—Посмотрим, — говорят товарищи.
Вот воробей подлетел к кобыле и говорит:
— Здравствуй, милая кобылушка!
— Здравствуй, певец! Какую нужду имеешь?
— А такую нужду — хочу попросить у тебя….
Кобыла говорит:
— Это дело хорошее, по нашему деревенскому обычаю, когда парень начинает любить девушку, он в ту пору покупает ей гостинцы: орехи и пряники. А ты меня чем дарить будешь?
— Скажи только чего хочешь.
— А вот: натаскай-ка мне по одному зерну четверик овса, тогда и любовь у нас начнется.
Воробей стал изо всех сил хлопотать, долго трудился и натаскал-таки наконец целый четверик овса. Прилетел и говорит:
— Ну, милая кобылушка! Овес готов!
А у самого сердце не терпит — и рад, и до смерти боится.
— Хорошо, — отвечала кобыла, — откладывать дела нечего, истома пуще смерти, да и мне век честною не проходить, по крайней мере от молодца потерпеть не стыдно! Приноси овес да созывай своих товарищей — быль молодцу не укора! А сам садися на мой хвост, подле самой жопы, да дожидайся, пока я хвост подыму.
Стала кобыла кушать овес, а воробей сидит на хвосте. Товарищи его смотрят, что такое будет. Кобыла ела, ела, да и запердела, подняла хвост, а воробей вдруг и впорхнул в зад.
Кобыла прижала его хвостом, тут ему плохо пришлось, хоть помирай! Вот она ела, ела, да как забздела, воробей оттуда и выскочил, и стал он похваляться перед товарищами:
— Вот как! Небось от нашего брата и кобыла не стерпела, ажно забздела.
Стала баба ловить дятла и поймала-таки и посадила под решето. Приехал домой мужик, хозяйка его встречает.
— Ну, жена, — говорит он, — со мной на дороге несчастье случилось.
— Ну, муж, — говорит она, — и со мною несчастье!
Рассказали друг дружке все как было.
— Где ж теперича дятел улетел? — спросил мужик.
— Я его поймала и под решето посадила.
— Хорошо же, я с ним разделаюсь! Съем его живого.
Открыл решето, и только хотел взять дятла в зубы — он
порхнул ему прямо в рот живой и проскочил головою в жопу; высунул из мужиковой жопы голову, закричал: "Жив, жив!" — и спрятался, потом опять высунет голову, опять закричит; не дает мужику спокою. Видит мужик, что беда, и говорит хозяйке:
— Возьми-ка полено, а я стану раком; как только дятел высунет голову, ты его хорошенько и огрей поленом-то!
Стал раком, жена взяла полено, и только дятел высунул голову — махнула поленом, в дятла-то не попала, а мужику жопу отшибла. Что делать мужику, никак не выживет из себя дятла, все просунет голову из жопы да и кричит: "Жив, жив!"
— Возьми-ка, — говорит он жене, — острую косу, а я опять стану раком, и как только высунет дятел голову — ты и отмахни ее косою.
Взяла жена острую косу, а мужик стал раком; только высунула птица голову, хозяйка ударила косою, головы дятлу не отрезала, а жопу мужику отхватила. Дятел улетел, а мужик весь кровью изошел и помер.
Жил мужик, у него была свинья, и привела[141] она двенадцать поросят; запер он ее в хлеве, а хлев был сплетен из хворосту. Вот на другой день пошел мужик посмотреть поросят, сосчитал — одного нету. На третий день опять одного нету. Кто ворует поросят? Вот и пошел старик ночевать в хлев, сел и дожидается, что будет. Прибежал из лесу волк, да прямо к хлеву, повернулся к двери жопою, натиснул[142] и просунул в дыру свой хвост, и ну хвостом-то шаркать по хлеву.
Почуяли поросята шорох и пошли от свиньи к дверям нюхать около хвоста. Тут волк вытащил хвост, поворотился передом, просунул свою морду, схватил поросенка и драла в лес. Дождался мужик другого вечера, пошел опять в хлев и уселся возле самых дверей. Стало темно, прибежал волк и только засунул свой хвост и начал шаркать им по сторонам, мужик как схватил обеими руками за волчий хвост, уперся в дверь ногами и во весь голос закричал: тю-тю-тю. Волк рвался, рвался, и зачал срать, и потуда жилился[143], пока хвост оторвал. Бежит, а сам кровью дрищет; шагов двадцать отбежал, упал и издох. Мужик снял с него кожу и продал на торгу.
Был-жил мужик, у него была дочь. Говорит она отцу:
— Батюшка, Ванька просил у меня пое…ать.
— Э, дурная! Зачем давать чужому, мы и сами пое…ем!
Взял гвоздь, разжег в печи и прямо ей в п…ду и вляпал, так что она три месяца ссать не могла! А Ванька повстречал эту девку да опять начал просить: дай-де мне поеть. Она и говорит:
— Брешешь, черт Ванька! Меня батюшка поё…., так п…ду обжег, что я три месяца не ссала!
