набежали, ветер свистящий подул, ставнями загромыхал. Домовёнок в потемках бродит, в каждую щелочку заглядывает, в каждую баночку пальчиком лезет, все дверцы у шкафчиков открывает, одежду и ткани с полок вытаскивает, клубочки ниток разматывает…
Когда маленький хулиган добрался до припасов, раскрошив по кухне сухари, просыпав муку и соль, вымазавшись клубничным вареньем из вазочки, оставляя в качестве следов густые, липкие и хрустящие лужицы, припорошенные белым, — вернулась хозяйка, бабуля Ягуля.
Зажгла свечку и охнула: что случилось в избушке? Кто учинил беспорядок, пока она в баньке парилась? Сверкнула молния, хлынул ливень, дом наполнился отзвуками гулко барабанящих капель. Новая молния выхватила из полумрака яркое рыжее пятно: домовой сидел на высоком стуле около прялки и болтал ножками. Увидев хозяйку, он облизнул с рукава застывшую клубничную каплю, поморщился и сказал:
— Никусна.
Бабуля Ягуля спохватилась:
— Ох ты батюшки! Да это же гостек мой проснулся! — И поспешила к столу, затеплила лампадку, и уже при свете разглядела размах его деловитого любопытства.
— Ну, добро пожаловать, дружок, — вздохнула она, подходя ближе. — Я — бабуля Ягуля. А тебя как звать?
Домовёнок вытянул ручки вперед и скорчил моську, словно пытаясь изобразить чудище, издавая при этом звук: «Ыыыы!».
— Ой, напугал-то как, боюсь-боюсь! — Бабуля закрыла лицо ладонями и тихонько засмеялась.
Довольный собой, домовёнок заулыбался и добавил:
— Бе-бе-бе!
— Как тебя звать-то, чудо моё?
— Мися. Мика. Микася, — пробормотал он и погладил себя по торчащим волосам.
Ягуля кивнула, присела рядом на лавку, и, как бы между делом, сказала:
— Ага. Михася значит. А у меня банька теплая как раз. Водичку любишь? Искупать бы тебя…
— Неть. Никатю.
— Ой, как жаль. А то после баньки-то ужин: картошечка молодая с маслом, с укропчиком, салатик овощной. На десерт — ватрушки свежие с молоком али с чаем…
Домовёнок облизнулся, покосился на бабулю и спросил:
— А куика?
Хозяйка пожала плечами в удивлении:
— Не слыхала такого блюда, золотой мой. Из чего готовить, подскажешь?
Маленький хулиган сморщил носик и протянул:
— Куууика. Ням-ням.
— Давай в другой раз придумаем твою «куику», хорошо? Картошечку-то будешь?
Домовёнок радостно закивал, захлопал в ладоши, а бабуля Ягуля невесть откуда достала банное полотенце, мягкое и большое — доченька дарила на именины. Увидев его, малыш нахмурился и отвернулся.
— Умывайся, не ленись, чистым ужинать садись, — пропела бабуля и протянула руки. Но домовёнок не пожелал залезать на ручки: спрыгнул со стула, потянул за край полотенца, и, отвоевав его, пробормотал:
— Сям. Сям. Микася болхой.
Бабуля поняла и засмеялась, повторяя:
— Сам, значит. Да, и вправду Михася большой. Да только гроза и дождь на улице. Может, провожу до баньки?
Домовёнок почесал рыжую голову и пошел к дверям, крикнув:
— Ага, подём. Подём, подём.
Распаренного, чистого домовёночка бабуля Ягуля закутала в полотенце, отнесла в избушку, где переодела в новую, но великоватую одежду. Пришлось закатать рукава зеленой рубахи и подвернуть фиолетовые штанишки. Затем посадила за стол, подложив подушки на лавочку. Михася ел с отменным аппетитом, забавно причмокивая, а бабуля, скушав половинку ватрушки за компанию, стала прибирать кавардак.
