(Пауза, снова смех.)
Один из присутствующих (несмело). Я согласен с господином Анкером!
(Громкий смех.)
Холгер. Итак — один-единственный человек!
(Восторженные возгласы, некоторые топают ногами.)
Анкер. Поскольку это так, я приношу извинение всему собранию, что напрасно отнимал у вас время!
(Идет к двери.)
(Его единомышленник следует за ним.)
Голос с места. Счастливого пути!
Анкер (остановившись в дверях). Я не решаюсь пожелать вам того же!
(Выходит.)
Холгер. Собрание неоднократно просило приступить к голосованию!
Все. Да, да!
Холгер. Не будет ли собранию угодно сперва выслушать господина Кетила?
Все. Да! Да! Да!
(Рукоплескания.)
Холгер. Но прежде чем дать слово господину Кетилу, я предоставлю слово господину Блуму.
(Молчание.)
(Встает почтенного вида элегантный господин в черном. До того он не принимал участия ни в каких изъявлениях чувств и демонстрациях. Несколько раз он вставал, как бы прося слова, но его не замечали ни во время последнего выступления Анкера, ни во время выступления Кетила.)
Я предполагаю, что вы также согласны с моим предложением?
Блум. Да.
Холгер. Слово имеет господин Блум.
Блум (поднимается на трибуну). Можно мне попросить стакан воды!
Холгер (оглядывается, многие тоже оглядываются). Куда исчезли слуги?
(Некоторые спешат к дверям и выглядывают в разные стороны.)
My. Вот один! (Делает знак рукой.)
(Подходит слуга.)
Блум. Можно мне получить стакан воды! Холодной!
(Слуга выходит.)
Наша страна уже потеряла миллионы. Миллионы. Убытки уже равны годовому доходу наших фабрик. И даже превышают их!
Голос с места. Даже превышают их.
Блум (вежливо). И даже превышают их. Легкий, чтобы не сказать легкомысленный, тон... тон, который характеризует наше собрание, поэтому и поразил меня чрезвычайно!
Голос с места. Чрезвычайно!
Блум (вежливо). Чрезвычайно. Мы сможем выйти из кризиса, который уже начался... начался, только при наличии самообладания и дисциплины!
Голос с места. Дисциплины!
Блум (вежливо). Дисциплины!
(Смех.)
Если мы сумеем проявить самообладание и дисциплину — тогда, и лишь тогда, мы можем рассчитывать, что на нашей стороне... на нашей стороне будет та сила...
(Слуга входит с великолепным кувшином и бокалом на подносе, наливает и подает.)
...которая в данный момент является самой значительной, а именно...
(Берет бокал и пьет.)
Голос с места. А именно?
Другой голос с места. Армия?
Третий голос с места. Король?
Четвертый голос с места. Избиратели?
Пятый голос с места. Женщины?
(Смех.)
Шестой голос с места. Деньги?
(Новый взрыв смеха.)
Блум (ставя стакан на поднос). Я разумею — церковь!
Многие голоса. А, попы!
Блум. Я разумею церковь! Только проявив самообладание и дисциплину, сможем мы привлечь церковь на свою сторону!
Голос с места. На свою сторону.
Блум (вежливо). На свою сторону.
Голос из задних рядов. Если попам не удается держать рабочих в страхе, так на кой черт они нам нужны?
Многие голоса. Слушайте! Слушайте!
Третий голос с места. Да, так для чего они нам?
Блум (невозмутимо). Церковь не становится на сторону рабочих. Это мы видим. Это мы видим. Но церковь не становится и на нашу сторону, ибо сами мы лишены той выдержки и дисциплины, которой мы требуем от рабочих, от рабочих. Но если мы пожелаем, церковь поможет нам.
Голос с места. Поможет нам.
Блум (вежливо). Поможет нам. Я в общем согласен с выдвинутым предложением. Но если мы не обеспечим себе помощь церкви, нам не удастся это предложение провести в жизнь.
Голос с места. Провести в жизнь.
Блум (вежливо). Провести в жизнь. Таково мое мнение.
(Спускается с трибуны.)
Холгер. Слово имеет господин Кетил!
(Всеобщее одобрение. Все спешат в залу через обе двери.)
Кетил (тем временем поднимается на трибуну). Итак, значит, это нам недостает дисциплины!
(Смех, возгласы: «Слушайте! Слушайте!»)
А попики-то бедные, церковь-то, бедняжка,— не знает, как ей быть, не знает, как помочь нам, потому что у нас нет выдержки и дисциплины!
