меня в правильное место.
– Или не перенесёт, – Овца уставилась на Авося.
– Об этом я тоже подумал, – котёнок поджал хвост. – Это плохой вариант, но… тогда я поселюсь возле дуба и буду ждать Волколака там. Я не хочу всю жизнь бегать по лесу, и бояться, и быть угрозой, и заводить друзей, и сразу же их терять…
Котёнок отвернулся и крепко зажмурился. Потом собрался с духом и попросил:
– Прикрой меня.
Заблудшая Овца уставилась котёнку в переносицу. Авось отступил, взгляд Овцы сфокусировался. Теперь они смотрели друг на друга, и котёнок во что бы то ни стало хотел её убедить.
– Просто так они меня не отпустят, понимаешь? У них уже целый план по спасению. А это неправильно, когда из-за одного испорченного кота полягут пушные звери, водостойкие лешие и бесы рогатые. Я сам полягу! – Котёнок тряхнул головой и шлёпнул себя по уху: – То есть сам себя спасу. Если получится.
– Лабиринт судьбы… – проговорила Овца, – может всё изменить.
Она поглядела на ошарашенного котёнка и повращала ушами:
– Объясняю для тюпи-тюпи. Если это место с дубом и есть заповедное сердце леса, то путь к нему лежит через лабиринт. Горе и беду можно оставить в лабиринте и выбраться себе целеньким котёночком без волколаков на хвосте.
– Ты меня очень порадовала, Овечка! – воскликнул котёнок.
– Я не сказала, что оттуда легко выбраться. Особенно целеньким.
– Да-да, – Авось понимающе закивал, – это я уже понял про жизнь: она то легка, то тяжела. Так ты меня прикроешь?
– А когда ты выступаешь? – спросила Овца.
– Наверное… уже, – сказал котёнок, и глаза его расширились от страха. – Кажется, уже выступаю. Пока все ужинают. А то потом они меня хватятся. Анчутка ночевать придёт, Гордей – дежурить, батя будет в хатке ворочаться… – Авось вздохнул. – Ты пой погромче, как будто для меня, пока я из рощи выбираюсь. А потом вовсе не пой, затаись от Волколака. И лучше бы ты тиной обмазалась, как в прошлый раз. Зелёная и в соплях ты выглядишь явно несъедобной.
Овца нашла разумным и это. Она брякнулась на спину, закатилась в камыши и шумно заелозила в прибрежном иле.
– Ну… я пошёл, – прошептал котёнок.
Он навострил уши, напружинил лапы, проверяя мягкость шага, и… неслышно побежал в лесную чащу.
Овца высунула голову из зарослей камыша, на правом ухе у неё висела кувшинка.
– Жизнь… – пробормотала она, – то легка, то тяжела.
А потом возвела глаза к небесам и заголосила:
Пою я погромче, как будто ему,
А спросят, отвечу – не знаю кому.
Бежит он подальше от нас навсегда.
А спросят, отвечу – не знаю куда!
О, жертва судьбы, на погибель, во мрак,
Не надо вопросов, мне плохо и так…
Овца вдруг захлопнула рот, словно поймала муху.
– Я сознаю, – сказала она сама себе, – что мне очень и очень грустно. И этому… можно помочь!
Овца встряхнулась и бросилась в лес. В обратную сторону от той, куда убежал Авось.
Глава 15. Дорогу осилит заблудший
Авось, подстёгиваемый овечьими воплями, резво бежал прочь от реки, от веселья водолеших, от проказ Анчутки, от доброго ворчания бобра… Он бежал, пока хватало духу, потому что боялся, что не сможет убежать. Когда лапы стали запинаться о корни, а язык вывалился, как у собаки, Авось разрешил себе остановиться. Тяжело дыша, котёнок забился под корягу и вытянулся в прохладе укрытия. И тут он услышал Волколака.
Хрипя и завывая, Волколак пёр через кусты, круша всё на своём пути. Он весь был облеплен репьями, колючими веточками можжевельника, цепкими листьями малины и паутиной, которую собрал по дороге.
– Ы-Ы-Ы… – всхрапывал Волколак, и его жуткое дыхание гнуло ветви орешника.
Наконец он продрался в овраг, где затаился котёнок. Ужасный рёв сотряс склон, Волколак запнулся о корягу, перелетел через поваленное дерево, грохнулся на землю и сокрушительно клацнул зубами.
Котёнок, дрожа от страха, выглянул из-под коряги.
– Ты-ы… – Волколаку не хватало воздуха, – ну ты и бегаешь!!!
– Овечка?! – Авось подскочил к чумазому зелёному комку с овечьими ушами. – Так это ты! А я уже решил, что меня выследил Волколак.
Овца испугалась, что котёнок, чего доброго, снова драпанёт.
– Стой!!! – завопила она, валяясь на боку и дёргая копытами. – Стой что скажу!
Котёнок помог Овце подняться, отряхнул её и погладил по уху:
– Я сейчас тебе попить принесу, я слышу ручеёк.
– Не-не-не, – Овца заволновалась, – не исчезай с глаз моих. Выслушай меня.
Котёнок понял, что Овечка хочет убедить его остаться, и тоже заволновался. Он уже и так растратил почти всю решимость.
Ни в коем случае нельзя позволить ей говорить:
– Я не вернусь к реке, – Авось яростно замотал головой.
– Побереги шейные позвонки, – сказала Овца. – Я тоже не вернусь.
– ЧТО?! – Котёнок не верил своим ушам. – Неужели ты?..
Овца сдержанно кивнула:
– Пойду с тобой, да. Если только ты не будешь развивать третью космическую скорость.
– Овечка!!!
Авось кинулся к Овце на шею, прижался пушистой белой щекой к склизкой зелёной и выдал тонкое счастливое «у-у-у!».
– А теперь неси попить, пока я не сдохла, – и Овца, разъехавшись копытами, снова бухнулась у коряги.
Авось принёс ей воды, напитав мох в ручье, а по дороге собрал немного черники.
– Ну как ты? – спросил он.
– Голова болит, – Овца прислушалась к себе. – Ужасно болит, как будто мне чужую приставили.
– Если бы я знал, что ты бежишь за мной…
– Глупости, – отрезала Овца. – Она у меня всегда болит. Сколько я себя помню.
– Надо идти, – сказал котёнок и высыпал ей в рот остатки черники. Он опасался, что Овечка начнёт петь, а сейчас это было крайне нежелательно.
Они шли и шли. На втором привале Авось поделился с Овцой своим беспокойством:
– Больше всего я боюсь, что мы сделаем круг и снова выйдем к нашему берегу.
– Не бойся, – Овца неспешно дожёвывала осот. – Я же с тобой. Я как раз к нашей реке и иду.
Котёнок ойкнул и сел на хвост.
– Но… зачем, Овечка? – Он чуть не заплакал от обиды. – Почему?!
– Потому что, если я буду идти к реке, я гарантированно туда не приду. Я в трёх соснах две потеряю, одну за берёзу приму. А уж в Бескрайнем-то лесу… – Овца присвистнула. – Я тебе самый правильный попутчик, поверь. По-другому ты в жизни в заповедную чащу не попадешь. А со мной – и мяукнуть не успеешь, как придём.