— Не бойсь, дура! У меня холодный кляп.
— Врешь, черт Ванька, дай-ка я пощупаю.
— На, пощупай.
Она взяла его за х…й рукою и закричала:
— Ах ты, черт эдакой! Вишь теплый; макай в воду! Ванька стал макать в воду, да с натуги и забздел. А она:
— Ишь зашипел! Ведь сказывала, что горяч, так еще обмануть, вор[144], хочешь!
Так и не дала Ваньке.
В одно время поспорили меж собой п…да и жопа, и такой подняли шум, что святых выноси! П…да говорит жопе:
— Ты бы, мерзавка, лучше молчала! Ты знаешь, что ко мне каждую ночь ходит хороший гость, а в ту пору ты только бздишь да коптишь.
— Ах ты, подлая п. дюга! — говорит ей жопа. — Когда тебя е…ут, по мне слюни текут — я ведь молчу!
Все это давно было, еще в то время, когда ножей не знали, х…ем говядину рубили.
Жили муж и жена. Вот бывало, как подает жена мужу обедать, он и начнет ее колотить, а сам еще и приговаривает: — Мой жопу! Мой жопу! Вот она и начнет мыть жопу: трет ее и песком, и рогожею так, что кровь пойдет — а только что подаст мужу обедать, он начнет ее колотить и опять приговаривает:
— Мой жопу! Мой жопу! Вот она и говорит своей тетке:
— Что это, тетушка, когда я подаю мужу обедать, он всегда меня бьет и приговаривает: "Мой жопу"! Мой жопу!" Кажись, я и так мою, даже до крови растираю!
— Эх, ты дура, дура! Ты мой-то жопу, да не свою, а у чашки.
Как стала мыть жопу у чашки, так и перестал ее бить муж.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужик, такой плутоватый, что Боже упаси! Стибрил где-то сотню рублев и убежал из своей деревни. Шел-шел и выпросился переночевать у попа.
— Ступай, — говорит поп, — ты у нас места не пролежишь!
Пришел мужик, разделся, лег на лавке. Вздумалось ему пересчитать деньги, вынул и давай считать. Поп увидал, что мужик считает деньги, — а на это они чутки! — и думает: "Ишь, ходит оборванцем, а денег какая пропасть! Дай-ка напою его пьяным да и оберу!"
Вот поп немного погодя подошел к мужику и говорит:
— Пойдем, свет, с нами ужинать.
Мужик обрадовался:
— Спасибо, батюшка!
Сели ужинать, поп поставил вино и давай его наливать: так потчует, просто отдыха не дает! Мужик напился пьян и свалился на пол; поп сейчас вытащил у него из кармана деньги и припрятал к себе, а мужика уложил на лавку. Наутро проспался мужик, глядь — а в кармане пусто. Смекнул, в чем дело, — да что возьмешь. Коли просить на попа, так станут спрашивать: откуда деньги взял и сам отколь пришел — еще беды наживешь! Так мужик и ушел, таскался кое-где месяц, и другой, и третий, а там и думает себе: "Чай, поп теперь меня позабыл; оденусь-ка так, чтобы не признал меня, да пойду к нему за старое отплатить". Пришел к попу в избу, а попа на ту пору дома не случилось, одна попадья сидела.
— Пусти, матушка, передневать к себе!
— Пожалуй, иди!
Он пошел в избу и уселся на лавке.
— Как тебя зовут, свет? Откуда идешь?
— Какофием, матушка, иду издалеча на богомолье.
На столе у. попа лежала книга. Вот мужик взял, переворачивает листы да губами бормочет, будто читает, а потом как заплачет. Попадья и спрашивает:
— О чем, свет, плачешь?
— Как мне не плакать! В святом-то писании писано, что кому за какие грехи будет, а мы, грешные, столько творим Нечестивого, что не ведаю, матушка, как еще Бог грехам-то терпит.
— А ты, свет, научен грамоте?
— Как же, матушка, насчет этого дела я не обижен от Бога!
— А петь по-дьячковски умеешь?
— Умею, матушка, умею: с малых лет учился, весь церковный устав знаю.
— А у нас, свет, дьячка нету, уехал отца хоронить; не поможешь ли батьке завтра обедню отслужить?
— Хорошо, матушка! Отчего не помочь.
Приехал поп, попадья ему все рассказала. Поп тому и рад, угостил мужика как можно лучше. Наутро пришел с мужиком в церковь и начал служить обедню. Только мужик стоит на клиросе и молчит себе. Поп закричал на него:
— Что же ты стоишь молча, не поешь?
А мужик ему:
— Пожалуй, я и сяду, коли стоять не делишь.
Сел на жопу. Поп опять кричит:
— Что же ты сидишь, а не поешь?
