ныла хуже пятилетней девчонки.
Мне вдруг становится смешно и легко.
— А ты любишь Сидней? — спрашиваю я.
— Нет.
— Нет?
— Я люблю крепкий алкоголь, он отшибает лишние тревоги. Я люблю фирму эпл, она
проверенная. Я люблю компьютеры, они мне интуитивно понятны и послушны. Я не люблю
опаздывать, это признак ненадежности. Я не люблю летать, после перелетов я чувствую себя
как после отжима в стиральной машинке. Я не люблю Сидней, я к нему ничего не чувствую.
Это стены и лампочки.
— И море. Ты ничего не чувствуешь к морю?
— А что можно чувствовать к морю?
— Восхищение, оно сильное и самовольное, мы полностью зависимы от его власти. Дарит
множество возможностей. Его приятно слушать, обонять и осязать…
И вдруг он фыркает, но не как обычно, а… беззлобно?
— А теперь подумай, что ты сказала. Это же определение идеального мужчины. — И у
меня открывается рот. Действительно. Вот так сюрприз. — Ты любишь не море. Ты выбрала
его для олицетворения собственной секс-ориентации.
И когда я начинаю обдумывать услышанное, у меня в голове возникает только один
человек, который удовлетворяет всем этим качествам. Паника захлестывает с головой, а на
коже появляются мурашки. Их не спрятать. И Шон, разумеется, замечает.
— Тебе не кажется, что это трагедия? — шепотом спрашиваю я. Вопросительно выгибает
бровь. — Трагедия, что двое настолько разных людей, как мы с тобой, абсолютно совместимы в
постели.
— И в чем же это мы разные? — хмыкает Картер. — Может, в том, что оба любим свою
работу? Или в том, что идем к поставленной цели, вынуждая окружающих прогибаться?
Конелл, если ты срочно не разучишься идеализировать этот мир и саму себя, то умрешь
одинокой. И неудачники, коих ты пускаешь в собственную постель в попытках доказать себе
обратное, не помогут избавиться от этого ощущения.
— О чем ты говоришь? — раздраженно спрашиваю я. — О возврате к прошлому? К тебе? К
отношениям, которые у нас были? — и заставляю себя безжалостно усмехнуться. — Все
закончилось плохо, Шон, очень плохо. И с чего бы этому измениться? Ты вздумал воспылать ко
мне пламенной любовью и уважением до гроба, бросив всех своих шлюх? Картер, мне нужно
именно это! Не восемь бит, которые ты в состоянии обеспечить, а шестьдесят четыре байта2.
Смех, вечерние объятия, прогулки по побережью под дождем, тепло, уют, семейные ужины со
мной и моими родителями. А ты жесток и черств. Был и будешь.
— Ты тоже. И человек, которого ты описала, будет с тобой всегда несчастен. Потому что он
тебя не изменит, ты навечно останешься бессердечной стервой.
— Что?!
— Ты его поломаешь. Да, дьявол, вспомни ваш с Брюсом разговор о женитьбе. Я его
прослушал дважды — не мог поверить. Ты сама сделала ему предложение, причем на
кабальных условиях. Ты сказала: ты едешь со мной в Сидней, это не обсуждается, ведь тебе все
равно податься некуда, а я там работать буду. И при условии, что ты станешь терпеть моего
начальника, с которым я спала и все еще сплю, ты можешь на мне жениться, уговорил. Это
хреново невероятно, что он согласился. Любой другой на его месте тебя бы послал и пальцем у
виска покрутить не забыл. А теперь удовлетвори мое любопытство: после такого у него на тебя
все еще стоит?
Это слишком. Я бросаюсь к лифту, но ключик у Шона, а без него дурацкая кабина ехать
отказывается. Здесь должна быть лестница, должна! Выпрыгиваю из лифта, оглядываюсь.
Только Шон меня ловить не спешит, а значит выход отсюда только один. Однако, больше он
свою линию не гнет, только медленно приближается, заходит внутрь кабины и прикладывает к
панели ключ. Молча.
Я правда собираюсь добраться к Брюсу сама, но вспоминаю, что у меня остался один
доллар и двадцать пять центов, и возвратиться я могу разве что пешком. А на улице весьма
2 Более широкий диапазон.
прохладно. В общем, сижу я в машине Шона, олицетворяю собой оскорбленную невинность.
Но когда мазда останавливается около дома, в котором расположена квартирка с зелеными
стенами, я просто сижу и смотрю на ее окна. И хотя так не кажется, судя по всему, я, наконец,
разобралась с дурдомом, который творится у меня в голове. Я сказала Шону правду. Того, что
он предлагает, мне мало.
