.
Я у ж е говорила, что в семье было мало воен
ных. Матерью Мари де Байенгем была некая Зан-
нкен, происходившая от отважного торговца
рыбой из Вёрне, разгромленного во главе своих
единоверцев французскими рыцарями под стена
ми Касселя: богачи, готовые выложить монетами
церковные стены, порою происходили от взбунто
вавшихся оборванцев. Ж а н Мас, один из моих
предков, пал от руки герцога Лотарингского при
Муртене, защищая знамена Карла Смелого. Его
сын погиб двумя годами раньше в битве при Ват-
тендамме. Уже упоминавшийся мною Франсуа Ад-
риансен, вступивший добровольцем в армию
Филиппа IV, короля Испании, и купивший на свои
средства двух лошадей, участвовал в обороне Лу-
вена, грабеже Эра, осаде Эдена. Его сын тоже
был военным. Пять воинов, трое из которых по
гибли, — это мало в такой стране за пять веков.
Вопреки тому, что можно было бы предполо
жить, немного среди моей родни и церковников.
Преподобный отец Франсуа Матьё Бисваль
смотрит на меня умными темными глазами. У не
го тонкие, чуть вяловатые черты лица. Красивые,
как и у большинства служителей церкви того
времени, руки. Внутренняя жизнь редко отража
ется на лицах: этот молодой еще человек произ
водит впечатление владеющего собой, умеющего
68
обуздать свои мечты и чувства, он достаточно
благоразумен, чтобы молчать и не говорить все
го. Но у преподобного отца не было недостатка
в энергии. Управляющий делами своего ордена,
ректор поочередно в Халле, Ипре, Дюнкерке и
Байёле, Франсуа Матьё заново отстроил в Бай-
ёле коллеж, сожженный войсками Людови
ка XIV, и заставил местные власти взять
расходы на себя. Дважды его посылали в Па
риж, чтобы «вести переговоры о делах края, на
ходившихся в безнадежном положении», при
этом он, как говорят, выказал немало ловкости
и умения. Интендант французского короля со
звал ректоров различных коллежей и семинарий
Фландрии, чтобы запретить им всякие сношения
с главой ордена и обязать их впредь обращаться
только к французскому управляющему провин
цией. В тот же вечер Франсуа Матьё отправил
тайного посланца на территорию империи, чтобы
сообщить новость своему руководству, которому
удалось добиться от короля Франции более мяг
кого решения. Этот священник, проявив немало
сметки в делах своего века, умер двадцать лет
спустя в Антверпене, решив окончить свои дни
в провинциях, оставшихся испанскими, и, разу
меется, сохранив верность тому, что принято на
зывать старым режимом.
Не много было среди моих родных и монахинь,
до нас не дошло ни одного их изображения, воз
можно, благочестивые дамы считали непристойным
позировать художнику. Таинственный портрет, где
модель изображена в монашеской одежде, — это
69
портрет девушки, умершей в 16 лет и не приняв
шей еще обета. Моя двоюродная прабабка, малень
кая Изабелла Адриансен, дважды изображена во
весь рост в традиционном одеянии монашеского
ордена, куда поместили сироту: ее большое зеле
новатое бархатное платье с жесткими складками,
украшенное огненными лентами, кажется более
старинным, чем эпоха, в которую жила его владе
лица: можно подумать, что портрет написан при
Людовике XIII, а не Людовике Любимом *. У нее
нежное круглое лицо с неопределившимися де
тскими чертами; губы не научились улыбаться. Бо
лезненная бледность и роза, которую она держит в
руке, напоминают веласкесовских инфант, хотя
прекрасный провинциальный художник, запечат
левший воздушный силуэт Изабеллы, разумеется,
никогда их не видел.
Не могу я похвалиться и мучениками. Я про
смотрела списки казненных и изгнанных в Смут
ные времена. В них, кажется, можно найти все
фамилии этой истерзанной страны. Мне встрети
лось несколько имен, имеющих ко мне отноше
ние, но ни одно из них я не могу вновь посадить
на нужное место в генеалогическую гряду, откуда
его, должно быть, выпололи со всей тщательно
стью. Несколько братьев Жерома де Байенгема в
конце XVI века уехали из Сент-Омера в Англию,
возможно, по религиозным соображениям: мы по
теряли их из виду. В целом Кленверки, их родные
и близкие — за порядок на улицах и в церкви.
Убийства священников, высадка англичан-проте-
70
стантов, готовых помочь изгнанникам и подозри
тельным личностям, укрывшимся не только в ле
сах Мон-де-Ка, но и на совсем близкой
Мон-Нуар, — все это их беспокоит и возмущает.
Мятежники ж е , подобно кельтам, эмигрировав
шим с вождем атребатов Коммом, подобно шуа
нам или участникам Сопротивления в наши дни,
своим героизмом бросают вызов местным врагам
или заморским тиранам, покидают, если нужно,
родину и возвращаются при поддержке иностран
ных союзников. Буржуа, пьющие за здоровье гер
цога Альба, видят в этих бунтарях только подонков
и мерзавцев, сбившихся с пути молодых людей,
распутных монахов-расстриг, соблазненных дура
ков-крестьян и нескольких заблудших дворян,
подкупленных золотом Елизаветы Тюдор *. Эшеве-
ны Байёля, действующие заодно с трибуналом в
Брюсселе, порой краснеют от того, что их обви
няют в недостаточном рвении при расправе с мя
тежниками. Эти католики, прилежно посещавшие
мессу, не задавались вопросом, не является ли
церковная роскошь оскорбительной для нищих и
убогих, не задумывались над тем, не нуждаются
ли монастыри, откуда монахи удирают под любым
предлогом, чтобы бродить по свету, если не в Ре
форме, то хотя бы в реформах.
Примерно в 1 8 7 0 году Эдмон де Кусмакер,
кузен одной из моих Прабабок, в своей ученой
книге изобразил эту горстку еретиков как достой
ный презрения сброд, отрицая мужество казнен
ных и красоту псалмов, отважно распеваемых
протестантами в ночи при выходе из церкви. Не
71
смущает его и запах гари от сожженных ферм,
пристанищ мятежников. Не он один вот так заты
кает себе нос. Для оправдания бесчинств, допу
щенных партией, к которой ты принадлежишь,
