тарелочку и смазала маслицем, вспоминая о солнышке на закате. Никто еще в ПроштоЛесье не слышал об этом русском блюде и, конечно, не пробовал!
Бабуля Ягуля посмотрела на лепешку, повертела так и эдак, откусила кусочек и улыбнулась, проговорив: «Вот так блинок!». Ведь на старолешском языке, который давно уж все позабыли, слово «блин, блинок» означало «летнее солнце».
Приноровилась хозяюшка стряпать блины, целую стопку напекла. Даже кошка Лиска один выпросила да с урчанием проглотила. Спать бабуля легла за полночь, покуда прибирала кухню после готовки.
Наутро принялась Ягуля с начинками баловаться: и рыбную мякоть завернет в блинный рулетик, и грибочки с лучком в конвертик поместит, и творог с ягодами в узелок из блиночка затянет. Как и хотела Сластена Никитична, так и вышло — со всем сочетался блин, выглядел красиво и ярко, и к обеду впору и на десерт в самый раз.
Глава 3. Напасть Варвары Ворчуньи
В воскресенье отправилась бабуля Ягуля в гости ко второй подруге — Варваре Ворчунье. Не зря так прозвали её, ведь сколько на свете живет, все одно ворчит, недовольство выказывает. Привыкли к её норову соседи, не обижались, что слова доброго не услышишь, даже если гостинец принесешь или помощь окажешь. Так и Ягуля — любила её и жалела, радовала всякий раз, ведь одна на свете была Варвара Ворчунья, так и не завела семьи за всю жизнь, а родни давно уж и нет в живых.
Через темный и высохший лес со скрюченными деревьями, чахлыми кустами и жухлой травой приходилось идти бабуле Ягуле. Даже в самый погожий день солнце едва пробивалось сквозь иссохшие ветви, оставляя марь в тени. Каждый раз, пробираясь через этот лес, бабуля Ягуля покрывалась мурашками и думала, что коли встретила бы здесь лешего волосатого — и то приятнее было бы, — хоть в компании шагать.
Подруга жила в стареньком кривобоком домишке, на окраине деревни Нохти.
Варвара Ворчунья ростом повыше Ягули была, но с худобой и бледностью кожи никак справиться не могла. В руках длинных все время что-то держала: то вышивку, то бублик, то травки сухие перебирала, то бусы пальцами перекатывала, а иногда с кочергой бродила, будто забывала на место убрать.
А в этот раз и на себя не была похожа: молчаливая или сердитая обычно, а тут — в испуге, в страхе, да причитает без остановки, в руках метлу держит, в угол комнаты ею тыкает:
— Спасите-помогите! Нечистый дух завелся! Рычит на меня, негодник!
Ай, что делается! Что за напасть!
Ягуля легонько коснулась подруги, погладила по руке:
— Ну что ты, Варварушка, какой нечистый? Я в гости пришла, ставь самовар. Отложи метлу, милая, я гостинцев принесла.
— Ага, как же, он за самоваром и сидит! Третий день я чаю не пью, — едва не плача, сказала Варвара.
Бабуля Ягуля к любой живности подход находила, ладила. Она была уверена, что в дом просто забрался лесной зверек, а подруга с перепугу нечистью его окрестила.
— Дай-ка я погляжу. И метлу прибери — пугаешь маленького. Я лучше блиночком выманю.
— Чем-чем? — Переспросила Варвара, но своё орудие убрала, а сама боязливо позади встала, через плечо Ягули выглядывая.
Бабуля заглянула в угол, где стоял самовар, и сразу приметила лохматое маленькое существо в отражении на жёлтом, начищенном до блеска боку самовара. Осторожно положив рядом блюдечко с теплым блином, она сделала шаг назад, чуть не отдавив подруге ногу. Существо зашебуршало чем-то, выдало громко и сердито: «Ыыыы!», будто на всякий случай. Но маленькая ручонка с полосатым рукавом показалась на секунду, схватила угощение и спряталась. Послышалось жадное чавканье.
Ягуля призадумалась. Ручонка-то была человеческая, махонькая, да еще и в одежде. Совсем не дикий зверек. Но кто же тогда? Тут ручка высунулась вновь и постучала грязным пальцем по тарелочке, а странный голос, не то ребенка малого, не то старика беззубого, произнес:
— Исчо.
Бабуля положила добавку и спросила ласково:
— А может, сметанки подложить?
Существо замешкалось, одергивая ручку, но быстро решило:
— Давай.
Старушка кивнула подруге, а Варвара Ворчунья нахмурилась, пробормотала: «Вот, еще и прожорливое!», но подала крынку сметаны со стола и ложку. Едва лакомство пододвинулось ближе — тотчас исчезло в углу, вместе с посудой.
Чавканье на этот раз стало громче, с причмокиванием, и кто-то явно языком тарелочку вылизывал, до скрипа.
Пока неведомый гость был занят трапезой, бабуля Ягуля бесшумно подкралась совсем близко, и, вытянув шею, с удивлением поглядывала на маленького домовенка с растрепанной рыжей шевелюрой, в рваной полосатой рубахе и детских цветных штанишках. Ел он торопливо, неаккуратно, облизывал пальчики, рукавом вытирал капельки сметаны, что расползлись по всему чумазому личику.
Бабуля едва сдержала умилительный смешок. Обернулась на Варвару — та теребила оборки платья в нетерпении. Стараясь не шуметь, они отошли в другой угол избы, где Ягуля пояснила:
— Повезло тебе, родная, у тебя редкий гость — домовой! Даже домовёночек. Уж сколько веков про них никто ничего не слыхивал! Поговаривают — в другие земли жить ушли почему-то… Вот тебе и чудеса: объявился один. Маленький ещё, диковатый.
Варвара Ворчунья побледнела пуще прежнего и замахала руками, негодуя:
— Ой, что делается! Да на кой он мне сдался? Что за напасть? Он вон какой гадкий: лохматый, грязный, рычит, трескает так, что по миру пойду через месяц! Пользы никакой, сплошные неприятности, тьфу!
Огорчилась Ягуля. Она-то знала, что домовые счастье в дом привлекают, по хозяйству помогают, если обучены, только редко на глаза показываются — кошки их обычно везде замечают, а те играют с ними, ласкают. Варваре бы не помешало немного тепла и присутствие такого соседа — все, чай, не одна в пустом доме. Но подруга была непреклонна.
Вздохнула бабуля Ягуля, протянула хозяйке оставшиеся блины, заботливо обернутые белым полотенцем, и сказала:
— Если так уж в тягость, то заберу-ка я его к себе домой. Что скажешь, Варварушка?
— Делать тебе нечего, Ягуля Степановна. Вот помянешь мое слово:
такая напасть добром не зовется, все одно — натерпишься да и выгонишь поганца.
Варвара Ворчунья скрестила руки на груди и покосилась на самовар — в углу затихло, лишь изредка доносилось мерное сопение.
Проснулся рыженький домовёнок в незнакомом месте, а как здесь очутился — не помнил. Огляделся вокруг — уютное жилище, хоть и небольшое, но добротно все устроено, чисто, едой вкусной пахнет. Соскочил гость с подушечки вышитой, на которой спал в уголочке пудового сундука, и стал исследовать новый дом.
За окнами уже сумерки
