—Зачем так далеко ехать — я хоть под пыткой смогу подтвердить это! — заявил Маний.
— И я — ветеран римского цезаря! — протиснувшись сквозь плотные ряды покупателей и зевак, встал рядом с ним Постум.
А вслед за этим, словно слабое дуновение ветра, послышался голос добредшего сюда, узнав, какой ценой сын даровал ему счастье вдохнуть воздух свободы, Лакона:
— И я — его родной отец…
К Янусу тут же подскочили рыночные стражники и связали его.
Но и он, в свою очередь, тоже решил не оставаться в долгу.
— Ах, так? – извиваясь, завопил Янус, с ненавистью глядя на Юния. — Ну так ты тоже не учел главного! Знайте же все, я купил не просто римлянина, а — христианина!
И тут шпионы Тита Элия, дождавшись, наконец, своего часа, громко объявили, что все христиане объявлены преступниками и подлежат немедленной отправке в Рим к самому цезарю
И тогда стражники связали и Юния…
***
… Яркие звезды.
Дорога.
Телега с двумя связанными в ней людьми.
Возница, погоняющий лошадей.
Вооруженные всадники по бокам.
Слышны голоса Юния и Януса.
— Не понимаю, на что ты надеялся?
— Когда, сейчас?
— Нет – с самого начала!
— А что тут понимать? Мой план был прост, как Кносский лабиринт! И роль Ариадны выполнил в нем — капитан Сизиф!
— Капитан Сизиф? Разве ты хорошо знал его?
— О! Так ведь это он был послан к вам от отца! И когда я узнал, что Лакон открыл вам лишь тайник со слитком, а все сокровища спрятал в другом месте, я понял… Да! Я сразу смекнул, что должен с одним из вас добраться до него, выкрасть на месте слиток, и так как тогда не будет на что выкупать Лакона, он отправит сына в Синопу, сказав на этот раз, где все остальное… А уж я выпытал бы это у него любым способом, будь уверен! Так оно, собственно и вышло, да я в самый момент на радостях не утерпел, потерял осторожность – глупец! - поторопился и… погубил все!
— Да… ловкий план!
— Еще бы! Для этого я не открыл вам, в каком именно Неаполе находится ваш отец. Для этого отправил в Рим Ахилла. Для этого пошел с тобой… Поначалу, когда ты стал слушаться учителя, я даже обрадовался, думал, такого теленочка, каким ты стал, я поведу за собой, как на поводке. Но не тут-то было! Учение твоего апостола оказалось сильней меня. Честно говоря, был момент, когда я хотел бросить все. Но после того, как я стал обладателем золотого слитка и особенно после встречи Элии с ее отцом во мне созрел новый план.
Звёзды…
Телега…
Долгое молчание…
И наконец голос Юния:
— Не понимаю… Зачем ты говоришь мне всё это?
— А я и сам не знаю! Рассказываю, и как-то легче становится. Словно камни с души сбрасываю. Тоже, наверное, чему-то научился у апостола! И потом, — кряхтя и ворочаясь, с усмешкой добавил Янус. — Я знаю, что ты никуда не сбежишь и унесёшь мою тайну в могилу. А я…
— Что ты? — после нового долгого молчания спросил Юний, повернулся и с изумлением увидел, что лежал в телеге один!
Янус исчез.
И теперь рядом были — только сонные всадники, клюющий носом возница, тающие звёзды и багровый рассвет, встающего в конце дороги солнца…
***
… Окрасило багровое зарево и окна во дворце Ахилла.
— Неужели я так засиделся, что уже светает? — удивился он, отодвигая лист папируса с очередным недоконченным письмом к Ириде.
Но это был не рассвет.
На улице слышались отчаянные крики и сигналы пожарной тревоги.
Ахилл несколько раз дёрнул шнурок звонка для вызова слуг.
— Где-то пожар? — лениво поинтересовался он у вбежавшего раба. Тот в ужасе ответил:
— Не где-то, господин, а — везде! Горит весь город!
Ахилл выбежал из дворца.
И вместе с другими римлянами принялся метаться по Риму, видя повсюду огонь, дым и смерть.
С трудом ему удалось вырваться из адского пламени и добраться до своей загородной виллы.
Где до него дошел слух, что в то самое время, когда горел Рим, Нерон в одежде артиста с лирой в руках, распевал на балконе своего дворца, судя по всему, тут же, под впечатлением виденного, сочиняемую им песнь о пожаре Трои…
***
…Иную песнь – псаломного гимна – слышал Юний, когда его втолкнули в подземную камеру римской тюрьмы.
