— Кристиан, я с тобой разговариваю. Ты слушаешь?
— Да. Повтори-ка, что ты сказала?
— Я спросила: лиловое или салатовое?
Я поднял голову и посмотрел на платья.
— Салатовое.
— А почему не лиловое?
— Почему бы и нет? Лиловое тоже ничего.
Мина возмущенно фыркнула и отложила одежду.
— С мужчинами невозможно говорить о моде. Может, лучше выбрать то, цвета шампанского? Или черное? А как тебе белое, понравилось? И изумрудное тоже прекрасное, правда?
— Очень даже.
— А если я пойду голой?
— Ты замерзнешь.
— Тебе все равно!
Мина снова сосредоточилась на своем отражении и принялась укладывать волосы. Их нежно-персиковый цвет сменился цветом темного шоколада. Линзы моя бывшая соседка оставила в прошлом, сменив на очки в стильной пластиковой оправе. Теперь она уделяла непростительно много внимания одежде и макияжу, умудрившись за несколько дней узнать все модные тренды и завалить квартиру глянцевыми журналами. Конечно же, за это она, не закрывая рта, благодарила самую лучшую на свете Анну. У мисс Креймер получилось не только полностью переделать Мину внешне, но и совершить невозможное. В японском ресторане я принялся нахваливать здешние суши, и моя спутница уплела целых две порции, а потом сказала, что с удовольствием угостилась бы мясом. Вегетарианство осталось в прошлом.
С час назад мы вернулись из аргентинского ресторана, и теперь Мина собиралась навестить Эдуарда, которого до сих пор не выписали из больницы. Поехать в «обычном вечернем платье» она не могла, а поэтому решила выбрать что-то «более вечернее» — ведь «настоящая женщина не позволит себе появиться в госпитале в джинсах и свитере». Говядину в ресторане подавали отменную, и стейк с кровью настроил меня на доброжелательный лад. Я наблюдал за тем, как Мина, выбравшая платье-футляр цвета фуксии, вертится перед зеркалом, бормоча что-то вроде «кружевная накидка или манто», и размышлял над вопросом, который не давал мне покоя вот уже два дня: что делать дальше?
Поселить ее у себя? Спален для гостей предостаточно, да и подходящий предлог я придумаю, но Эмили не обманешь — и мне не хотелось ее обманывать, да и как я объясню гостье причину переезда? Позвать на помощь Эдуарда, когда тот вырвется из лап врачей? От Анны это ее не защитит. Пойти на крайние меры и привязать Мину к себе?.. Что-то во мне противилось мысли о том, что я когда-нибудь ее соблазню, но, если разобраться… Каратели десятилетиями переманивали смертных Незнакомцев таким способом. Для нас нет ничего проще, чем соблазнить человека, а она — привлекательная женщина, так что переступать через себя не придется…
— Скажи, Мина, у тебя есть планы на выходные?
Она в последний раз прикоснулась к лицу широкой кистью для румян и кокетливо улыбнулась.
— А что?
— Почему бы нам не поехать завтра в Прагу?
Мина удивленно распахнула глаза.
— Что мы там будем делать?
— Все, что захочешь. Можно погулять, сходить в тот ресторан, где подают колено вепря. Я покажу тебе исторические места, возьму фотоаппарат. Хочешь, чтобы я тебя поснимал?
— Конечно!
— Если сядем на один из утренних поездов, то к полудню уже будем в Праге. А номер можно заказать прямо сейчас.
Мина снова улыбнулась — на этот раз, тихо и загадочно.
— А давай закажем номер для новобрачных? — попросила она.
— Пусть будет номер для новобрачных.
— Как здорово! Ой, только… — Она прижала пальцы к губам. — А что я скажу Анне? Мы договорились встретиться в воскресенье, у нас деловой ленч…
Мина обхватила себя руками и уперла взгляд в пол. Несколько секунд мучительных размышлений — и она вскинула голову, поджав губы.
— За каким чертом мне сдался деловой ленч в воскресенье? И могу я провести хотя бы пару дней наедине с мужчиной? Позвоню ей завтра и скажу, что ленч отменяется. Вот.
С этими словами она взяла помаду и продолжила колдовать над лицом.
— Надеюсь, мисс Креймер не расстроится.
— Знаешь, Кристиан, она милая и добрая, но… иногда у меня такое ощущение, будто она хочет подчинить себе всю мою жизнь. Я многим ей обязана, но это еще не означает, что мной можно крутить и вертеть. — Мина отложила помаду и со вздохом опустилась на стул возле зеркала. — Что бы я ни делала, я всегда думаю — а что скажет Анна? И отказать не могу, потому что почувствую себя виноватой. — Она достала телефон и просмотрела полученное сообщение. — О, а вот и такси. Ура, я успела собраться!
