никогда не пройдёт. Она сводила меня с ума. И я бы, наверное, сорвал горло, пронзительно вопя, но оно у меня попросту отсутствовало.
Я вообще не понимал, что происходит. Вроде бы моя душа после перехода через Врата покинула тушку лича, но куда она попала? Может, я всё-таки умер и сейчас лечу на перерождение? Вот это был бы эпический провал.
Но вдруг тьму разорвало свечение. И оно оказалось не белым, как во время перехода из тела в тело, а золотистым.
Моя душа устремилась к свечению, как мотылёк к зажжённой лампочке. И буквально через миг я очутился в этом свечении, а потом снова наступила тьма. Однако появилось ощущение реальности.
Я чувствовал под своей щекой шероховатый камень то ли плиты, то ли мощёной дороги. Кажись, я лежу на ней. Причём голым. Наверное, надо бы украдкой открыть глаза и осмотреться. Чувствую я себя на удивление хорошо, поэтому, ежели чего, могу и сразу в драку ввязаться, если кто-то решит покуситься на мою жизнь.
Мой левый глаз чуток приоткрылся и увидел древний, как дерьмо мамонта, храм. В жаровнях изгибались языки пламени, потолок подпирали потрескавшиеся мраморные колонны, а около белой, как алебастр, стены, красовались искусно выполненные статуи. Какие-то уже наполовину разрушились, а какие-то казались новенькими, словно вчера сделанными.
— Можешь встать, хватит притворяться, — раздался позади меня глубокий, властный мужской голос.
— А я и не притворяюсь. Просто наслаждался лежанием на плитах, — иронично проговорил я, резко приняв вертикальное положение.
Я действительно оказался голым. При этом я был в своём родном теле, в том самом, в котором родился. Мой взор сразу заприметил знакомый изогнутый шрам на ноге. Я получил его, когда сверзился с забора, кидая камни в толстого стражника.
— Вероятно, у тебя много вопросов, — произнёс седобородый, благообразного вида старец в белой хламиде и с золотым обручем на длинных, седых волосах.
Его лицо было испещрено бесчисленными морщинами, крючковатый нос нависал над бледными губами, а в ярких, синих глазах горела такая магическая мощь, что мне аж захотелось попятиться. Но я наоборот — до хруста расправил плечи и вскинул голову, бесстрашно глядя на этого старца, явно прожившего уйму лет. От него буквально веяло древностью, как и от всего этого места.
— Вы не ошибаетесь. Вопросы есть, — наконец-то проговорил я, нисколько не стесняясь своей наготы. — И вот первый… Я стал богом или просто умер и теперь меня ждёт перерождение?
— Пойдём, Абрат, — приглашающе махнул рукой старец, назвав меня по имени, тому имени, что дала мне мать при рождении.
— Если вы знаете моё имя, то назовите своё, — проговорил я, двинувшись за дедком.
— У меня много имён, но ты можешь называть меня Ой.
— Хм, я уже слышал это имя. Так называют одного из богов высшего пантеона. Он отвечает за всё, что связано с рождением. Обладает магией жизни, — произнёс я, почувствовав, как от волнения покалывает подушечки пальцев. Бог! Передо мной настоящий бог!
— Верно, — кивнул старик, подвёл меня к статуям и указал на одну. — Кто это?
— Парень какой-то, — недоумевающе произнёс я, прищуренными глазами рассматривая экспонат. — Его недавно вырезали из мрамора. Физиономия, конечно, у него довольно высокомерная и слащавая, а поза горделивая. Мне бы такой человек не понравился, ежели бы он существовал в реальной жизни. Наверняка, он был бы ещё тем засранцем. Постойте… этот шрам на ноге. Так это же я!
— Верно. Это младший бог смерти Абрат.
Меня тут же охватило невероятное облегчение. На губах появилась дурацкая улыбка, а ноги подогнулись. Я сделал это! Мне удалось стать богом! Всё было не зря!
Хотелось плясать и орать во всё горло от счастья. Но я, пусть и с огромным трудом, однако всё-таки подавил эмоции и натянул на физиономию каменное выражение. Не пристало богу смерти, пусть даже младшему, лыбиться, как идиоту.
Старик же с печалью в глазах посмотрел на меня и проговорил:
— Придёт время, когда твоя радость испарится, и ты поймёшь, что быть богом — тяжёлая ноша.
— Да, да, я всё понимаю, — отмахнулся я и следом спросил: — Поведайте же мне о тех плюшках, что сулит статус бога. Да и вообще, введите меня в курс дела. Вы ведь явно здесь за этим.
Ой тяжело вздохнул, заложил руки за спину и двинулся вдоль шеренги изваяний:
— Как ты уже понял, каждая из этих статуй — это бог. Кто-то жив, а кто-то уже погиб. Но всех их питала вера разумных существ. Без неё любой бог не сильнее обычного архимага. Тебе нужно будет завоевать веру существ. Строить для них храмы, зиккураты или иные здания, куда мог бы прийти каждый желающий и помолиться богу смерти Абрату. Но сам ты не должен возводить места для поклонения себе. В мирах смертных ты должен действовать только через своих эмиссаров. Так велит закон Равновесия. А ежели ты нарушишь его, то Первый тебя покарает.
— А кто такой Первый? — мрачно спросил я, заподозрив, что жизнь богов — это совсем не пьянки до упаду и вседозволенность.
— Самый сильный из нас. Никто не знает, как он выглядит и над чем властвует. Он всегда приходит из ниоткуда в новом обличии и молча делает своё дело. Даже имя Первый ему дали другие боги. Истинного его имени не знает никто. Однако все боги знают, что именно Первый следит за соблюдением Законов из Великой Книги. Напомни, чтобы я дал тебе экземпляр.
— Непременно, — кивнул я, облизал губы и, помявшись, спросил: — А вот, если вдруг, один мой знакомый бог захочет уничтожить империю мерзопакостных существ, то что будет, если он разрушит их столицу, перебив всех правителей?
— Первый отправит его в Никуда. Ты же знаешь, что боги не перерождаются? Колесо не принимает их души.
— Ого-го, — почесал я в затылке. — Вот это новости.
— А так ли уж тебе нужно было становиться богом? — понимающе усмехнулся старик. — На тебе теперь лежит великая ответственность. Будучи младшим богом смерти, ты должен помогать заблудшим душам добираться до Колеса.
— Призракам, духам и прочим монстрам, коими стали люди после смерти? — вопросительно заломил я бровь. — По моим сведениям, их нынче так много, что впору поднять вопрос о некомпетентности других богов смерти. Я же не один такой.
— Не один. Но все они выполняют
