Шаллан с трудом поднялась на ноги. Девушка продолжала прижимать тряпку ко рту и вдыхала влажный, но свободный от пыли воздух. Она сглотнула — в ушах что-то снова щелкнуло, давление в коридоре возвращалось к норме. Миг спустя король бросился в освободившийся дверной проем. Маленькая девочка и несколько ее нянечек вместе со слугами сидели по другую сторону и кашляли. Король сжал внучку в объятиях. Она была столь мала, что еще не носила рукав скромности.
Ясна открыла глаза и моргнула, словно на миг перестала понимать, где находится. Глубоко вздохнула, но не закашлялась. Она даже улыбнулась, как будто запах дыма ей нравился.
Потом повернулась к соискательнице и устремила на нее пристальный взгляд:
— Ты все еще ждешь ответа. Боюсь, тебе не понравится то, что я скажу.
— Но вы не завершили свои расспросы. — Шаллан вынуждала себя быть отважной. — Вы точно не станете делать вывод, пока не узнаете все.
— И чего же я не знаю? — Ясна нахмурилась.
— Вы не спросили меня о женских искусствах. Вы не учли рисование и живопись.
— Я всегда находила их бесполезными.
— Но ведь это тоже искусства, — в отчаянии возразила Шаллан. Это были ее главные умения! — Многие считают изобразительное искусство самым утонченным из всех. Я принесла образцы. Я покажу вам, что умею.
Ясна поджала губы:
— Искусства легкомысленны. Я все взвесила, дитя, и я не могу тебя принять. Прости.
У Шаллан упало сердце.
— Ваше величество, — сказала Ясна королю, — я бы хотела отправиться в Паланеум.
— Сейчас? — спросил король, баюкая внучку. — Но у нас будет праздник...
— Ценю ваше приглашение. Однако у меня всего в избытке, кроме времени.
— Разумеется, — согласился король. — Я сам вас туда проведу. Спасибо за все, что вы сделали. Когда я услышал, что вы просите разрешение на вход... — Он продолжал болтать, а принцесса безмолвно следовала за ним по коридору.
Девушка прижала сумку к груди, убрала со рта ткань. Шесть месяцев погони — ради вот этого. Она сжала тряпку от досады, и грязная от сажи вода потекла между пальцами. Ей хотелось плакать. Наверное, она бы и впрямь расплакалась, если бы оставалась тем же ребенком, что и полгода назад.
Но все изменилось. Она изменилась. Если Шаллан потерпит неудачу, Дом Давар падет. Девушка почувствовала, как ее решимость удвоилась, хотя она все-таки не смогла удержать несколько слез разочарования, что выкатились из уголков глаз. Нельзя сдаваться до тех пор, пока Ясна не прикажет властям заковать настырную «ученицу» в цепи и выкинуть прочь.
Ступая на удивление твердо, Шаллан направилась в ту же сторону, куда ушла Ясна. Шесть месяцев назад братья узнали ее отчаянный план. Она станет ученицей Ясны Холин, ученой, еретички. Не ради знаний. Не ради славы. Но чтобы узнать, где принцесса хранит свой духозаклинатель.
И украсть его.
Угольная копия карты военного лагеря Садеаса, принадлежавшей рядовому-копейщику. Карта была нацарапана на панцире кремлеца размером с ладонь. Чернильные надписи на копии сделаны неизвестной ученой-алети, около 1173 г.
«Мне холодно. Мама, мне холодно. Мама? Почему я все еще слышу дождь? Он закончится?»
Записано в вевишес, 1172, 32 секунды до смерти. Наблюдалась светлоглазая девочка около шести лет.
Твлакв выпустил всех рабов из клеток. На этот раз он не боялся, что они сбегут или поднимут бунт. Только не здесь, где вокруг пустошь, а неподалеку — сотня с лишним тысяч вооруженных солдат.
Каладин вышел из фургона. Они заехали в одну из лощин, похожих на кратеры. На востоке вздымались ее зазубренные каменные стены. Землю очистили от растительности, и босые ноги скользили по размокшей почве. В углублениях собрались лужицы дождевой воды. Воздух был свежим и чистым, солнце ярко светило над головой, хоть из-за восточной влажности все казалось сырым.
Каладин видел вокруг признаки того, что армия здесь уже давно; война шла со смерти прежнего короля. То есть почти шесть лет. Все рассказывали истории о той жуткой ночи, когда дикари-паршенди убили короля Гавилара.
