Каэтана, в восторге от своего приобретения, застряла около продавца яблок и наперебой скармливала Ворону сладкие и сочные плоды. Конь Бордонкая обиженно всхрапнул и начал рыть землю копытом, напоминая, что вообще‑то яблоки были обещаны ему.
— Помню, помню, — отозвалась Каэ и купила сразу всю корзину. — Ешьте, вымогатели…
— Не буду ли я слишком навязчив, если немного побеседую с вами о столь милых моему сердцу лошадях? — спросил ее вынырнувший из толпы давешний юноша.
— Как раз наоборот, — мило улыбнулась Каэ, не обращая внимания на свирепые рожи, которые строили ей за спиной юноши альв и Джангарай. Бордонкай на такие, ухищрения был не способен, но угрожающе надвинулся на молодого человека, готовый в любую секунду смять его своими мощными руками.
— Не стоит, не стоит, — обратился незнакомец к спутникам Каэ. — Я не то чтобы совершенно безвреден, но для вас, и особенно для госпожи, абсолютно не опасен.
Каэтана смотрела на него, и теплая волна нежности медленно захлестывала ее воспоминанием о чем‑то давным‑давно ушедшем.
— Разрешите представиться: мое имя Эко, — склонился юноша в галантном поклоне. — Я страстный любитель животных, и, кажется, они мне тоже симпатизируют. — Он протянул руку, и все три лошади одновременно ткнулись в нее мордами, слегка столкнувшись.
— Хорошие лошадки, — похвалил Эко.
— Я еще не поблагодарила вас, — обратилась к нему Каэ. — Вы укрепили меня в желании купить этого коня.
— Не стоит благодарности, моя госпожа. — Что‑то данное почудилось окружающим в тоне, которым он произнес последние два слова, но Каэ, казалось, ничего не заметила.
— Могу ли я предложить вам отпраздновать ваши приобретения?
Джангарай наконец решил вмешаться в происходящее.
— Сожалею, но мы очень заняты, — решительно сказал он, отодвигая юношу в сторону и становясь между ним и Каэтаной.
— С удовольствием, — ответила Каз уже совершенно невпопад. Создавалось впечатление, что она видит и слышит только странного незнакомца и абсолютно не обращает внимания на остальных. — Скажите, я могла вас где‑нибудь раньше видеть?
— Странно, — расцвел юноша, — я собирался задать вам тот же вопрос. Разрешите сопроводить вас вон в тот кабачок на углу, абсолютно приличный, прошу заметить. Ваш телохранитель может не отходить от вас ни на шаг, хотя мне почему‑то кажется, что вы и сами можете разделать кого угодно под орех, если захотите, — в том числе и меня.
— Не захочу, — проговорила Каэтана столь нежным тающим голосом, что у Джангарая глаза поползли на лоб, — такой он ее еще не видел. Она протянула незнакомцу руку:
— Куда вы меня хотели пригласить?
Юноша еще раз поклонился:
— Прошу всех оказать мне честь… — Он двинулся вперед, ведя под руку Каэ, а недоумевающие Бордонкай и Джангарай двинулись следом. Альв же остался стоять на месте, хмуря лоб.
— Я же точно слышал где‑то это имя. Только оно было длиннее — Эко… Эко… Кого же так звали?
Он поднял голову и, увидев, что остался в одиночестве, схватил под уздцы свою лошадку и со всех ног поспешил вдогонку за спутниками. Когда альв поравнялся с остальными, те уже подошли к дверям небольшого, но очень уютного кабачка.
Не входя, Эко подозвал знаком хозяина и сунул ему в руку деньги, указав глазами на новых клиентов. Хозяин расплылся в улыбке и поспешил навстречу гостям, ежеминутно шаркая ножкой.
— Прошу, прошу славных господ!.. Как ярмарка? Впечатлений море, но и усталость сильная? Я вижу, нужно вина и мяса… Много мяса и много вина.
Повинуясь незримой силе, трое спутников Каэтаны прошли в кабачок под добродушный говорок приветливого хозяина. На свою даму, оставшуюся вместе с новым знакомым у входа, они даже не обратили внимания, не обернулись…
Она, нисколько не встревоженная странным поведением своих друзей, все же поинтересовалась у Эко:
— Это ты их заставил не смотреть на нас?
— Они через час вообще обо всем забудут. Так что расскажешь им ровно столько, сколько захочешь… Позволь мне побыть с тобой несколько часов.
— Конечно, — сказала она, ничуть не удивляясь тому, что он подхватил ее на руки и понес вдоль улицы. Юноша шагал широко, и Каэ чувствовала, что, несмотря на кажущуюся хрупкость, в его мускулах таится недюжинная сила. Она прижалась к его груди и закрыла глаза. В таком положении ей пришлось пробыть не очень долго — юноша остановился у дверей маленького уютного домика, втиснувшегося между двумя трехэтажными зданиями на одной из боковых улочек. Дверь отворилась сама, — во всяком случае, Каэтане не удалось заметить, как он ее открывает. Эко вошел внутрь и осторожно поставил ее на пол.
