Тревога
О, милый мир веселых птичьих гнезд!
Их больше нет. Несчастная планета
попала в дождь из падающих звезд
с диаметром от мили до полметра.
Шальные звезды мчатся вкривь и вкось,
шипят и остывают в мути водной.
Как много их, беспутных, пронеслось,
и ни одной спокойной, путеводной.
— Тревога!.. — рупор хрипло говорит.
Прохожих толпы прячутся в воротах.
Но где настигнет нас метеорит?
Где нас раздавит ржавый самородок?
Уже так было с Дублином. За миг
покончено с Афинами и Веной.
В секунду камень огненный возник
и изменил пейзаж обыкновенный.
Проходит год, и не проходит дождь.
И общая тревожность стала бытом.
Кто может знать, когда и ты найдешь
себя, звездой безжалостной убитым?
Железо вылетает из небес.
А люди стекла круглые наденут
и шепчутся: а может быть, не здесь,
а может, пролетят и не заденут?
Один сидит на башне, нелюдим,
считает блестки мчащегося скопа,
он — астроном. Он всем необходим,
как врач, с бессонной трубкой телескопа.
Среди все небо исписавших трасс
он вспоминает на седле тренога
от тихий век, когда пугала нас
наивная воздушная тревога.
В который раз на снимке видит он
за миллионы километров сверху
кишащий метеорами район,
подобный праздничному фейерверку?
А здесь, — глаза двух полюсов кругля,
бежит, вздымаясь светом Зодиака,
огромная бездомная Земля,
добитая камнями, как собака.
Звезда зажглась в ночной вселенной,
нет, не зажглась, а родилась.
Звезда, не гасни, сияй нетленно,
светись на небе ради нас!
Но лишь зажглась, как уронилась
из мирозданья навсегда…
Скажи на милость, скажи на милость,
куда девалась ты, звезда?
Не оттого ль так жарко сердцу,
что ты горишь в моей груди?
Звезда, погасни, помилосердствуй,
твой жар убьет меня — уйди!
Плывет путем земным
Земля. Сияет день ее.
У Солнца ж бред: за ним
ведется наблюдение.
Земля из-за угла
подстерегает диск его.
Схватила в зеркала.
Спустила вниз. Обыскивает.
Коронограф ведет
трубой по небу зрительной.
Земля себя ведет
неясно, подозрительно.
Зеркальные круги
преследуют. Исследуют
те ядра, о каких
планетам знать не следует.
Одной из полусфер
Земля в пятне пошарила.
Ушла. Следит теперь
другое полушарие.
Закрыть лицо Луной!
Чернеть еще надменнее!
Доволен Шар Земной —
он ожидал затмения.
Посты в горах. Досье
ведутся. Линзы глянули.
Фиксируются все
встревоженные гранулы.
Поднявшись в высоту,
захватывают атомы…
Как не взрываться тут?
Как не покрыться пятнами?
Протоны слать! Трубу
слепить протуберанцами,
волной магнитных бурь
глушить, глушить их рации!
Такой у Солнца бред,
как у людей в бессонницу.
Горячкой лоб нагрет.
Горит. К закату клонится.
Танцевальный час на солнце
Освещен розоватым жаром
танцевального зала круг:
места много летящим парам
для кружащихся ног и рук.
Балерины в цветном убранстве
развевают вуалей газ,
это танец протуберанцев —
C'est la dance des protuberances!
Пляшет никель, железо, кальций
с ускорением в тысячу раз:
— Schneller tanzen, Protuberanzen! —
Все планеты глядят на вас.
Белым пленникам некуда деться,
пляшет солнце на их костях.
Это огненный пляс индейцев
в перьях спектра вокруг костра.
Это с факелом, это с лентой
и с гитарою для канцон,
и спиральный, и турбулентный
в хромосфере встает танцор.
Из-под гранул оркестр как бацнет!
Взрыв за взрывом, за свистом свист:
— These is protuberances dancing! —
Длинноногих танцоров твист.
— Questo danza dei protuberanze! —
Это пляшут под звездный хор
арлекины и оборванцы
с трио газовых Терпсихор.
И затмения диск — с короной,
в граммофонном антракте дня,
где летим в пустоту с наклона —
мы с тобой — два клочка огня!
Меня оледенила жалость!
Над потемневшею листвой
звезда-гигант внезапно сжалась
и стала карлицей-звездой.
Она сжимается и стынет
и уплывает в те миры,
где тускло носятся в пустыне,
как луны, мертвые шары.
Но прелесть ведь и красота ведь:
дрожат Весы, грозит Стрелец…
И это должен ты оставить, —
Вселенной временный жилец.
Известье по созвездьям
комета развезла:
— О, горе! Умирает
великая звезда.
В небесной панораме
с надеждой на успех
она между мирами
светилась ярче всех.
О, как она сияла —
U W Большого Пса!
С брильянтами тиара
слепила небеса.
Швыряла свой Аш-альфа
красавица сия —
сияла, досняла
и высияла вся.
Всю молодость без толка
растратила на свет,
и жить осталось только
ей триста тысяч лет.
А триста тысяч — звездам,
что людям — три часа…
Раскаиваться поздно,
U W Большого Пса!
Напрасно посылала
лучи: «Спасите! SOS!»
Зато уж посияла,
как десять тысяч солнц!
И если в мире, где-то,
заметят пышный свет, —
не восторгайтесь — это
былого блеска след.
Какая неприятность!
Как бренно бытие!
Раскроем Звездный атлас
и вычеркнем ее.
О, звезды! В верхнем ярусе,
буквально среди нас —
звезда гигантской яркости
внезапно родилась.
Подумайте! Вчера еще
там плыл туманный шар,
боками подмерзающий
и погруженный в пар.
Из углерода с кремнием
там жили существа,
проникшие со временем
в устройство вещества.
Таблицу Менделеева
продлили, чтоб постичь
и вызывать деление
таинственных частиц.
Потом пошли испытывать!..
На суше и воде
шар начал тихо вспыхивать,
не весь, а кое-где.
Но существа работали
и лет за двадцать пять
свой способ разработали —
как звезды создавать.
И вот — уран, плутоний ли,
вчера — в холодный пар
они устройство подняли
и бросили на шар!
Удача! Вспыхнул пятнами
сплошной огневорот,
разбушевались атомы,
зажегся водород.
Хоть существа расплавлены,
исчезнув навсегда, —
но способ явно правилен:
имеется звезда!
Гиганты-звезды! Карлики!
Сказать придется вам
спасибо этим маленьким
упорным существам.
Какая новость ценная!
Какой эксперимент!
…А в остальном Вселенная
пока без перемен.
Среди гальки и песков
стал расти гелиоскоп.
Тропы крымские узки,
высоко стоит скала;
в жаркой чаще — лепестки
раскрывают зеркала.
Учится — за солнцем в путь
оборачиваться он,
чтобы мог на нем сверкнуть
с неба мчащийся фотон.
Бури солнца. Пятна. След
от кипящего ядра.
А у нас простой рассвет,
луч рождения утра.
