транзистор не смените, звёздную карту не прочтёте и заблудитесь в космосе, как в трёх соснах…
— Заблудимся, — тихо сказал Толя.
— Ну тогда лучше помолчи… И вообще, чего тебе надо от меня? Я ведь сделал тебя своим первым помощником на корабле…
— Мне не нужно этого! — сказал Толя. — Я о другом… Да, ты лучше нас разбираешься в двигателях и умеешь пилотировать корабль, но не забывай, что мы все в звездолёте товарищи и равны…
— Нет уж! — перебил его Колесников. — Обжора мне не равен, и Алька не равен… Что они смыслят в устройстве… Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать… А вот ты… ты… Ты — ничего. Голова у тебя соображает, хотя и занимается не тем, чем нужно… — Колесников вдруг радостно посмотрел на него, оттого, наверно, что пришла ему на ум какая-то замечательная мысль. — Здорово ты меня уговорил на Земле улететь на этом великолепном звездолёте…. Молодец!
Толя молчал, не зная, что ответить: всё это было правдой и абсолютной ложью! Он, Толя, позвал его в этот полёт не просто так, не из мальчишеского озорства, не потому, что хотел кому-то насолить, а потому, что ему не терпелось узнать — не из книг, а увидеть своими глазами, — как там, за пределами Солнечной системы.
— Скажешь, не так? Скажешь, я вру?
— Да, — проговорил наконец Толя, — я хотел, чтобы мы полетели вместе, но ты должен быть человеком…
— А кто же я? — весело смотрел на него острыми глазами Колесников.
Однако Толя упрямо гнул своё:
— И если у нас возникнет спор и несогласие по каким-то вопросам, будем голосовать…
— Хорошо, так уж и быть, — улыбнулся Колесников.
Толя ушёл в свой отсек №2, натянул до шеи лёгкое одеяло и туго сжал ресницы, чтобы скорей уснуть. Но чем крепче сжимал их Толя, тем хуже шёл к нему сон. А звездолёт всё мчался и мчался в холодные глубины космоса меж звёзд и планет Вселенной…
К завтраку Толя вышел из своего отсека и увидел Леночку: она сидела в салоне в синей светящейся кофточке, расчёсывала волосы и смотрелась в зеркальце, которое старательно держал перед ней Жора. Толя глянул на неё и застыл, прямо-таки замер в изумлении, точно ни разу не видел её, — такая она была красивая.
За Толей в салон вошёл Алька. И словно споткнулся обо что-то, увидев Леночку с Жорой; дёрнул Толю за рукав куртки и с силой потащил назад, в коридор.
— Что это он? — Алька кивнул головой в сторону Жоры. — Сама не может справиться? Он что, полетел с нами для того, чтобы держать перед ней зеркальце?
— Не знаю, спроси у него сам, зачем он полетел, — сказал Толя и хотел уйти, но в это время из рубки высунулась маленькая голова Колесникова.
— Ну как он, справляется с работой? Не напрасно взяли? Старайся, а не то есть много охотников заменить тебя! — весело сказал Колесников, заметив в коридоре Альку с Толей, и добавил: — Лен, а ты видела мою рубку?
— А что там смотреть? — отозвалась Леночка, однако тут же передумала, шагнула в рубку, и до ребят донёсся её громкий смех.
На Жору, внезапно лишившегося своей работы, жалко было смотреть: он ещё больше надулся, покрутил в руках зеркальце, вздохнул, спрятал его в карман и тяжело опустился в кресло.
Альки уже не было в коридоре — убежал в свой отсек. Ушёл за ним и Толя, достал с полки толстую, но очень лёгкую книгу со стрелочкой на переплёте, включил самую малую скорость перелистывания страниц и большим усилием воли заставил себя читать о небесной механике Вселенной. От чтения его оторвал сигнал на обед.
— А где Горячев? — Колесников оглядел усевшихся за стол. — Что с ним? Жора, узнай!
Тот нехотя поднялся и скоро вернулся.
— Он просит, чтоб ему отнесли тюбик в отсек.
— Вот ещё новости! — сказал Колесников. — Дисциплина для всех одна. Все должны обедать в салоне и в одно время. По «Инструкции внутреннего распорядка и поведения членов экипажа «Звездолёта-100»!
Колесников окинул всех беглым взглядом, что-то сообразил про себя, пошёл к отсеку №3 и привёл Альку.
Алька молча сел за стол, отвинтил крышечку своего тюбика и принялся есть.
За. столом стало очень тихо.
— Лен, хочешь? — прервал всеобщее молчание Жора и протянул ей свой тюбик, из которого была выжата только половина обеда.
Леночка вдруг отчаянно покраснела.
— Сам ешь! Тебе ведь всё время не хватало.
— Теперь хватит… Это я так, ради смеха…
— Никаких делёжек, — перебил его Колесников. — Ешь всё сам, а то обессилеешь, едва будешь ноги волочить. Скоро прилетим на планеты, и тебе придётся поработать. Не так, как на Земле. Но если экипаж не возражает, я выделю Лене, как единственной девочке на звездолёте, тюбик со сластями из запаса, рассчитанного на праздничные дни. Нет возражений?
— Я возражаю! — поднял своё круглое лицо Жора. — Ей надо дать не один, а два тюбика!
— Спасибо, мальчики, мне и одного хватит.
— Голосуем? — спросил Колесников.
— Не надо, считай, что прошло единогласно, — сказал Толя.
Колесников принёс тюбик в зелёную полоску и торжественно вручил Леночке.
— Спасибо, мальчики… Должна вам признаться: на первом месте у меня танцы, на втором — музыка, а на третьем… на третьем — сладости… Знала бы, что здесь не будет конфет, взяла бы десять килограммов!
Она не стала есть при всех сладкую пасту, а убежала в свой отсек.
— Хорошо, что мы взяли её в полёт, — сказал Колесников. — Что бы делали без неё?
Внезапно Алька вскинул голову и выпалил:
— А я не согласен! Совсем не хорошо!
Все трое прямо подпрыгнули в своих креслах и недоуменно уставились на Альку.
— Ого! — выдохнул Толя.
— Что с тобой? — крикнул Жора.
— Ничего! — сказал Алька. — Я… Я считаю… И это надо немедленно поставить на голосование…
— Нельзя ли покороче? — бросил Колесников.
— Можно! — Алька набрал воздуха и вместе с ним набрался силы и решимости и отрезал: — Я считаю, что этого не должно быть… Чтобы никто в неё… Ну, вы понимаете… У нас ведь очень трудный,
