которого Морен спокойно дотянулся рукой. Сняв перчатку, он ощупал края, но не обнаружил никаких борозд от когтей.
Что-то здесь было не так. Вернувшись в комнату, он ещё раз окинул её взглядом и обратился к графине:
— Вы сказали мне, что проклятый пробрался в дом через окно.
— Да, верно, — на её лице читалось недоумение.
— Это не так. Рама поломана изнутри. Он мог уйти этим путём, но не проникнуть внутрь.
Графиня широко распахнула глаза, поражённая услышанным. Слов у неё так и не нашлось, и Морен продолжил:
— Кто погиб здесь?
— Мои родители. Мать — Мирина — и отец — граф Агний.
— Они ссорились перед случившимся?
Ирина изменилась в лице, и губы её побелели.
— Да, ссора была. Как вы…
— Очень похоже на борьбу людей, — Морен кивнул на изломанные остатки мебели. — От проклятых разрушений больше, ибо они сильнее. Почему вы решили, что это проклятый?
Ирина смерила его задумчивым взглядом.
— Его видели, — произнесла она по итогу. — А ещё весь дом слышал крики. Вой, от которого кровь стынет в жилах и тело перестаёт слушаться.
— Тогда, полагаю, он пробрался в комнату как-то иначе. Или, — Морен не стал юлить, — обратился прямо здесь. Вы знаете, кто это мог быть?
Ирина молчала. Бросив взгляд на дверь спальни, она подошла и закрыла её, для надёжности ещё и повернув ключ в замке. Только когда они остались одни, ограждённые от всего остального дома, она заговорила, обнимая пальчики одной руки другой, словно пыталась согреть их.
— Вы правы. То был мой отец. Они с мамой поссорились, он обратился и напал на неё. Я не хотела говорить об этом, поэтому солгала. Поймите, если кто-то узнает…
— …это ляжет пятном позора на вашу семью, — закончил за неё Морен. — Я понимаю. Потому и не стану болтать.
— Я слышала, говорить вам довольно трудно, — произнесла она.
Морен не стал разубеждать, искренне желая развеять её страхи.
— Я не словоохотлив, — заверил он. — Да и не в моих интересах рассказывать ваши тайны кому бы то ни было. Мне за это не платят. Моя работа — убивать проклятых.
Он видел такое довольно часто: один из членов семьи поддавался Проклятью, терял контроль над собой и убивал каждого, кто попадался ему на пути. Перестав быть человеком, он уже не различал, кто пред ним: любимый супруг, друг, родные дети — всё это не имело значения. Проклятый видел перед собой лишь мясо, которым можно набить брюхо, или того хуже — причину своего порока. При втором раскладе встречались разные исходы, но неизменным оставалось одно: выжившие вскоре жалели, что не погибли сразу.
— Однако чего именно вы хотите? — спросил Морен, зная, что принять решение необходимо прежде, чем он совершит непоправимое. — Родные редко просят о помощи, когда кто-то из семьи обращается в проклятого.
— И я бы не стала, — ответила Ирина. — Но его слышал весь дом. Пошли толки, и у меня не осталось выбора.
— Так что же?
— Я хочу, — произнесла она, вздёрнув подбородок, — слова её звучали властно, всё равно что приказ, — чтобы вы вернулись в Церковь и сообщили: проклятый, напавший на графа, пойман и убит. Искать его не нужно.
Морен долго и внимательно вглядывался в лицо Ирины, пытаясь угадать её мысли. Чем вызвана «просьба», он хорошо понимал, но, обежав глазами хрупкие плечи и тонкий стан, мотнул головой.
— Нет. Я не могу так поступить. Раз это ваш отец, он может вернуться и за вами.
Графиня побелела. Вид у неё был такой, словно она получила пощёчину: полный непонимания растерянный взгляд и губы, которые прошептали:
— Вы отказываете мне…
Но уже через мгновение она взяла себя в руки, прикрыла веки, глубоко вдохнула и вернулась к надменному образу, сказав как ни в чём не бывало:
— Я заплачу́.
— Не стоит, — ответил Морен. — Пока жив, он будет убивать. Дворян ли, крестьян — неважно. Погибнут люди. Я не могу этого допустить.
— Хорошо, — бросила она с неохотой. — Что же вы намерены делать?
— Подробнее расспрошу вас, поговорю со слугами… Осмотрю усадьбу и окрестности, съезжу в ближайшие поселения. Мне нужны сведения, так что впредь вы должны быть честны со мной.
Ирина колебалась, но всё-таки кивнула.
— Вы должны сообщать мне, — продолжил Морен, — обо всех происшествиях в округе. Если кто-то из крестьян придёт к вам и скажет, что лиса утащила кур, я хочу немедленно знать об этом.
— Что ещё?
— Я понимаю, вы не хотите его смерти, — начал он осторожно, — но проклятого нельзя сделать человеком.
— Вы ошибаетесь. — В её глазах отразился холод, и холод же звучал в её словах, когда она произнесла: — Это чудовище заслуживает смерти. Я буду счастлива, если вы найдёте его и приведёте ко мне. Живым или мёртвым, мне уже всё равно.
— Как вам угодно, — протянул Морен неуверенно, невольно поражаясь столь резкой перемене. — Тогда расскажите, что произошло.
— Я услышала крики, — Ирина отвела взгляд. Ей хорошо удавалось скрывать эмоции, отчего казалось: рассказывает она о ком-то другом, незнакомом ей. — Сначала не обратила внимания. Родители часто ссорились — отец любил приложиться к бутылке, — и я решила, что всё, как обычно. Но в один момент крики стали… другими. Я покинула комнату и пошла к ним, тревожась о матери. Когда вошла, то увидела это чудовище, а матушка лежала в крови у его ног.
— Вы разглядели, как он выглядел?
— Нет. Было темно, мне стало страшно, я боялась смотреть на него и… — речь её стала беглой, порывистой. Осознав это, она замолчала. Подобрав слова, продолжила: — От ужаса я потеряла сознание. Когда очнулась, отца уже не было, а надо мной стоял Якуб и пытался привести меня в чувство.
— Якуб?
— Наш плотник. В тот час он чинил порог кладовой.
— Кто ещё, кроме вас, видел проклятого?
— Боюсь, что никто. Когда меня нашли, отец уже сбежал.
— Кто находился тогда в доме?
— Все, кто прислуживает в усадьбе. Я предупредила слуг, что могут возникнуть вопросы. Они всё вам расскажут.
— Хорошо. Я бы предпочёл сделать это прямо сейчас.
Ирина кивнула и закусила губу. В миг растеряв уверенность, она опустила взгляд и снова обняла пальчики одной руки другой.
— Может быть, отужинаете со мной? — предложила она робко. — Сейчас как раз должны подавать на стол.
Морен согласился, но преследуя собственные цели, — он надеялся расспросить Ирину в мирной и спокойной обстановке. Когда они уже покидали комнату, он вдруг остановился, бросил задумчивый взгляд на потёртый пол и спросил:
— Ваш отец обратился здесь?
— Да, — прозвучало уверенно. Но затем графиня призадумалась и добавила уже в растерянности: — Я… я не знаю.