Тут же к нему на помощь бросились узники. Эти люди называли его братом, поминали имя Христа. И первый раз за весь долгий путь, полный унижений и притеснений от язычников, он вздохнул с облегчением, оказавшись среди своих.
Прошли недели…
Протянулись месяцы…
Вместе с заключенными — христианами Юний молился Богу. С каждым днем их становилось все больше и больше. Казалось, что после пожара Рима сюда с удвоенной силой собирают всех христиан.
В очередной партии заключенных Юний с радостью узнал однорукого ученика апостола. Того самого, исцеленного от беснования мужчину. От него он узнал последние новости с севера. У Элии родился сын. Которого наконец-то назвали в честь далекого предка Эвбулидом. Его крестил сам учитель, и последний раз однорукий видел его на коленях апостола. Отец Юния выжил, отдышался и тоже теперь путешествует вместе с апостолом. Где-то далеко, в стране гипербореев. Маний при виде скифских курганов чуть было не ударился в старую страсть, но вовремя одумался и снова ходит с ящичком.
Что сталось с апостолом и его учениками дальше однорукий сказать не мог, потому что последний раз был с апостолом на высокой горе у Борисфена-Днепра, где поставив крест, тот освятил эти места и предрек им великую славу. Затем — апостол собирался идти еще дальше на север. Но пошел или нет, он не знал. Потому что его самого похитили степные разбойники. Они продали однорукого вполцены проезжим купцам, а те, узнав, что он христианин, и вовсе бесплатно отдали властям в Херсонесе.
И опять потянулись дни…
Наконец, тюремщики, с уважением ставшие относиться к христианам за их кроткий нрав и смиренное поведение, шепотом сообщили, что не сегодня – завтра все они будут казнены.
Этот слух как нельзя лучше подтвердило появление в тюрьме важной комиссии, которую возглавлял сенатор с удивительно знакомым Юнию лицом…
Ахилл?! – невольно вырвалось у него.
Сенатор обернулся, тоже узнал брата, но быстро ухошел и вернулся уже вечером, в сопровождении всего двух воинов, которых он с факелами оставил стоять у дверей.
— Юний? — удивленно качая головой, только и вымолвил он. — Что ты здесь делаешь? Ведь тебя же… Ведь всех вас завтра…
— Казнят?
— Да…Ну, как тебя угораздило попасть сюда?
— Как-как…как будто сам не знаешь!
Юний, словно ни в чём не бывало, улыбнулся и принялся рассказывать о том, что было с ним после того, как они виделись последний раз. Однорукий ученик поддакивал и изредка вставлял короткие реплики. Ахилл словно не узнавал родного брата, верил и не верил слышанному. И когда Юний рассказал, какой ценой он выкупил отца, то подбежал к нему и, как был — холёный, в белоснежной тоге — порывисто заключил грязного, одетого в окровавлённые, после пыток, лохмотья, брата в объятья.
— Знаешь, — сев рядом, вдруг задумчиво, словно самому себе, признался он. — С тех пор, как мы расстались, ну, помнишь, тогда ещё в Синопе – я чувствую, что неудержимо сползаю в какую-то бездну. С этим Нероном…
— А я, - блаженно прищурился Юний, - словно поднимаюсь к небесам! С апостолом!
— Что, он всё по-прежнему проповедует?
— Да, теперь, вроде как где-то у гипербореев !
— А что Элия ? Ирида писала, что она убежала искать тебя. И как — нашла?
— Отыскала! — с улыбкой кивнул Юний. — Теперь у нас — сын!
— Вот видишь! Что же мне теперь делать с тобой? Будь ты убийцей или вором, я бы освободил тебя в два счета! Но ты — христианин. А все христиане на счету у самого цезаря!
— На все воля Божия!
— Но у тебя жена, сын! И потом — ты ведь такой жизнелюбец! Помнишь, как ты горячо объяснял мне это в Синопе?
— Помню! Но… брат! – Юний положил свои пальцы на ладонь Ахилла. – Я действительно любил и, признаюсь тебе, до сих пор очень люблю жизнь. И жену. И сына. И тебя с отцом! Молчи! Но Бога… Бога я люблю больше! Ведь это Он дал мне эту жизнь, и даст мне ее после смерти снова, только уже навечно! Причем, вместе со мной будут – Элия, сын, отец, и ты, разумеется, если только тоже уверуешь во Христа.