— Помнишь? — спросил он тихим голосом. Она помнила. Точнее, не она, а то, что называется душой, — душа помнила. Тишина и уют комнаты словно ждали ее многие годы, чтобы теперь принять в свои объятия, защитить и укрыть. Небольшое помещение со стенами, выкрашенными в бледно‑зеленый цвет, и мраморным камином напротив окна было ей знакомо, как собственный дом. Но видела она будто сквозь туман — что здесь происходило, когда и почему, она не смогла бы ответить. Тем не менее ее внимание сразу привлек прекрасной работы лук, висевший над широкой низкой тахтой, — она подошла, забралась на постель с ногами и прикоснулась к блестящей полированной поверхности пальцем. Провела, лаская.
— Помнишь. — Теперь голос юноши звучал утвердительно.
Она обернулась и охнула — перед ней стоял смуглый золотокожий человек, совсем не похожий на сегодняшнего знакомца. Только волосы и лицо остались прежними. Он был одет в свободные и легкие одежды зеленых и голубых пастельных тонов, а длинные и пушистые черно‑белые пряди были перевиты гирляндами из мелких, но ослепительно красивых цветов. Стройную талию и ноги Эко вместо пояса и браслетов украшали яркие и блестящие змеи. От всего его тела исходил легкий пьянящий аромат и ощутимое тепло.
— Ты как бог весны, — сказала она со странной полуулыбкой, которая удивила ту часть ее самой, которая была способна лишь наблюдать происходящее. Вторая же часть явно знала больше, чем могла рассказать, но рвалась навстречу протянутым рукам Эко.
Каэтана закрыла глаза и упала в объятия юноши. Время задержалось в этой маленькой комнате, присело на край тахты и улыбнулось…
Смятая одежда валялась на полу, и Каэ осторожно ступала по ней босыми ногами. Ей казалось, что сейчас она идет по яркому весеннему лугу и вдыхает душистый аромат трав. Ее волосы, волной падающие на плечи, были украшены венком из невиданных цветов, которые появились неведомо откуда.
Юноша лежал на спине, отдыхая, и смотрел на свою возлюбленную одновременно сияющим и полным горечи взглядом.
— Тебе больно? — спросила Каэ, тонкими пальцами касаясь его груди.
— Очень, — серьезно ответил он, удерживая ее руку в своей. — Ты меня помнишь?
— Нет. Но я помню, что мы вместе не в первый раз. Как будто издалека что‑то отзывается. Я… тебя… люблю? — Эти три слова она выговорила с мучительными паузами и остановками,
Он закрыл глаза и вздохнул так, как вздыхают только умирающие:
— Я знаю, что ты меня любила. Но это было очень давно, королева моя. Очень давно.
— Что значит «очень», Эко? Кстати, это твое настоящее имя? — спросила Каэ и тут же пожалела, потому что красивое лицо юноши, притягивающее тем, что в нем не было ни единой правильной черты, исказилось гримасой страдания.
— Настоящее, любимая, — сказал он после паузы. — Настоящее.
Она подошла к ложу и осторожно вытянулась около юноши, лаская и целуя незнакомое и бесконечно дорогое лицо.
— Я помню твое тело. Помню твои прикосновения, родинку на шее и привычку прищуривать глаза, когда задаешь вопрос. Еще я помню, что ты любишь есть спелую землянику прямо из горсти: ты берешь ее губами, как олень. Я бы попросила тебя напомнить и остальное, но почему‑то мне кажется, что ты все равно не ответишь.
— Не отвечу. — Он обнял ее и долго не отрывался, словно впитывал последние мгновения собственной жизни. — Если бы речь шла только о нас и о нашей любви, я бы ответил. Но от того, что ты сама вспомнишь, зависит слишком многое. Поэтому я сейчас уйду. Твоя память сохранит то, что доставит тебе радость и не причинит боли.
Караван, который идет в ал‑Ахкаф, будет стоять у восточных ворот, прямо напротив твоего дома. Караванщиком в нем Сайнаг‑Алдар — он человек достойный и честный, и ты можешь ему довериться. Впрочем, — тут юноша задумался, — чтобы тебя не донимали лишними вопросами, караван найдет Джангарай.
Он сел на краю постели — стройный, с кожей медового цвета и изменчивыми светлыми глазами, обнял Каэ и достал откуда‑то — ей показалось, что прямо из воздуха, — свирель.
— Сейчас я сыграю тебе на прощание. — Он скрестили ноги и стал играть.
Тихая и нежная мелодия сплеталась с солнечными лучами, проникавшими в комнату сквозь тонкую ткань занавесей, и обволакивала ее покоем и любовью. Каэтана сама не знала, отчего ей стало так тоскливо.
