Как же хорошо мне было в этот миг.
Мы недолго предавались унынию, Паоло встрепенулся и предложил потренироваться. «В печенках уже сидят эти тренировки, стрелять я уже научилась», – ответила я, опустив то, что только мимо, и засобиралась к себе. «Смотри, мне!» – Паоло свел свои густые, темные, но аккуратные брови и строго посмотрел на меня: «Без надобности никуда не лезь, держись спокойно и подальше от опасности, мне можешь присылать сообщения, я как смог защитил канал связи, но к себе буду звать в крайних случаях, чтобы не вызвать лишних подозрений, поняла?» Я кивнула с серьезным выражением лица.
Еще мы обсудили появление магии у всей моей группы, Паоло выдвинул теорию того, что они каким-то образом получили магию от меня, и сам же назвал ее абсурдной.
Когда я вернулась в палатку, то долго не могла заснуть, думая о предположении друга. Про себя я уже давно считала Паоло другом, почти братом, пусть и не по крови. Зато по документам он мне именно брат, хотя и двоюродный.
Утро не задалось. Когда загудел, кажется, весь воздух вокруг от сигнала на пробуждение, я еле открыла глаза, сказывался недосып. Так еще и первое, что я увидела перед собой – недовольное лицо Руфины.
– И где ты ночью шлялась? – она зашипела на меня так, что услышали все в палатке. Руфина заметила взгляды девчонок, схватила меня под руку и силой вытащила из палатки. – Так что? Зачем ты ходила к командиру Торо? – вот она сама и ответила на свой вопрос.
– Он давал мне инструкции, – я попыталась ответить очень спокойно.
– Знаю я какие ночью бывают инструкции!
– Ну раз знаете, зачем спрашиваете?
– Ты, мелкая букашка, еще раз сунешься к Паоло, я тебя в порошок сотру! – не смотря на злые слова, я разглядела в глазах Руфины слезы, она любит его! Надо же. Мне стало жалко ее и захотелось успокоить.
– Не стоит так переживать, – я положила руку поверх ее руки, которой она схватила меня за шиворот, – Паоло мой двоюродный брат, просто он мне помогает освоится в лагере, ничего более.
Из Руфины будто выкачали воздух. Она опустила голову, пытаясь скрыть улыбку облегчения.
– Извини, – тихо проговорила она.
– Хорошо.
– И не говори никому об этом хм разговоре, пожалуйста.
– Я и не собиралась.
– Побежали умываться, тренировка сейчас начнется.
И мы побежали.
Глупо, но я вдруг поймала себя на мысли, что жду тренировки, точнее не ее, конечно, а появления на ней генерала Прайма. Мне просто хотелось полюбоваться этим потрясающе красивым мужчиной. К сожалению, у меня не очень получилось, он прошел довольно далеко, и в этот раз не подходил к нашей группе, было очень жаль.
Днем на дежурстве я обдумывала то чувство сожаления, которое испытывала из-за того, что не смогла полюбоваться на Эдмона. Удивительно, но такого я за собой еще не замечала. Даже с Акио мои эмоции были иными, он меня привлекал, да, но не так. Сейчас у меня возникло какое-то нерациональное, почти болезненное притяжение к совершенно постороннему опасному мужчине. У меня, кажется, отключилась голова. Жуть.
Вечером я держалась уже более свободно, девчонки меня приняли как свою. Мне нравились посиделки у костра, это создавало ощущение, что войны вовсе нет, а мы тут просто отдыхаем на природе. Думать о плохом нам всем совсем не хотелось. Мы вспоминали о своих любимых.
Одна из девушек, кажется, ее зовут Айдана и она родом из Масрекебии, рассказала совершенно потрясающую историю любви своих родителей. Они встретились буквально на поле боя. Тогда шла война за независимость их страны. Мама Айданы была лекарем, но сама была ранена, когда ползла к истекающему кровью магу.
«Доползла до него, – рассказывала мама, – и лежу на спине, смотрю на Небо, а оно такое высокое, синее, яркое. Странно, вокруг такой кошмар, боль, смерть, а Небо смотрит на нас и явно не понимает, как мы можем так растрачивать подарок самой Жизни?! Жизнь делится с нами своей искрой, а Небо дает нам свой теплый покров, но мы не ценим! Потом посмотрела на парня, а он оказывается тоже на нее смотрит и улыбается. Потом они каким-то непостижимым образом смогли спастись, папа хотя и был ранен, но дотащил маму до лагеря, и дальше они были неразлучны, хотя война тогда только началась. Небо было на их стороне и Жизнь не стала разлучать. Уже после войны появилась сначала я, потом и моя сестра. Хорошо, что родителей сейчас в армию не забрали, в госпитале работают, да и сестра еще мала, сила даже не проснулась, а я вот здесь. Тоже мечтаю найти свою любовь!»
«Главное, не найти тут свою смерть», – подумала я с грустью.
Другая девочка говорила о своей маме, об их непонимании друг друга: «Я всегда, сколько себя помню, ругалась с мамой. Она была недовольна мною, и я ею тоже. Мы жили с ней всегда вдвоем, остальные наши родные погибли. Особенно мы стали ругаться, когда проснулась моя магия. Мама же магом не была и так надеялась, что я пойду в нее, но магия отца передалась мне. Я не понимала почему мама всегда мною недовольна, пока не пришло время и мне отправляться на войну. Получилось провести с ней последний день, нас не стали забирать прямо из академии, как многих. Я училась на чародея, рисую неплохо. В тот день мама, утомленная переживаниями, заснула рано, и я решила ее нарисовать на память. Именно тогда я увидела ее настоящую, такую уставшую, грустную, в миг постаревшую. Тогда я поняла, что все ее придирки ко мне – это способ защитить, позаботиться, как умеет, ведь о ней никто не заботился, она одна меня растила и очень за меня переживала. Наброски получились такими несчастливыми, что я не стала ей показывать, а спрятала. Мы долго потом утром стояли, обнявшись, не говоря больше ни слова, теплые ласковые мамины руки сказали все сами. Какая глупость, ругаться с любимыми, родными, когда жизнь буквально выскальзывает из рук, нужно ловить ее драгоценные моменты и все хранить в своем сердце!»
Я посмотрела вокруг, все девочки сидели со слезами на глазах, кто-то даже плакал, не скрываясь. Мне хотелось сгрести их в кучку и согреть горемычных маленьких девочек, которым пришлось так быстро вырасти. Я закрыла глаза и на самом деле представила, как делаю это, как делюсь с ними