(Смех, возгласы: «Слушайте! Слушайте».)
Вот, значит, почему церковь оказывала помощь тем, кто имел власть. Ведь все, кто имел власть, всегда имели выдержку и дисциплину!
(Веселое возбуждение.)
Так возьмем же, наконец, власть в свои руки, тогда мы сможем быть вполне уверены в помощи церкви.
(Всеобщий восторг.)
То же самое можно сказать и относительно рабочих. Когда правительство в Париже расстреляло десять тысяч рабочих, а именно десять тысяч самых худших подстрекателей, неугомонных и непримиримых,— то настал мир, длившийся много лет. В некоторых случаях кровопускание весьма невредно.
(Смех, возгласы: «Слушайте! Слушайте!» Шумные разговоры в зале.)
Может быть, оно скоро произойдет — там, внизу!
(Смех.)
Сейчас такие меры еще едва ли нужны. Но это зависит от нас. Если мы сумеем сегодня же взять власть в свои руки и если мы покажем, что готовы охранить здоровье государства даже ценою кровопускания, тогда, я надеюсь, нам удастся избежать этого. В противном случае — не удастся.
(Громкие возгласы: «Слушайте! Слушайте!»)
Здесь только что говорилось, будто мы виновны в анархизме рабочих, что и у нас есть свой анархизм, что и тот и другой разрушает национальное благосостояние. Да. Но что означают средства, которые может прокутить за несколько лет тот или иной богатый дурак или еще больший дурак — его сын...
(Приглушенный смех.)
...что значат, повторяю я, эти средства, по сравнению с теми средствами, которые расточаются в результате нескольких недель забастовки? А в Англии, и в особенности в Америке, — даже за несколько дней забастовки? А именно, когда забастовщики уничтожают сырье и машины, сжигают товары огромной ценности, останавливают целые отрасли промышленности, нарушают торговлю всего мира! И вот этого-то зверя, всегда дремлющего в рабочих, какими бы безобидными они ни казались, мы должны допустить к управлению предприятиями и к прибылям, считая это гарантией нашей безопасности? И перед лицом таких людей у нас еще могут быть колебания — должны ли мы взять власть в свои руки и использовать ее на благо всем?
(Громкие возгласы одобрения.)
Не я один присоединяюсь к каждому слову предложения господина Холгера; я предлагаю голосовать за все предложение en bloc.[3]
(Спускается с трибуны под шумны; овации.)
(Все, кроме Блума, встают.)
Голос с места. Мы принимаем предложение с восторгом.
Все. Да! Да! (Рукоплескания.)
My. Да здравствует господин Холгер! Да здравствует наш великий вождь! Урра!
(Все собрание присоединяется к нему. Даже Блум, который встает со стула.)
Анкер (вместе со своим единомышленником внезапно появляется в дверях) Простите, господин председатель, мы не могли выйти.
Холгер. Вы не могли выйти?
Анкер. Тут везде заперто.
Холгер. Но где же швейцар? В чем дело?
Анкер. Швейцара нигде не найти.
Холгер. Да что это такое? Куда девались все слуги? В чем дело?
Анкер. Мы нигде не видели никаких слуг.
(Всеобщее беспокойство.)
My. Но один, кажется, только что был здесь?
(Некоторые поспешно идут к дверям и смотрят по сторонам.)
Один из присутствующих. Вот он! (Делает знаки рукой.)
(Слуга входит.)
Холгер. Это один из специально нанятых слуг. (К слуге) Проводите этих двух господ до двери!
(Слуга смотрит на часы, затем выходит с Анкером и его спутником.)
И найдите мне швейцара! Ясно? Господа! Вы можете быть совершенно спокойны. Я велел, чтобы все двери были заперты, во избежание незваных гостей. Вокруг здания полиция. К обеду слуги соберутся.
Многие голоса (облегчённо). А! Вот как! Вот оно что!
Холгер. Это маленькое происшествие помешало мне поблагодарить всех вас немедленно, как мне хотелось, за овацию, которую вы мне устроили. И за то доверие, которое вы проявили по отношению ко мне, приняв моё предложение; надеюсь, что вы не обманетесь во мне! Я также хочу поблагодарить вас за помощь, оказанную мне во время неожиданных дебатов, здесь возникших.
(Смех.)
Одно из бедствий нашего времени — это игра в парламент. Все идеи оглупляются, высокие цели опошляются. Очевидно, все, что на основе выборов порождено посредственностью, и не может действовать иначе!
