- Я заплачу, - повторила я, - и буду молчать.
- Иди за мной. Но руки держи в карманах – это тебе не комиссионка.
Бармен сунул тряпку, которой протирал стойку, в задний карман вареных джинсов, и скрылся за дверью, которой я вначале не заметила. Барашек спрыгнул со стула, прихватил с собой пиво и, озорно цокая, припустил за барменом.
За дверью была целая система подсобок и коридоров, набитых ящиками со спиртным и каким-то неподдающимся классификации хламом – по крайней мере, та часть подсобок и коридоров, которую довелось увидеть мне. Цоканье ребятенка летело из глубины коридора. Я вдруг почувствовала себя Алисой, идущей за белым кроликом. Очень неуклюжей Алисой: я не заметила ящика и на всем ходу налетела на него. Из ящика что-то разъяренно зашипело. Боже, что это? Потирая ушибленную коленку, я ускорила шаг, внимательнее глядя под ноги.
Я оказалась в тесной комнате с низким потолком, где воняло освежителем воздуха и пылью. Повсюду были стеллажи с каким-то банками, коробками, оружием и книгами. Бармен стоял под лампой и курил, дым от сигареты червем взвивался под потолок и закручивался вокруг лампочки. Он протянул мне руку с раскрытой ладонью. Я вначале подумала, что он дразнит меня, но потом увидела в его руке капсулу – такую, которую можно принять за обычное лекарство, скажем, от простуды. Желатиновая красно-белая оболочка. Вкуснятина.
- Пять сотен.
Я отсчитала пять сотен, потом взяла капсулу. Бармен сунул деньги в карман, даже не пересчитав. Похоже, он хотел распрощаться со мной как можно быстрее.
Я вышла из «Шлака» в напоенную канализационными испарениями декабрьскую ночь. Всю дорогу до заклейменных номерами ЖЭКов контейнеров барашек дергал меня за свитер, словно ребенок, требующий купить ему мороженое. Я потрепала его по голове и попрощалась. Оставшийся путь до машины в мозгу колотилась одна-единственная до невозможности нелепая мысль: черт, а ведь у него режутся рожки.
11
Если бы к «Туристу» прилагалась инструкция, полагаю, она звучала примерно так: «Для того чтобы оживить труп, Вам потребуется: а) труп, б) «Турист». Шаг первый: откройте Вашему трупу рот, разломайте капсулу «Туриста» и высыпите ее содержимое трупу на язык. Шаг второй: ожидайте пару минут. Приятного времяпровождения!»
Мы ожидали уже минут пять, но ничего не происходило. К тому же это никак нельзя было назвать приятным времяпровождением, даже с натяжкой.
Константин припарковал машину в тени заброшенной четырнадцатиэтажки, выключил двигатель и открыл переднюю дверцу, чтобы в салоне зажглась лампочка. Вокруг ни души. Мы стояли у открытого багажника, и смотрели на свернувшегося в позу эмбриона Быка. Никто из нас не делал попытки заговорить. Да и не о чем было говорить. Каждый думал о своем. Я лично думала о Быке. Судя по выражению лица зверолюда, последние минуты его жизни были не самыми радостными на его веку. Я расстроилась еще больше и отвернулась, обхватив плечи руками.
И тогда это произошло.
Казалось, голос летел из забытой радиоточки:
- Почему здесь так темно?
Я повернулась к багажнику. Позу Бык не поменял, но его глаза были широко распахнуты и полны первобытного ужаса. Вначале я списала это на обман зрения, но потом вспомнила, что зерно избавило меня от близорукости, и наклонилась ниже. Нет, это был не обман зрения – в глазах Быка действительно отражались тени и силуэты, которых в помине не было здесь, на запорошенной снегом обочине. Черт, да на километры вокруг не было ничего подобного!
Именно тогда, когда вам кажется, что вы уже просто не можете испугаться сильнее, это обязательно случается. Я медиум, и видела много такого, от чего мне плохо спится ночью. Но в случае со спиритизмом я знала, на что иду. Здесь же я была обыкновенным наблюдателем, зрителем на пьесе без программки, не знающим, чего ожидать. «Турист» открыл невидимую заслонку и позволил душе Быка в последний раз побывать в теле. Или тому, что мы называем «душой». Мне, впрочем, вдруг до колик не захотелось приплетать сюда душу. Что угодно, только не душу. То, что смотрело на меня из бычьих глаз, не имело ничего общего с прежним Быком – крутым пахучим парнем с «Фермы». Словно он вернулся с того света, по дороге подцепив десяток-другой призрачных автостопщиков.
- Ты умер, - сказал Константин. – А вокруг ночь.
- Я не хотел умирать!
Константин закатил глаза. Похоже, его не беспокоили разительные перемены, произошедшие в Быке. Скорее всего, он их просто не замечал.
- Рита, хочешь первой поговорить с ним?
- Мамочка, пожалуйста, мне страшно, - захныкал Бык.
