class="empty-line"/>
Авось засмеялся:
– Какая ты умная, Овечка! Теперь и заблудиться не страшно.
– Заблудиться – это без вариантов, – заметила Овца.
Она замерла, потом закрыла глаза, покружилась на месте, открыла глаза, объявила:
– Туда! – и направилась в неведомую глушь.
Авось распушил хвост и смело зашагал бок о бок с Овцой.
Под дубом у болота метался и плакал Анчутка.
– Надо вернуть Овцу! – кричал он. – Непременно вернуть! Ове-е-чка! – звал он в темноту леса. – ОВЕ-Е-ЧКА!!!
На шум прибежали водолешие.
– Котёночек убежал, – Анчутка морщил пятачок и сам весь морщился.
Гордей исследовал поляну. Следы Авося почти сразу потерялись. Котёнок легко бежал на мягких лапках, так что его пятки отпечатались только на илистом берегу. Заблудшая Овца удрала куда-то в противоположную сторону – это было видно по пролому в кустах.
– Ломанула, как дикая, – Гордей потёр подбородок.
– Как домашняя, – поправил Евсей. – Но ломанула, это да. Может, Волколак? И они втопили врассыпную?
– Нет волколачьих следов, – пискнул Анчутка. – Надо Овцу искать!
– Ты чего заладил про свою Овцу? – Гордей понюхал воздух и не обнаружил ничего подозрительного.
Чужаков на поляне и правда не было.
– А я-то… Я-то… – Анчутка от волнения не мог говорить. – Я-то про Овцу заладил, потому что без неё котику капут.
– В смы-ы-сле? – протянули братья.
– Котик, когда нервируется, поёт по-баюнски.
– Ну.
– И засыпает!
– Ну!
– А просыпается когда? – Анчутка уставился на водолеших.
– Когда?! – Водолешие уставились друг на друга.
– Когда поёт…
– ОВЦА! – заорали все трое хором.
Гордей схватился за голову. Евсей застонал.
– То-то и оно! – горько бросил Анчутка. – Котик увидит Волколака и запоёт, это уж не сомневайтесь. А потом – шлёп! – и бери его тёпленьким.
Остап Пармёныч, пыхтя, вылез из камышей. Он тоже поспешил на крики Анчутки и слышал часть разговора.
– Это я виноват, – сказал он и утёр пот с бровей. – Я Авосю рассказал про вековой дуб. Думал, пусть знает историю леса, раз уж ему здесь жить. А оно вон как вышло. Он, наверное, к дубу пошёл другой судьбы просить.
Братья усадили бобра на пенёк.
– Не кори себя, батя, – сказал Гордей.
– Не тускней шерстью, – пожалел Евсей.
– Ну, разнюнились, – проворчал Остап Пармёныч. – Собирайтесь, искать пойдём. Кота и эту… безумную.
– Заблудшую, – поправил Евсей.
– Таисии чтоб ни гугу! – велел бобр. – Разделиться надо. Мы с Анчуткой за котом, а вы… – Остап Пармёныч махнул лапой на пролом в кустах. – Если кто кого найдёт, сразу к реке. И лучше через окуней или линей передавайте – они не болтливые. Плотву с новостями не посылать – что не забудет, переврёт. Ну, всё вроде?
Водолешие посерьёзнели.
– Батя, – Гордей шагнул вперёд и обнял бобра. – Если что…
– Ты уж побереги себя, – попросил Евсей. – А мы не подведём.
Глава 16. Лабиринт судьбы
Авось и Заблудшая Овца брели по ночному лесу. Они совершенно не видели, куда идут, но Овца заявила, что это не имеет значения.
– Я всегда иду куда попало, – объяснила она. – А потом просто оказываюсь где-нибудь. Пригляжусь – а ведь именно сюда я и шла!
Иногда Овца крутилась с закрытыми глазами и меняла направление. Иногда это делал котёнок.
– Время от времени, – учила Овца, – каждый заблуждается. Порой, чтобы прийти куда надо, приходится заблуждаться не раз и не два…
Отдыхать не стали. Котёнок слишком нервничал и не мог расслабиться – он хотел как можно быстрее поговорить с птицей Гаганой. Всю дорогу он мысленно придумывал, что ей сказать. Иногда он бормотал вслух, и до Овцы доносились отголоски его речи: «милая птичка», «так жить нельзя», «именем всех котов леса», «переделай мой сценарий, чтобы я никому не принёс беды»…
Овца не спала потому, что просто не спала. Через каждые десять–двадцать шагов она подходила к дереву и чесалась о него головой. Петь в ночи она не решалась, поэтому всё чаще трясла ушами и фыркала.
Авось смотрел на это и чувствовал, как от жалости внутри нарастает баюнский мяв.
Возле очередного такого дерева, почти под утро, Овца вдруг замерла:
– Всё, – сказала она. – Мы на месте.
Уставший Авось взбодрился:
– А… как ты это поняла?
– Ну… может, потому, что я умею читать знаки судьбы, – ответила Овца и боднула прибитую к дереву табличку.
На ней большими буквами было написано:
И маленькими:
И совсем малюсенькими, в скобках:
– Как это понимать?! – Авось вгляделся в маленькие буквы, и уши его слились с головой.
– Нас ждут, нам рады, – сказала Заблудшая Овца и пихнула котёнка сквозь арку из берёз.
Табличка не обманула. Лабиринт действительно существовал. За аркой уже не было леса, окружавшего путников минуту назад. Овца и котёнок стояли на дорожке, по обеим сторонам которой высокой стеной росли кусты.
Авось припал к земле и заглянул в заросли. Ни просвета – только бесконечное сплетение веток. Котёнок оглянулся. Арки больше не было.
– Получается, – Авось осторожно расправил уши, – если мы не пройдём лабиринт, то… станем костями по дороге.
Овца рассматривала свои копыта. Они были дороги ей на ногах, а не под ракитовым кустом.
– Одно я тебе скажу точно, – Овца понюхала заросли на предмет поедания, – нас ни в коем случае не обманули. Пройдём мы лабиринт или нет, наша судьба изменится, как ни крути.
И она покрутила хвостом. Котёнок тоже покрутил хвостом и побежал вперёд – пусть уж судьба изменится поскорее. Они быстро дошли до развилки и остановились перед придорожным камнем. Овца оторвала кусок мха, наросший на одной из надписей, пожевала и выплюнула. Потом с тоской посмотрела на стены из кустов.
– Еда здесь, я вижу, не отличается разнообразием, – скорбно признала она. – Надо выбираться.
– Вот, – Авось поточил когти о камень, – указатели. Странно, что их вообще в лабиринте сделали.
Котёнок разглядывал надписи:
«Направо пойдёшь, себя потеряешь».
«Налево пойдёшь, коня потеряешь».
«Прямо пойдёшь – бес его знает».
– А, ну всё понятно, – сказала Овца. – Нам направо.
– Да, – сказал Авось, – лошадку потерять было бы жалко.
– У нас её всё равно нет, – напомнила Овца. – Глупо играть в игру про коня, когда у тебя нет коня. И потом, потеряться должны мы, а не какой-то там
