- Какое вы имеете отношение к Церкви механизированных?
- Все мы в той или иной степени имеем отношение к Церкви.
Это следовало понимать, как самое непосредственное отношение.
Я не верила в то, что Стефан вытащил меня из Церкви из доброты душевной. Кто-то отдал ему соответствующий приказ, и он подчинился. На кого он работает? На того же, на кого работает и Платон? Работал Пушистый Хвост? На того, кто сидит у руля Церкви механизированных?
О боссе Церкви широкой публике не известно ничего. Держу пари, в лицо его знал узкий круг приближенных. Зато босс наверху знал всю цепочку подчиненных. Если цепь разрывалась по той или иной причине, босс сверху подтягивал ее и восполнял звено. Как произошло с Пушистым Хвостом. Все чертовски просто. И это превосходно работает, так? Оставалось догадываться, насколько близко звено Стефана находилось от Большого Босса.
- Где Константин?
- А, вы, наверное, спрашиваете о том молодом человеке, - осторожно произнес Стефан, поправляя полотенце. – Мой вам совет: забудьте о нем.
- Как понять – забудьте о нем?
Стефан обезоруживающе улыбнулся и заговорил таким тоном, словно обращался к пятилетнему ребенку:
- Вы – Маргарита Палисси…
- Ерунда какая-то! И что с того, что я Палисси? Это не объясняет, какого черта вы расшвыриваетесь ребяческими советами. И еще: от меня пластмассовые улыбки отлетают как горох от стенки, поэтому приберегите их для кого-то другого.
- О! Ну вы же не даете мне возможности объяснить.
- Это вы не даете мне возможности понять.
Стефан замолчал, не глядя на меня, видимо, собираясь с мыслями. Я использовала его молчание, чтобы перевести дыхание. Опустив глаза, я поняла, что вцепилась в меховое одеяло, пальцы скрючились и побелели. Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы заставить себя разжать ставшие похожими на рыболовные крючки пальцы.
- Хорошо. Ваш случай, - заговорил он, наконец, - один из тех редких, когда деятельность подобных Константину и Пушистому Хвосту преступников приносит пользу. В противном случае нам с вами сейчас не беседовать.
Что-то похожее на слезы сдавило горло.
- Преступников? Что вы с ним сделали?
- Поймите, Маргарита, - покачал головой Стефан, - каждый получает то, чего заслуживает.
- Да вы, я посмотрю, философ.
- Разве этот негодяй заслуживает заступничества после того, что сделал? Маргарита, именно Константин втянул вас в грязные манипуляции с зернами, что и повлекло за собой ряд событий. Вас, уважаемого делового человека! Будь я неладен, если вы когда-нибудь стремились стать коматозником, - Стефан доверительно улыбнулся. – Иными словами, вы пострадавшая, а Константин преступник, это как дважды два. Скажу больше: вы – публичная персона, он – никто. Почему он должен вас волновать?
Кажется, Стефан посчитал вопрос риторическим, хотя я была готова дать на него ответ. Потеряв интерес к теме разговора, он отвернулся. Иисус на его спине задремал. По крайней мере, его глаза были закрыты. Стефан сел за письменный стол и достал из верхнего ящичка бумажный конверт, трубочку и зеркальце. Высыпав из конверта на зеркальце немного порошка, он покромсал его ногтем и распределил на две дорожки. Затем занюхал по дорожке в каждую ноздрю. Откинувшись на спинку стула, он громко шмыгнул. Полотенце сползло, и я отвела, как оказалось, полные слез глаза.
- Не переживайте, у вас не будет проблем с Церковью, вы в законе, - почти извиняющимся тоном сказал он, поправляя полотенце. – Душ там. В шкафу вы найдете халат и тапочки. Внизу вас ждет машину: вас отвезут, куда скажите. С возвращением вас в прежний ход вещей.
Это не порадовало меня так, как могло бы порадовать еще вчера.
- Пожалуйста, - он развел руки, - спрашивайте, если у вас есть вопросы.
- Как на счет моей коматозности?
- Как я уже сказал, можете не переживать из-за проблем с законом, потому что их не будет. А то, что скажет на это толпа рыб-прилипал, пусть вас не волнует, - улыбка снова обозначилась на худом лице.
- Я не понимаю, Стефан, к чему вам лишняя головная боль. Мое имя и то, кем я являюсь, не объясняют вашего желания помочь.
- Разве не могут люди помогать друг другу просто так?
- Мы оба прекрасно знаем, что нет. Чего вы хотите, Стефан? – Я тоже приклеила на лицо улыбку, вполне сопоставимую с его оскалом. – Или будет правильней сказать: чего хочет ваш босс? Кем бы он ни был.
- Вы нравитесь мне, когда злитесь.