— Я ухожу минут через десять. Оставлю ключи под вазой у входа.
Мина замерла, перебирая в пальцах сумочку. Пару мгновений она молчала, а потом сказала то, что я ожидал услышать:
— Ты вернешься? Я приготовлю тебе чай… ночью будет холодно.
Я прикрыл глаза, чувствуя себя самым отвратительным существом в двух мирах.
— Вернусь.
Куда же я денусь.
* * *
Служанка-японка открыла дверь и отстранилась, пропуская меня.
— Великий, — коротко объявила она.
Кэцуми подняла голову от бумаг. Ее лицо осветила спокойная улыбка.
— Пожалуйста, принеси нам чаю, — обратилась она к служанке. — Здравствуй, Винсент. Садись.
Я занял одно из мягких кресел возле стола и осмотрелся. После оглушающей музыки в основном помещении клуба здешняя тишина ласкала слух, а приглушенный зеленоватый свет располагал к беседе. Кэцуми умела создавать уют.
— Рада тебя видеть, — сказала она, подавая мне руку.
— Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо. У меня было время отдохнуть и выучить свой урок.
Заметив, что я достаю портсигар, Кэцуми поставила передо мной пепельницу.
— Должно быть, то был важный урок, если до тебя решили достучаться таким способом.
— Весьма.
Неслышно вошедшая служанка водрузила на стол поднос с чайником и двумя чашками, поставила одну из них передо мной, легко поклонилась и снова испарилась.
— Кэцуми-сан и темная мафия Треверберга. Кто бы мог подумать, — улыбнулся я, делая глоток чая. Пах он восхитительно, а на вкус был еще лучше: должно быть, Кэцуми общалась со служанкой без слов и поведала ей о моей любви к бергамоту.
— Ты ожидал увидеть здесь кого-то другого, Винсент? Может быть, Незнакомца?
— О нет, не думаю. Теперь я понимаю, что это место просто создано для тебя.
— Благодарю.
Я отставил чашку и открыл портсигар.
— И давно ты этим заправляешь?
Кэцуми взяла с небольшого блюда кусочек сахара.
— Как давно мне в голову пришла идея создания такой структуры? Достаточно давно. Как давно я поняла, что мне нужно заправлять этим самостоятельно? Относительно недавно.
— Исчерпывающе.
— Тебе нужны ответы на другие вопросы, Винсент. Перейдем к ним.
Я предложил Кэцуми угоститься сигаретой, и она согласно кивнула.
— Северянин, — заговорила она, делая первую затяжку. — Незнакомец. Твой ровесник. Важный господин. Водит дружбу с влиятельными криминальными авторитетами. Опутал сетями всю Европу.
— А Треверберг оставил на десерт.
Вместо ответа Кэцуми прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Мы не были хорошими друзьями, но рядом с ней я чувствовал какое-то домашнее спокойствие, ощущал ее как родное существо. Должно быть, потому, что нас обоих считали странными: меня — потому, что я делал то, что хотел, а Кэцуми — потому, что она думала в непонятном для остальных ключе, непостижимое дитя страны восходящего солнца.
Ее никогда не видели в слезах или в ярости. Всегда спокойная, уравновешенная, тихая и вежливая. В ней удивительно сочетались хрупкость, сила и мудрость. Она была… слишком полна собой. Она давно поднялась над одиночеством, над пустотой, над душевной болью. Ради таких женщин не начинают войны, их не забрасывают дорогими подарками — им нечего дать, у них есть все. К ним приходят за поддержкой, за советом, для того, чтобы положить голову им на колени и позволить себе пару минут слабости. Такие женщины ни в чем не упрекают мужчин, не демонстрируют свое превосходство — он позволяют быть рядом, не держат, если мужчина уходит, принимают, если он возвращается. А в подруги выбирают других…
— Он не назвал своего имени?
Кэцуми открыла глаза, посмотрела на сигарету, тлевшую в пальцах, и стряхнула пепел.
— Нет, он осторожен. И умен. — Она проследила взглядом за колечком дыма. — Но у него есть слабое место. Подруга. Полагаю, он ее любит, хотя готов пожертвовать ей, если нужно будет поставить на карту все. Кларисса Вольпе.
Я выпрямился в кресле и вернул на блюдце чашку с уже остывшим чаем.
— Тебе знакомо это имя? — спросила Кэцуми, продолжая наблюдать за дымом.
Маленькая девочка с печатью Прародительницы. Минул не один век — а я помнил, как она заглядывала мне в глаза, прижимая к груди игрушку, и спрашивала шепотом: «Ты уводишь Марту прочь?». И вот что из этого получилось…
