вихрастый мальчишка, чем-то на Стёпку похожий. Положил около внука под утро, тот проснулся и ахнул:
— Как сюда попал? Сам пришёл что ли?
— Ну, да, — посмеивается дед в усы, — это Чур прислал тебе в утеху своего внучка.
Надо сказать, что столбы, держащие крылечко, не простыми были. Мастерски вырезанные лица на них отличались серьёзностью. Это Чуры-обереги, сторожа дома, охранники от похитников и тёмной силы. Про то Стёпка знал, не раз рассматривал изображения и разговаривал с ними.
— А как же его зовут? — неймётся мальцу.
— Ну, — почесал затылок Иваныч, — Чурашка.
— Это маленькое имя, да? — не отстаёт Стёпка. — Как Ивашка! А вырастет, Иваном станет! А Чурашка станет настоящим Чуром, защитником и хранителем.
— Ну, милый, это ты у него сам всё расспроси, а я пока в хлеву управлюсь.
У Иваныча окромя [95] лошадки ещё коровёнка имелась и коза, курочек пять на повети квохтало да и петушок кукарекал возле них. За всем уход требовался. Покуда дед по хозяйству радел, Степашка нового дружка со всех сторон оглядел, поговорил с ним о том о сём и на двор вышел, показать, что да как снаружи. Задор подбежал, облизал маленькому хозяину щёки, куклу понюхал, хвостом вильнул — познакомился. Вскоре за стол сели, завтракать. Стёпка Чурашку рядом ставит, ложку каши себе в рот, вторую дружку предлагает. И зажили они втроём славно. Внучек и скучать перестал, потому как день и ночь разговаривал со своим деревянным дружком. Временами и самому Иванычу казалось, что он слышит, как отвечает Чурашка Стёпке. Так потихоньку до весны и дотянули.
С первыми ручьями пришла весна, тёплышком одарила, травкой порадовала. Мальчонка вовсе окреп, облазил все места, что к дому поближе. Иной раз отправится в лес побродить, краюшку хлеба сунет за пазуху, туда же и Чурашку отправит. Рядышком Задор трусит, Стёпка и с псом разговаривает, и с дружком. Ну, и наткнулся раз в тёмной чаще на столбец высокий. С первого взгляда и не понял, что перед ним изображение Щура. Вишь, с одной стороны, если посмотреть, то просто деревянный столб отёсанный, а коли с другой глянуть, то уж тут и различишь лик суровый, брови нахмуренные, твёрдый рот.
Степашка поначалу, как разглядел, спужался. Кинулся назад, не разбирая дороги.
— Деда, — впопыхах кричит, — там чудище!
— Какое такое чудище? — Иваныч на крыльцо выскочил.
Поведал ему внук об увиденном.
— Э-э-э, — протянул дед, — это не чудище, внучок, это Щур. Его просить надо, чтоб оградил от всякой нечисти. Опять же охраняет он земли наши от врагов.
— Как же? — изумился Стёпка. — Он же на месте стоит!
— Не всё так просто, родной. Под столбом лежат наши предки, их духи и служат охраной для наших земель. Редкий ворог [96] решится переступить эту грань. Такие столбы вокруг наших земель повсюду наставлены, пращуры [97] об том позаботились.
— Деда, а меня Щур не тронет?
— Так ты ж поклонись, положи кусочек хлеба и попроси у него защиты. Разве ж откажут тебе предки после такого? И потом, ты же не один, — Иваныч улыбнулся в усы, — у тебя же личный охранитель Чурашка!
Насмелился мальчишка, пошёл на другой день к Щуру, положил хлеб у подножия и попросил о защите. Ветерок над ним прошелестел, и послышались Степашке такие слова: «Я Щур! Я великий Щур! От врагов тебя за-щи-щу!» Холодок в животе у мальчонки образовался, развернулся он и пошёл прочь от того места.
Ну, после забылось всё это. Солнышко светит, травка под ноги мягким ковром стелется, ветки деревьев ласково макушку гладят. Хорошо!
За то время, что на заимке рос, — а уж годок пролетел! — Стёпка окреп, подрос, разговорчивым стал. А тут собрались они в деревню съездить. Всё ж таки хочется и с народом пообщаться!
Приехали, остановились у тётки Зарины, как водится. Стёпушка на улочку вышел, а там уж ребятня ждёт. Давай пытать его, какое, мол, житьё с дедом? Каково на заимке жить, не страшно ли? Споначалу мальчишка оробел, а потом ничего, отошёл, рассказывать начал, до чего в лесу интересно. Тут один из ватаги ткнул в Чурашку, что за пазухой притаился:
— А что это там у тебя? Кукла что ль? Али ты девка, чтоб играться?
Ну, смеяться стали, знамо дело, подначивать. Тут Стёпка и скажи:
— Это мой личный охранник, маленький Чур.
Попритихли насмешники, удивились. Ни у кого из них, вишь, такого не было.
— Покажь, взаболь [98]? — старшой смиренно спросил.
— Показал бы, — отвечает малец, — да после ваших насмешек, Чур не имеет охоты знакомиться с вами.
Тут ватажники и вовсе отступились. Знамо дело, воля Чура велика, его лучше не дразнить. Посопели малость и разошлись. А Стёпка до избы поспешил. Вечером Иваныч давай спрашивать, что, мол, случилось, почто так скоренько вернулся? Внук и поведал ему всё, как на духу.
— Ну, верно всё сказал, Степан, — негромко дед говорил внуку, — нечего каждому урекать [99] да учить тебя, как жить да с кем дружить. А ты, поди, расстроился?
Внучек голову склонил.
— Ничего, Стёпа, не та дружба, в которой кланяешься, а та, в которой опираешься.
Наутро набрали они, что надобно, и домой отправились. По дороге внук и молвит:
— Деда, а кто ж корову и козу наших сторожил? Как они не доены там?
— Э-э-э, — ухмыльнулся Иваныч, — а на что Чур? Я ж попросил его перед уходом, чтоб охранял!
Воротились они на заимку и покатились денёчки далее. Степашка ещё шибче привязался к своему братцу названному, Чурашке. Встанет, бывало, поутру и первым делом с ним здоровается:
— Поздорову ли ты, братец Чурашка? Как ночку ночевал, какие сны видывал?
Ну, и всякое такое выспрашивает. А после всё рассказывает про себя. Иваныч на это лето стал мальчонку с собой брать, по лесу водить, тропы показывать. И на озерцо водил. Учил, как из прутьев ловушку для рыб изготовить. Где медок брать и сколько можно, чтоб пчелиный народец не обидеть. Как Медовую Бороду ублажить, чтоб не супротивничал, а помогал. Где травка растёт съедобная, да как сподручнее рвать такую, чтоб росла она далее, не пропадала. Где камешек лежит, который в огне горит. Многое чего поведал ему в то лето Иваныч, секреты, что от других таил, всё внуку открывал.
— Запоминай, Стёпушка, да сильно обо всём не рассказывай, потому как это наши секреты, родовые.
Вот как-то раз возвращались они под вечер до дому, а тут птичка над ними