- Разве я сейчас злюсь?
- О! И это еще мягко сказано. Все думаете об этом Константине, не так ли? В любом случае, давайте не будем торопить события, мы еще увидимся и обязательно обсудим ваше нынешнее положение.
- То есть вы расскажите мне о том, чего хочет ваш босс.
- И об этом тоже, - кивнул Стефан, ухмыляясь. – А пока отдыхайте, чувствуйте себя как дома.
Стефан ушел, оставив после себя терпкий запах туалетной воды.
Я вылезла из постели, растирая щеки. Ладони стали влажными и горячими. Кровать была с высокой рельефной спинкой, полукруглая, одеяло – мех с синим бархатом. Только одна гостиница в Пороге могла предоставить подобную роскошь. Я подошла к панорамному окну, на ходу стаскивая через голову свитер Константина и расстегивая задеревеневшую от крови блузу – я оценила, что меня, по крайней мере, никто не раздевал.
Фасад «Тюльпана» выходил на реку. Солнце утонуло в темных водах, отражалось от засыпавшего набережные улицы снега. Небо было безупречно голубым, без единого облачка, и по-зимнему далеким. На Правом берегу отчетливо просматривались Кварталы. На часах со скачущими по циферблату пушистыми кроликами стрелка остановилась на четырех минутах девятого.
Ну вот, собственно, и все.
Все закончилось.
Или только начинается?
Я попыталась проанализировать ситуацию. Что я знала: песенка Пушистого Хвоста, Агнии, а теперь и Константина спета. Константин говорил, что у него есть время до этого утра, когда с него потребуют зерно. Делая вывод из сказанного Стефаном, Константин получил то, что заслужил, и, уж что-что, а получил он не зерно. Я сделала все возможное, чтобы помочь ему, но этого оказалось недостаточно.
Чего я не знала: почему тогда я чувствовала себя редкостной сволочью? В груди щемило, когда я думала о Константине.
Я стояла под горячим душем не меньше четверти часа, смывая с себя засохшую кровь и ужасы прошедшей ночи. Не отдавай себе отчет, я опустила взгляд и посмотрела на коленки. Хотя они были чистыми, их вдруг стали колоть сотни невидимых иголочек, покалывающее тепло стекло по голеням и заставило меня зажмуриться. Да, мое тело было чистым, но от этого не стало хуже помнить, как еще совсем недавно было измазано в крови Агнии. А ведь мне с этим жить. Или как там это теперь называется, учитывая мое новое положение.
Я закрутила кран, ступни коснулись пола. Подошла к зеркалу и внимательно изучила себя на предмет каких бы то ни было необратимых изменений. Конечно, я знала, что нет никаких «необратимых изменений», кроме единственного – коматозности. Я даже решилась запустить пятерню в волосы на затылке и – будь что будет – нащупать входящее отверстие от пули. Но его не было! Волосы густой завесой закрывали маленькую абсолютно безволосую область, кожа на которой оказалась особо чувствительной. Стоило ее поскрести, как меня тут же стал донимать невыносимый зуд на пару с пульсирующей головной болью. Аспирин я нашла в аптечке над раковиной и выпила сразу пару таблеток. Нечеловеческая боль, но вполне человеческий метод борьбы с ней.
Я узнавала то, что видела в зеркале, и это утешало.
Пройдя в комнату, я достала халат и набросила на мокрые плечи. Меня беспокоила перестрелка в «Сладком Зубе». Ручаюсь на что угодно, что о ней будут говорить в СМИ. «Сладкий Зуб» - заведение на слуху и любое происшествие, особенно такое серьезное, непременно попадет в новостные сводки.
В дверь постучали. Миниатюрная азиатка, обутая во что-то наподобие чешек, вкатила тележку с завтраком. На первом ярусе тележки лежали две коробки. Первая – большая и плоская, с глянцевой поверхностью, вторая – средних размеров, черная, матовая. Я велела все оставить возле кровати, а сама, поддавшись мнительному порыву, убежала в ванную и замотала голову в полотенце. Когда я вернулась, горничной и след простыл.
Помимо французских тостов, меда, фруктового салата и кофе, на подносе лежала пачка сигарет и зажигалка. Я поняла, что у меня во рту не было ни крошки со вчерашнего утра. Стараясь не думать ни о чем, иначе у меня бы кусок в горло не полез, я съела тост, предварительно полив его медом, поковырялась во фруктовом салате, налила себе кофе, придвинулась на краюшек кровати и закурила. Потом решила включить телевизор.
Прогноз погоды (во второй половине дня передавали снег), реклама «Ам-Незии», детская утренняя передача с участием лучших друзей Человека-Цыпленка; рыжий сеттер рекламирует соленые крекеры «потому что они такие солененькие!»; продублированный сериал.