Домовёнок смотрел на Ягулю да задумывался: отчего бы и ему не поиграть? Соскочил с лавки, выхватил метлу из рук, сказав: «Отдай. Сям» и стал размахивать в разные стороны, поднимая с пола крошки и пыль. Бабуля Ягуля похвалила его, но затем показала, как правильно подметать. Михася всё понял, и стал следить за бабулей: что и как она делала, а потом старался повторять.
Ещё одна неделя пролетела, домовёнок пообвык у Ягули, везде за ней по пятам ходил, учился хозяйство вести. Бабуля Ягуля стала лучше понимать его забавную речь, учила новым словам. Как-то раз подала она на обед наваристые щи, а кости и куриную ножку на тарелку рядом выложила. Отошла к печке чтобы заслонку закрыть, и услышала, как Михася радостно кричит, а в ручонке куриная ножка зажата.
— Куика! Куика! Бабуля — куика! Ням-ням!
Так и раскрылась тайна «куики».
Пришла суббота, и собралась бабуля Ягуля в гости к Сластене Никитичне. Её деревенька находилась близко — только озеро обойти. Домовёнку строго наказала:
— Ты, милок, дома остаешься, за хозяйством следить. За забор — ни шагу, а то попадешься на глаза соседям — беды не оберешься: непривыкшие они к домовым. Так-то вот. Я к вечеру вернусь, постряпаю пирогов, чай с тобой пить будем.
Домовёнок согласно кивнул и добавил:
— И бинов. Бинов со сметанкой.
Простившись с Михасей, бабуля Ягуля отправилась в дорогу. По пути заглянула на базар — захотелось ей порадовать проказника своего: ткани купила на новые одежки, баранок с маком связку, да немного винограда (Михася все уши прожужжал, повторяя загадочное «вигада», пока бабуля не отгадала) — благо, климат здешних мест позволял выращивать южные теплолюбивые фрукты.
Да и подруге в подарок взяла платок яркий, расшитый бисером.
Обошла озеро бабуля Ягуля, прогулялась по новой деревне и уже к обеду постучала в дом, что походил на купеческие хоромы: добротный и просторный, с горницей и кладовыми, со спальнями и парадной залой, с большой кухней и пристроенной верандой.
— Тук-тук, кто в теремочке живет?
Дверь открылась, на пороге появилась Сластена Никитична в цветастом сарафане и ярких туфлях.
— Ох, кто тут только не живет, — ответила она с улыбкой, приглашая гостью в дом. Едва вышли они из сеней, навстречу кинулась гурьба ребятишек. Поздоровавшись, они выбежали на улицу. Ягуля улыбнулась — так деток любила, сама вспоминала часто, как свою дочку нянчила.
На кухне у накрытого стола уже сидела вторая подруга, Варвара Ворчунья. Обрадовалась ей Ягуля Степановна, присела рядышком.
— Как поживаете, голубушки? Не хвораете ли? — Расспрашивала их бабуля пока самовар готовился.
Варвара Ворчунья тяжело вздохнула и грустно ответила:
— Ох, Ягуля, да все ладно было, пока не стал ко мне в гости Кощей захаживать. Сосед мой, Кощей Иванович. Сначала полное ведро поганок принес, потом — крынку сметаны прокисшей. Я смолчала, думала — поди случайно. Пирогами его кормила, глупая. С мясом, между прочим…
Бабуля что-то припоминала о нем, молва ходила по деревням, да ребятишки дразнились, обзывая старика:
— А не тот ли самый, про которого стих сложили: Тощий, немощный Кощей тащит ящик овощей…
Сластена Никитична хихикнула, разливая ароматный чай с душицей по чашкам:
— И я слыхала такое. А еще, говорят, голос у него противный, гундосый.
— Верно, всё это про него, окаянного. Давеча захаживал на чай, принес мне яблоки червивые. Кушайте, говорит, Варварушка, полезно. Вам бы на яблочках посидеть недельку-другую, чтобы телеса согнать. Ух, как я рассердилась тогда!
