же постоянно вращаемся – Земля вокруг Солнца, Луна вокруг Земли и так далее. Поэтому мы должны учесть возможность проведения подобного путешествия и вращения на поверхности нашей Земли. Было бы слишком однообразным все время сидеть на одном месте и оттого иметь перед собой один и тот же вид. Мы должны принять движение как часть нашего удовольствия от природы и искусства»
16.
Б. Таут. «Полное раскрытие – звезды мерцают сквозь стеклянные панели…». Последний лист из альбома «Мировой строитель». 1920
В одном из последних своих романов, «Серая ткань и десять процентов белого» (1914), Шеербарт описывает создания всемирного архитектора Эдгара Круга. Герой обращает внимание на свою будущую супругу именно потому, что ее серое платье не мешает воспринимать цветовые эффекты его стеклянных дворцов и башен. Эффекты составляют важную часть впечатления, они уподобляют здание живому организму. В финале романа Круг размышляет об этих соответствиях: «Крылья стрекозы!…Райские птицы, светляки, светящиеся рыбы, орхидеи, раковины, жемчужины, бриллианты и т. д. и т. д. – все это вместе есть самое великолепное на земной поверхности. И все это мы вновь обретаем в стеклянной архитектуре. Она есть высочайшее, вершина культуры!»17 Интерес к стеклянной архитектуре, связанной с будущим человечества, привел Шеербарта в конце жизни от великолепных астральных фантазий к «конструктивным» проектам, нацеленным на реализацию.
К 1914 году у писателя возникли тесные творческие взаимосвязи с одним из его горячих поклонников, архитектором Бруно Таутом. В 1914 году в издательстве Херварта Вальдена «Штурм» вышла небольшая книга Шеербарта под названием «Стеклянная архитектура». Это очень простой по форме трактат, в котором нет ни литературных фантазий, ни даже теоретического обоснования. Текст состоит из ш коротких фрагментов с заглавиями. Первый из них, «Окружение и его влияние на развитие культуры», объясняет необходимость появления новой среды требованиями повышения культуры: «Мы большей частью живем в закрытых комнатах. Таково окружение, из которого вырастает наша культура. Наша культура в значительной степени есть производное нашей архитектуры. Если мы хотим, чтобы наша культура поднялась на более высокий уровень, мы должны, так или иначе, изменить нашу архитектуру. А это будет возможным, только если мы устраним замкнутый характер комнат, в которых живем. Мы можем достичь этого лишь введением стеклянной архитектуры, которая пропускает внутрь свет солнца, луны и звезд, не только сквозь несколько окон, но и сквозь все, какие можно, стены, которые будут сделаны целиком из стекла – цветного стекла. Новое окружение, которое мы тем самым создадим, должно принести нам новую культуру»18.
Шеербарт последовательно создает образ стеклянного дома, указывая на требования конструкции, климата и освещения. Двойные стеклянные стены сохраняют тепло, если же цветное стекло пропускает мало света, внешнюю стену можно сделать бесцветной. Деревянная мебель больше не обязательна: «Буфеты, столы и кресла следует делать из стекла, коль скоро необходимо единство окружения…Никелированную сталь нужно будет, разумеется, украсить эмалью и чернью, так чтобы мебель могла производить потрясающий эстетический эффект – подобно тончайшей деревянной резьбе и деревянным шкафам, инкрустированным другими породами дерева». Тем не менее стеклянный дом выглядит весьма холодно и отчужденно: его каркас состоит из стали и бетона, полы выложены каменным паркетом, желательно из серого магнезита. «Драгоценные, украшенные орнаментом цветные стены» несовместимы ни с мебелью по углам, ни с наличием картин: «Ради высших целей подобная революция в интерьере неизбежна…Иное невозможно, если должно возобладать новое»19.
Прообразом будущего стеклянного дома писатель считает не только оранжерею ботанического сада, но и придомовую террасу: «Тот, кто снабдит остеклением с цветным декором три стороны своей террасы, вскоре захочет больше стеклянной архитектуры. Одно влечет за собой другое, и остановить этот процесс немыслимо». В саду, в подражание арабам и голландцам, дорожки следует мостить камнем и майоликой, дабы «великолепие стеклянных дворцов было должным образом обрамлено». Чувствуя возможные возражения, Шеербарт опровергает мнимую «холодность» стеклянных форм: «Так или иначе, позвольте пояснить, что цвета в стекле производят самый сияющий эффект, дающий, быть может, новое тепло…Я хотел бы дать самый решительный отпор лишенному украшений “функциональному стилю” (Sachstil), ибо в нем нет искусства». Тем не менее «для переходного периода функциональный стиль мне кажется приемлемым; так или иначе, он порывает с подражанием прежним стилям, которые являются производным кирпичной архитектуры и деревянной мебели. Украшение стеклянного дома будет развиваться совершенно самостоятельно – восточный декор, ковры и майолика будут претворены в стеклянной архитектуре так, что у нас никогда, по моему убеждению, не будет повода говорить о подражании прежнему»20.
Далее Шеербарт переходит к описанию пейзажа будущего. «Лик земли сильно изменится, если кирпичная архитектура будет повсюду вытеснена стеклянной. Это будет подобно украшению земли сверкающими камнями и эмалями. Такую славу трудно себе представить. Весь мир будет столь же великолепен, как сады “Тысяча и одной ночи”. Мы должны получить тогда рай на земле, и не нужно будет дожидаться рая небесного». Писатель апеллирует и к модным изделиям стиля модерн: «Знаменитый американец Тиффани, который изобрел “стекло Тиффани”, тем самым сильно продвинул стекольную промышленность; он ввел в стекло цветные облака. При помощи этих облаков можно достичь великолепнейших эффектов – и стены получат совершенно новое очарование, и оно наверняка отодвинет на второй план украшение дома, которое, впрочем, в некоторых местах останется вполне уместным»21. При этом Шеербарт делает замечание, напоминающее о скромно одетой героине его романа «Серая ткань и десять процентов белого»: зеркала с их «ртутным блеском», которые «продолжают вновь и вновь отражать окружающее в различном свете», должны быть изгнаны из открытых интерьеров. «Если нужен эффект калейдоскопа, их использование полностью оправдано. В других же случаях следует избегать ртутных зеркал, ибо они опасны – подобно яду»22.
Писатель откровенно признается, что «пока» его предложения касаются мест с умеренным климатом. Как это часто бывает у архитекторов-мечтателей, он постоянно говорит о лете, жаре, потоках солнечного света. Шеербарт призывает использовать опыт рококо, когда растения формировали подобно «пластичной глине», создавали из них стены и фигуры. Подобные предметы можно заменить стеклянными стенами в саду, создавая «невообразимые» эффекты, а возле бассейна поставить зеркальную стену. Эта идея напоминает образ из рассказа Шеербарта «Флора Мор»: там сад полон стеклянных растений, которые движутся и расцветают при помощи специальных механизмов. Возможно, источником этого образа является роман Франческо Колонны «Гипнэротомахия Полифила» (1499)23, который мог быть известен Шеербарту по одному из французских переводов.
Стеклянные дворцы Шеербарта оформлены по строгим принципам нового искусства. Там среди стен, сложенных из стеклянных кирпичей либо покрытых мерцающим искусственным перламутром, стоит мебель из стали, украшенной эмалью и чернью, и стекловолоконных
