— Ну вот и все. Тебе туда, а мне дальше, к горам.
— А может, зайдешь в город вместе со мной… — предложила Моав. — Быстро скупимся, переночуем, а наутро двинемся дальше. Полдня дела не решат, тем более что верхом ты все равно доберешься до гор быстрее.
— Ну уж нет: договорились до города, значит до города! — отрезал Сигарт.
Эльфа ничего не ответила, лишь опустила глаза — нежное лицо стало грустным. До Сигарта донесся чуть слышный вздох. Он страдальчески закатил глаза.
— Тебе что, скучно одной?
— Немножко… — смущенно отвечала она. — Я уже столько времени ни с кем не общалась. Так ведь и одичать недолго…
Сигарт вспомнил, как сам недавно обрадовался встрече с Баретом, и сменил гнев на милость.
— Ладно, поехали, что с тобой делать, несчастье! — сдался он, заставив эльфу просиять от радости, и тронул коня.
Остаток пути осчастливленная эльфа трещала без умолку, Сигарт тоже был на удивление благостен и разговорчив. Но чем ближе они были к городу, тем необычней становился пейзаж. Пораженные увиденным, попутчики притихли: казалось, здесь промчался ураган — прямо среди поля оглоблями вверх валялись перевернутые телеги, лежащие между ними бочки и прочая утварь были раздроблены в щепы, как будто их сбросили с огромной высоты; сломанные, покрученные деревья, стоящие вдоль дороги, дополняли странную картину. Но самое неестественное — кругом не было ни души: похоже, горожане вовсе и не думали собирать разбросанное добро… Сигарт удивленно переглянулся с эльфой, но та лишь пожала плечами.
Через час серый конь стоял перед городскими воротами. Моав спешилась.
— Лиафы не любят людей, — объяснила она. — Не будем заводить его в город, пусть пасется здесь.
— А если с ним что-то случится — люди вокруг как-никак…
— Ничего не случится. Чужого Хож не подпустит, а нас найдет раньше, чем мы его. Идем!
Хэур покорно слез с седла. Моав подошла к лошади и принялась расслаблять подпругу. Словно поняв намерение хозяйки, конь ткнулся умной мордой ей в волосы и тонко заржал. Она что-то тихонько сказала в серебристое ухо — лиаф взмахнул хвостом и неспешным галопом двинулся прочь от городской стены; Сигарт с восторгом наблюдал, как прекрасное животное удаляется, грациозно преступая точеными ногами.
Через некоторое время лошадиный силуэт исчез за ближайшим леском. Эльфа и хэур двинулись к воротам, но они оказались заперты. Сигарту пришлось несколько раз стукнуть кулаком, прежде чем смотровое окошко открылось и в нем показался пожилой стражник. Он выглядел напуганным.
— Вам чего надо?!
— Да ничего особенного — в город хотим попасть… — угрюмо проговорил Сигарт.
— Шли бы вы подобру-поздорову. Аль не видели, что у нас творится!
— Ты про тот хлам посреди грязи?
— Я про ветер! Про ВЕТЕР, понятно вам!
— Какой еще ветер?..
— Вы что, с неба упали?! Тут каждый вечер такое начинается, что и смотреть страшно! Как налетит — лошадей уносит, а то и людей, если кто замешкается. После темноты мы за стену ни ногой!
Моав, молча стоявшая все это время рядом с хэуром, быстро подошла к окошку и поднялась на цыпочки — рассказ старика заинтересовал ее.
— И давно это у вас?
— Да с прошлой полной луны, не меньше.
Он высунулся из своей норы, чтобы рассмотреть эльфу — та едва доставала до края окошка.
— Пустите нас, пожалуйста, — умоляющие сложила ручки Моав.
— Ну как знаете, мое дело — предупредить… — проворчал старик и открыл засов.
Глава 5. Имран
За исключением странного пейзажа на подходе, Имран представлял собой весьма заурядный людской городишко, едва ли отличавшийся от того, где Сигарт давеча получал указания от фринна. Улицы были грязными и тесными, а жители мрачными и в большинстве своем неаккуратными. Оставив на минуту дела, они невольно оборачивались, провожая глазами странную пару — рослого широкоплечего воина в мехах, со сверкающими на груди ножами, и маленькую эльфу, бледную, словно луч луны. Тощий сгорбленный старик-нищий, завидев их, радостно слетел с каменных ступенек, на которых только что преспокойно сидел, и театральным жестом воздел руки.
— Хэур!!! Хэур в городе! Берегите ваших девок! — истошно заорал он, размахивая клюкой и закатывая глаза. — Смотрите, как бы рысь не покрыла ваших овечек!