И все же, я не могу отказать себе в маленьком удовольствии. Поворачиваюсь к Картеру,
протягиваю руку и касаюсь его волос. Черные, жесткие и волнистые. Вращаю пальцами прядку.
— А ты кудрявый, — шепчу я.
Он молниеносным движением перехватывает мое запястье и сжимает до боли.
— Не играй со мной, Джо. Не советую.
— Я и не играю. Прощай.
С этими словами я отстегиваю ремень безопасности и толкаю дверь.
— До скорой встречи, Джоанна Конелл, — летит мне в спину. А затем Картер просто
уезжает.
Глава 5. Осака
Чуть менее шести лет назад
До того дня я никогда не путешествовала с Шоном Картером, но неожиданностью перелет
для меня не стал. Мой ректор сел в кресло, забросил в рот две пилюли снотворного и, приклеив
табличку «не беспокоить!», завалился спать. А мне оставалось смотреть фильмы. Точнее
фильм. До остальных дошли только мечты. Поспать мне тоже не удалось, — было так
неудобно, что я просыпалась каждые пять минут и косилась на Шона. Его плечо выглядело
настолько заманчиво, что не будь поблизости огнедышащей головы, я бы точно соблазнилась.
Иными словами, к концу тринадцатого часа я возненавидела перелеты почти так же, как Шон.
И искренне радовалась тому, что Картер предусмотрительно дал нам запасные сутки на то,
чтобы всласть поумирать в номере. Ну а те, кто не страдал мигренями и шикарным денежным
наследством (имею в виду Клегга, конечно), летели на следующий день.
Когда самолет приземлился, я, естественно, чувствовала себя ужасно, но никак не могла
понять, почему после обычного сна, пусть на высоте в несколько тысяч футов, Картер выглядел
так, будто по нему кто-то проехался. До отеля мы добрались на машине, которую за нами
прислал Такаши. Сначала, узнав порядок нашего размещения в отеле, я удивилась, что Шон
заказал нам люкс с раздельными спальнями, даже о причинах погадать успела, но теперь
порадовалась. Мне совершенно не улыбалось лежать рядом с больным и злым на весь
подлунный мир Картером.
Когда мы добрались, наконец, до отеля, Шон привычно рухнул на кровать и притворился
трупом. Пару минут я смотрела на его пиджак, затем мученически вздохнула и начала его
стягивать с плеч мужчины. После — задернула шторы, принесла таблетку аспирина и стакан
воды и, наконец, удалилась к себе.
Мы прилетели утром, и к вечеру я достаточно оклемалась, чтобы отправиться гулять. Шон,
разумеется, со мной не пошел. Увидеть удалось не так много, но одно я узнала наверняка —
японцы очень любят рассматривать приезжих. А у меня на лбу написано, что во мне азиатской
крови нет, и никогда не было. Хотя я последовала совету Шону и так и не покрасила волосы в
светлый, это вообще не помогло мне слиться с контингентом. Во-первых, потому что я
оказалась выше большинства местных мужчин. Я и в Австралии, и в Штатах считалась
высокой, а здесь совсем великаншей себя почувствовала. Во-вторых, я была очень нетипично
одета, в-третьих, конечно, цвет кожи. Короче, внимания я привлекала столько, что не решиться
задержаться на улице после заката.
Вернувшись в отель, я приступила к вызубриванию доклада. Ходила и бубнила себе под
нос текст, пока из спальни не высунулась огнедышащая голова Картера, и не начала вопить, что
ей спать мешают.
В общей сложности на мероприятие собралось не более восьмидесяти человек, но каких…
Проштудированная программка подсказала, что мне придется встретиться с супер Бабочками
вроде Марко Монацелли и… Пани. По этой причине я встала в пять утра и занялась
собственной внешностью. Да-да, рыжая мегера, вышибить меня из постели бывшего
любовничка тебе не удалось! Кусай локти, грымза. Примерно такие слова я прокручивала в
голове все полтора часа, зная, что никогда ничего подобного этой гадине не скажу. Я так
волновалась из-за предстоящего, что за завтраком не проглотила ни кусочка. В это же время
Шон сидел напротив и уплетал за обе щеки.
Конференц-залы располагались неподалеку от нашего отеля, даже ехать никуда не
пришлось. И мы шли вместе в полнейшем молчании. Точнее это Шон шел, а я семенила следом