своих «собратьев». Вывел все пять имевшихся в строю, только один танк сломался по дороге. И вот «чертова дюжина» импортных танков из Туманного Альбиона вчера прибыла в Либаву, вместе с тремя башенными Т-26 и пушечным броневиком БА-10. Оставил комдив-23 и две маленькие польские танкетки, к удивлению, вполне пригодные — видимо решил избавиться от «довеска».
Заводские мастера должны были решить к утру — какие танки можно отремонтировать. За счет других собратьев, участь которых предрешена — быть вкопанными в землю на восточном секторе, превратившись в бронированные огневые точки.
Николаев удивился, что вроде вполне понимает речь латыша, но тот, увидев его, немедленно подошел, вытерев руки ветошью. Серафим Петрович крепко пожал ему руку и спросил:
— И что скажете по поводу танков, товарищ?
— К сожалению, товарищ комиссар, только семь наших танков мы отремонтируем — они вполне на ходу, нужно хорошо почистить и тщательно перебрать двигатель. Еще две машины имеют серьезные поломки, кроме двигателя и подвеска. Но их тоже можно починить. Четыре танка могут только дать запчасти — ездить они не будут.
— Какой срок работ?
— Нужно четыре дня на немного испорченные, и неделя на два других, серьезно пострадавших.
— Танки нужны послезавтра, к утру. Двум другим быть готовыми не позднее вечера 24-го июня. Очень нужно — справитесь?!
— Если надо — то сделаем в срок, будем работать ночами.
— Хорошо, а что с другими машинами?!
— Броневик отремонтируем за три дня — никак не раньше, но будет как новый. А вот с вашими танками плохо — один можно попробовать починить, однако не обещаю, а вот два других ходить уже не будут — там нужно менять двигатели, а их у нас нет.
— Буду надеяться на ваш труд, товарищи, — Николаев не скрывал удовлетворения — в слове старого мастера, хорошо говорившего на русском языке — видимо работал с русскими еще до революции — он не усомнился. Не тот народ, раз пообещали после долгих размышлений, то непременно сделают, в этом можно быть уверенным.
Подходя к «эмке» дивизионный комиссар посмотрел в лазурное июньское небо, мысленно отметив, что мирное оно последний день. В нем были видны истребители — три «чайки» из 148-го истребительного полка демонстрировали жителям, что небеса под надежной защитой. Авиация базировалась на Большом Либавском аэродроме, или Батском, как его называли жители по месту селения, недавно построенном. Всего в полку имелось 68 бипланов И-153, четырнадцать из которых были неисправны. А также несколько учебных УТИ и два У-2, являвшихся связными.
Посетив вчера аэродром, Николаев увидел ровную линейку из неисправных самолетов, выстроенных как на параде. И это при том, что истребители всех четырех эскадрилий полка были замаскированы на лесной опушке, для многих были подготовлены укрытия. Авиаторы два дня тому назад получили приказ от командования своей дивизии перейти на усиленный режим несения службы, а потому приняли меры к рассредоточению истребителей по аэродрому и их тщательной маскировке от возможной воздушной разведки или бомбардировки германскими ВВС.
Вот только такой нарочитой жертвой, лакомой целью в виде более чем десятка «чаек», которые могли быть отремонтированы, комендант 41-го укрепрайона возмутился, и с трудом подбирая слова, выразил свое недовольство побагровевшему майору с голубыми петлицами…
Кретинга — Курмачай
46-й укрепрайон
204-й строительный батальон
командир отделения
ефрейтор Зуев
— У нас говорят, что завтра будет война, — старый еврей поправил очки на переносице, глаза были печальными. — Жители скупили соль, спички, муку и сахар, полки пустые везде. Во всем городке не найти бутылки керосина и свечей — верный признак, ой-вей, что к слухам стоит прислушаться. Таки и прошлый раз было, как помню — все из лавок смели, даже у старого Шмули, что всю жизнь старье с наценкой продавал, ничего не осталось. Война ведь плохое занятие, молодой человек, гешефт можно получить добрый, конечно, но если представить, во что это обойдется, так страшно становится…
Старик-портной говорил бы долго, но тут в дверь вошла Рамуне, в синей куртке НКС с петлицами — тонкая талия была туго перетянута ремнем, на котором висела кобура с наганом. Девушка, как показалось Алексею, требовательно и чуть сурово посмотрела на дедушку. Тот немного сконфузился, посмотрел виновато.
— Старость всегда любит потянуть время, поболтать. А молодость вечно торопиться, ей кажется, что нужно успеть совершить многое. И не успевает — можно одно дело закончить, но не охапку, молодые люди. Да ладно — идите, ваше время более ценно, чем мое.
Рамуне повернулась и вышла, фыркнув, а ефрейтор, продвигаясь бочком, устремился в дверь, заметив, что старый Изя понуро склонил голову. На секунду стало жаль «вечного портного», но самому терять время не хотелось — и так оставалось всего полчаса.
— Будет война?
Рамуне сразу задала вопрос, даже не поздоровавшись. Глаза девушки буквально впились в него, синие, как бездонное озеро, и он заметил, как участилось ее дыхание. Пожал плечами, объяснил:
— Я не генерал, чтобы планы командования знать. Но две роты передали в стрелковые батальоны, бойцам винтовки выдали. Что есть, то есть. Но тревожно на душе — вот и думаю, то ли война грозит, или немцы провокацию крупную устроят — из пушек нас обстреляют.
— Я боюсь, — девушка сделала шаг вперед, прижалась к нему, ее руки обвили шею парня. Тот, зарывшись носом в ее пушистые волосы, буквально млел от нахлынувшего счастья, одурманенный запахом ромашки. Время затянулось для двоих, только сердца начали бешенный перестук.
— Аш тавя милю…
— Что ты сказала?
Девушка замерла в его руках, потом подняла на него глаза — блестящие и яркие, такими их он еще не видел.
— Не могла сказать тебе по-русски, — Рамуне вздохнула, провела ладошкой по его щеке — от прикосновения Алексей вздрогнул, и негромко сказала. — Я тебя люблю!
Тут же ее горячие и полные губы прижались к губам парня, и первый поцелуй двух влюбленных обжег обоих горьковатым привкусом надвигающейся войны…
— Быстрее, бойцы, быстрее! Занимайте позиции — в них и отоспитесь до утра, если не начнется!
Младший лейтенант с малиновыми пехотными петлицами не стал объяснять, что может начаться, все и так прекрасно понимали что к чему — просто так по тревоге не поднимают. Спать хотелось жутко, но Зуев прогнал сон и сам принялся подгонять красноармейцев своего отделения. Вдоль позиций текла запруженная река, за спиной дома селения — добротные и ухоженные, многих бойцов зависть одолевала, когда они их сравнивали с покосившимися избами в родных деревеньках.
Там же возвышались толстыми «пнями» два дота — амбразуры были заложены мешками с песком, торчали толстые стволы станковых «максимок». В предрассветных сумерках были видны фигурки красноармейцев — пулеметный полувзвод из состава