- Закрой глаза, - велела я. Надо было что-то сказать, вот я и сказала. Бык безропотно подчинился, от чего мне стало еще тоскливее. – Уже не страшно?
Если бы вы спросили меня, почему я продолжаю стоять и смотреть на того, кто пустил мне пулю в голову, то вряд ли получили бы внятный ответ. Я даже себе не могла ответить на этот вопрос. Более того, не была уверена, хочу ли вообще говорить с Быком, и не проще было бы оставить это Константину.
Раньше мне не доводилось видеть действие запрещенных препаратов; теперь же, глядя на свернувшего калачиком мертвого, но, благодаря «Туристу», временно ожившего Быка, я была благодарна судьбе за это.
Голос Быка шуршал как наждачная бумага:
- Дьявол, это ты? Я в аду?
- Бык, это Рита, и ты не в аду, а в Кварталах. Ты застрелил меня этим вечером в «Сладком Зубе», помнишь?
- Я застрелил тебя? Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
- Почему ты это сделал?
- Тебя не должно было быть в «Зубе». Это не входило в наши планы. Мы хотели оставить зерно себе. Агния сказала, что никогда не простит твоего брата. Она хотела сделать ему больно, сделав больно тебе.
Я разучилась дышать. Неужели я умерла из-за того, что Агния так и не смогла переступить через отношения столетней давности? Выходит, меня бы не впутали в историю с зерном, если бы между этими двумя в выпускных классах ничего не было! Агния нашла бы другого козла отпущения, мы бы продолжали время от времени выбираться в кафе и говорить ни о чем. От злости и потрясения у меня тряслись руки. Пришлось сцепить их и переплести пальцы.
Одно я знала наверняка: я не расскажу об этом Владу. Вы вновь спросите, почему. И вновь я отвечу, что не знаю.
Если бы не Агния, я бы не стала коматозником. Если бы не я, Агния бы не умерла. Впервые я почувствовала разницу между «умереть» и «стать коматозником».
- Если я тебя застрелил, - внезапно спросил Бык, - почему ты сейчас говоришь со мной? Ты тоже умерла? Мы оба в аду?
- Во мне зерно, которое мы нашли у тебя.
- Это не мое зерно, за него заплатил зверолюд по имени Константин.
Константин присвистнул, дескать, еще бы.
- Это ты, Дьявол? – встрепенулся Бык, поворачивая голову на новый звук.
- Да, это я, - подтвердил Константин.
Я укоряющее посмотрела на зверолюда.
Бык заплакал:
- Я знал, что это ты, знал, что окажусь в аду! О, мама-мамочка, мне так страшно! Где Агния? Агния!
Меня потихоньку начинало это доставать.
- Агния мертва, - сказала я.
- Какой ужас! – Бык начал громко всхлипывать. – Я так любил ее!
Поняв, что больше не выдержу ни секунды, я сорвалась с места и размашисто зашагала вдоль дороги, села на заснеженный бордюр и подставила лицо под заметно поредевший снег.
Константин подошел ко мне, казалось, спустя целую вечность. К тому времени я уже чувствовала себя значительно лучше, руки почти не дрожали.
- Действие «Туриста» закончилось, - сказал он, усаживаясь рядом и вытягивая ноги. Он был обут в поношенные казаки, из которых торчали лохматые штанины джинсов. – Я же говорил, зрелище не из приятных.
Ненавижу, когда предложение начинается с «я же говорил». Но я промолчала, подтягивая ноги к груди и обхватывая коленки руками.
- Узнал что-то интересное?
- Думаю, с моей стороны будет правильней больше не впутывать тебя во все это.
Я какое-то время молчала, обдумывая сказанное.
- Слишком поздно об этом заботится, Константин, - вздохнула я.
- Ты повидалась с Быком. Задала ему вопросы, получила ответы. Езжай домой, Рита.
- Поздно, - повторила я. – Я помогу тебе достать зерно.
Его профиль был резко очерчен в свете задних фар авто. Константин был напряженным, рассерженным и уставшим одновременно. Нахмурившись, он смотрел перед собой.
- Тебе что, совсем мозги вышибло? – Его губы едва шевелились. – Ты не знаешь, о чем говоришь.
- Тебе не удастся задеть меня. Я уже приняла решение.
- Так вот ты какой, цветочек аленький, - хмыкнул он и повернулся ко мне, кожаная куртка с готовностью заскрипела. На его губах играла горькая улыбка. – Знаменитая Рита Палисси, по вине паршивого зверолюда ставшая коматозником. Однако уже не паршивый зверолюд, а она сама продолжает рыть себе яму.
- В детстве я вырыла много ям в песке, - сказала я задумчиво.
- Ты хочешь поехать со мной.
Это был не вопрос. Я кивнула и, съежившись, вжала голову в плечи. Константин дал мне сигарету и сам закурил. Мы смотрели, как падает снег, но каждый думал о своем. В конце концов, Константин начал рассказ. Его голос вплетался в тишину снежной декабрьской ночи. Он коротко пересказал мне все, что услышал от Быка.