Мимо маршировали отряды, следуя указателям в виде нарисованных на каждом перекрестке кругов. В лагере было множество длинных каменных казарм, а палаток куда больше, чем Каладин разглядел сверху. Духозаклинатели нельзя использовать для постройки абсолютно всех убежищ. После вони рабского каравана это место пахло хорошо, да и запахи знакомые — дубленая кожа, смазанное оружие. Однако солдаты в большинстве своем выглядели неопрятно. Они не были грязными, но и не казались достаточно дисциплинированными. Бродили по лагерю небольшими группами, в расстегнутых мундирах. Кто-то тыкал пальцем в сторону рабов и глумливо смеялся. И это войско великого короля? Отборные силы, что сражаются за честь Алеткара? К ним Каладин жаждал присоединиться?
Блат и Тэг внимательно следили за тем, как Каладин встает в строй вместе с остальными рабами, ожидая какого-нибудь фокуса. Но момент не подходил для провокаций — Каладин уже видел, как наемники ведут себя вблизи от регулярных войск. Блат и Тэг играли свои роли, выпячивая грудь и держа руки на оружии. Пинками загоняя рабов в строй, они одного ударили дубинкой в живот и грубо выругали.
К Каладину не приблизились.
— Королевская армия, — пробормотал стоявший рядом с ним темнокожий раб, что говорил о побеге. — Я думал, нас отправят в шахты. Что ж, все неплохо обернулось. Будем чистить уборные и ремонтировать дороги.
До чего же странно радоваться чистке уборных или труду на палящем солнце. Каладин надеялся на кое-что другое. Надеялся... Да, оказывается, он все еще помнит, что такое надежда. Копье в руках. Враг, с которым можно встретиться лицом к лицу. У него еще есть шанс это испытать.
Твлакв беседовал со светлоглазой женщиной в платье густого малинового цвета — явно важной персоной. Ее темные волосы были забраны в сложную высокую прическу, в них мерцали заряженные аметисты. Она походила на Лараль, какой та в итоге стала. Наверное, четвертого или пятого дана, жена и письмоводительница какого-нибудь офицера из этого лагеря.
Твлакв начал расхваливать свой товар, но женщина вскинула изящную руку.
— Работорговец, я вижу, что покупаю, — сказала она с мягким, аристократическим выговором. — Оценю их без твоей помощи.
Светлоглазая двинулась вдоль строя в сопровождении нескольких солдат. Ее платье было скроено по моде алетийской знати — шелковое, длинное, плотно облегающее в верхней части, с ровными юбками. Оно застегивалось по бокам на пуговицы, от талии до шеи; маленький воротничок расшит золотом. Длинный левый рукав прятал ее защищенную руку. Мать Каладина ограничивалась куда более практичной перчаткой.
Судя по лицу женщины, увиденное не очень-то ей понравилось.
— Эти люди истощены и больны, — сказала она, принимая у молодой помощницы тонкую трость, которой приподняла волосы одного из рабов, изучая клеймо на его лбу. — Ты просишь два изумрудных броума за голову?
Твлакв начал потеть.
— Возможно, полтора?
— И на что они мне? Таких грязнуль я не подпущу к еде, а для большей части остальной работы у нас есть паршуны.
— Моя госпожа, если вы недовольны, я могу отправиться к другим великим князьям...
— Нет, — отрезала дама и ударила раба, который отпрянул, когда она принялась его разглядывать. — Один с четвертью. Они могут рубить для нас дрова в северных лесах... — Она замолчала, заметив Каладина. — Так-так. А этот экземпляр получше остальных.
— Я предполагал, что он вам понравится. — Твлакв подбежал к покупательнице. — Раб довольно...
Она подняла трость, вынуждая Твлаква умолкнуть. На губе у нее была небольшая ранка. Измельченный корень скверносора ей бы помог.
— Сними рубаху, раб, — скомандовала она.
Каладин посмотрел прямо в эти голубые глаза и ощутил почти необоримое желание плюнуть в лицо светлоглазой. Нет. Нет, он не мог себе этого позволить. Не сейчас, когда появился шанс. Он вытащил руки из мешкообразного одеяния, и оно упало до талии, открывая грудь.
Несмотря на восемь месяцев рабства, Каладин все еще был мускулистым, не в пример остальным.
— Слишком много шрамов для юноши, — задумчиво проговорила аристократка. — Ты солдат?
— Да.
Девушка-спрен шмыгнула к женщине, изучая ее лицо.
— Наемник?
— Армия Амарама, — ответил Каладин. — Гражданин, второй нан.
— Бывший гражданин, — встрял Твлакв. — Он был...
Светлоглазая снова заставила работорговца замолчать, взмахнув тростью, и бросила на него строгий взгляд. Потом той же тростью она отвела волосы со лба Каладина и уставилась на него, цокая языком:
— Глиф «шаш». — (Несколько солдат шагнули вперед, схватившись за мечи.) — Там, откуда я родом, таких рабов просто казнят.
— Им везет, — сказал Каладин.
— И как же ты сюда попал?