Моав смущенно потупилась, но промолчала. Сигарт недовольно зыркнул в сторону нищего. «Свернуть бы его костлявую шею, чтоб не молол пустого»! — неприязненно подумал он, хотя в глубине души не мог не признать: некоторая правда в словах попрошайки все-таки была… Дамы Галлемары издавна питали особую слабость к хэурам. Сыновья Хэур-Тала были не столь грубы и торопливы в любви, как люди; уверенные в своей силе, они и помыслить не могли о том, чтобы причинить боль тем, кто слабее их. Ломать кости воинам — пожалуйста, но чтобы обидеть женщину… Да и звериное нутро давало о себе знать — среди человечьих жен они слыли страстными и неутомимыми любовниками. Невозможность прижить ребенка от хэура придавала галлемариянкам смелости: стоило только рыси войти в город, как в дверях каждого трактира появлялись их цветущие хозяйки, готовые поднести кружку пива, обеспечить ночлег, а заодно составить любвеобильную компанию. Иногда на постоялый двор, где хэура заставала ночь, заглядывали и переодетые простолюдинками дочери и жены местных аристократов — ночь с темпераментными северянами согревала их холодеющую кровь; на рассвете они выскальзывали на улицу бесшумными тенями, и глаза их блестели молодо и горячо… Эти похождения являлись еще одной причиной, по которой рысей не любили в городах. Мужья горожанок частенько угрожали хэурам самой жестокой расправой, но в открытую драку решались ввязываться крайне редко. К тому же, рысям приписывали умение видеть сквозь стены, а потому застать любовника врасплох было почти невозможно.
Старик еще некоторое время продолжал взывать к бдительности мужей и родителей, но, к великой радости Сигарта, вскоре отстал и затих.
— Ну, и куда же нам теперь? — спросил Сигарт, снова обретя хладнокровие.
— К рынку. Надо купить еды, а то мои запасы на исходе.
— Может быть, у тебя еще и деньги есть? — не в меру вежливо поинтересовался хэур, но эльфа, по-видимому, не заметила издевки.
— Есть немного — я продала кое-что по дороге…
— А в Рас-Сильване вам что, не платят за службу? — удивился Сигарт — он никогда не слышал, чтобы люди кормили эльфов бесплатно.
— Нет, у нас не принято платить деньгами.
Хэур сделал недоверчивое лицо.
— А чем же тогда?
— Понимаешь, в Рас-Сильване все совсем не так, как у людей. У нас нет обязательной работы, нет и денег. Каждый занимается тем, что ему по нраву: знахарь — лечит, маг — служит в храме, кузнец — делает оружие, а все товары сдаются на склад. Если тебе что-то понадобится, ты можешь прийти и взять это.
— То есть как? Можно просто заявиться и унести пять пар сапог? — удивился Сигарт.
Эльфа весело расхохоталась
— Зачем тебе столько сапог? У тебя что, десять ног?
— Ну, на будущее. Вдруг понадобится…
— Как понадобится, возьмешь еще.
Хэур умолк, но лишь на мгновение — чтобы пропустить пожилого торговца, толкающего тележку, доверху заставленную глиняными горшками. Старик мигом ускорил шаг и еще долго оглядывался с явным испугом.
— Хорошо, а если кто-то вообще не хочет работать? — продолжил хэур, вновь оказавшись рядом с эльфой. — Что его, ни за что кормить?
— Ну и пусть себе не работает. Значит, его время еще не пришло. Но ведь он от этого не перестает быть сыном Эллар, верно? В любом эльфийском городе ты как дома — накормлен, напоен и одет по моде…
— А как быть с путешествиями? — не отступал Сигарт. — Ведь в людских трактирах еда только за деньги.
— Вот поэтому эльфы и не любят ходить в Галлемару, — вздохнула Моав и, помолчав, добавила испуганно-доверительным голосом. — Изгнание — самое страшное наказание для эльфа. К нему приговаривают за самые тяжкие преступления. Лишившись поддержки своих, эльф остается без средств к существованию и, чаще всего, вскоре погибает!
— Ну а как же ты? Ты ведь как-то выживаешь.
Она опустила глаза — Сигарту показалось, что вопрос расстроил ее.
— Но ведь я знаю, что дома меня ждут, — тихо ответила она. — И это придает мне сил.
— Ладно, — сказал хэур, желая переменить тему, — с этим ясно. Ну и все-таки — про сапоги: а если товаров и впрямь окажется слишком много? Ну не нужно жителям города столько сапог! Что тогда?
— Излишек идет на продажу или на обмен с другими городами. Это уже дело правителей — решать, что продать, а что оставить. Все вырученные деньги идут в казну; так-то они бесполезны — их не съешь и не наденешь. Они нужны разве что на случай бедствия: войны, недорода или еще чего, чтобы можно было купить что-нибудь у людей или гномов. Ну и конечно, еще на оплату прислуги: разных прачек, горничных, посудомоек…
