– В чем дело? – спросил он.
– А в том, – отвечал великан, невольно успокаиваясь под властным взглядом Сальватора, – что это негодяйка, по которой плачут каторга и эшафот, если я ее и убью, то этим избавлю от Гревской площади.
– Что она сделала? – удивился Сальватор.
– Во-первых, это настоящая шлюха! Не знаю уж, с кем она свела знакомство, но теперь она целыми днями шляется неведомо где.
– Ну, эта история стара как мир, бедный мой Бартелеми.
Пора бы тебе к этому привыкнуть.
– К сожалению, она выкинула кое-что поновее, – скрипнул зубами плотник.
– Что еще? Говори!
– Она меня обобрала! – взвыл Жан Бычье Сердце.
– Обобрала?! – переспросил молодой человек.
– Да, господин Сальватор.
– Что она у тебя украла?
– Все вчерашние деньги.
– То, что ты заработал за день?
– Нет, ночную выручку: полмиллиона франков.
– Полмиллиона?! – вскричал Сальватор и обернулся, ожидая подтверждения мадемуазель Фифины: он полагал, что она все еще стоит у него за спиной.
– Деньги у нее, и я хотел их отобрать, когда вы вошли.
Из-за этого мы и поссорились! – пролепетал Жан Бычье Сердце, пока Сальватор оборачивался.
Тут оба они вскрикнули: мадемуазель Фифина исчезла.
Нельзя было терять ни минуты.
Не прибавив больше ни слова, Сальватор и Бартелеми выбежали на лестницу.
Жан Бычье Сердце не спустился, а скатился вниз.
– Беги направо, – приказал Сальватор, – а я – налево!
Жан Бычье Сердце со всех ног припустил в сторону Обсерватории.
Сальватор в два прыжка очутился в конце улицы Бурб и оказался на распутье: одна дорога уходила вправо к дровяному складу монастыря капуцинов, прямо начиналась улица Сен-Жак, позади остался пригород.
Он вгляделся в даль. В этот ранний час улица была совершенно пуста, лавочки еще не открылись; мадемуазель Фифина либо скрылась за поворотом, либо спряталась в одном из соседних домов.
– Что же делать? Куда идти?
Сальватор растерялся Вдруг молочница, торговавшая на углу улицы Сен-Жак и улицы Бурб напротив винной лавки, крикнула ему:
– Господин Сальватор!
Комиссионер обернулся на зов.
– Что вам угодно? – спросил он.
– Вы меня не узнаете, дорогой господин Сальватор? – удивилась торговка – Нет, – признался он, продолжая озираться по сторонам.
– Я – Маглона с улицы О-Фер, – продолжала молочница. – Торговля цветами принесла одни убытки, и я перешла на молоко.»
– Кажется, я вас узнаю! – проговорил Сальватор. – Но, к сожалению, сейчас мне недосуг. Вы случайно не видели тут высокую блондинку?
– Видела! Она бежала сломя голову.
– Когда?
– Да только что.
– А куда?
– На улицу Сен-Жак.
– Спасибо! – крикнул Сальватор, приготовившись продолжать преследование.
– Господин Сальватор! Господин Сальватор! – подбежала к нему молочница. – Погодите! Зачем она вам?
– Хочу ее догнать.
– И куда вы направляетесь?
– Прямо.
– Далеко вам бежать не придется.
– Вы знаете, куда она вошла? – спросил Сальватор.
– Да, – подтвердила торговка.
– Говорите скорее! Где она?
– Там же, куда ходит каждый день тайком от своего воздыхателя, – сказала молочница, указывая пальцем на дом под номерами 297 и 299, известный в квартале под названием Малый Бисетр.
– Вы уверены в том, что говорите?
– Да.
– Так вы ее знаете?
– Она покупает у меня молоко.
– А зачем она туда пошла?
– Не спрашивайте, господин Сальватор, я честная девушка.
– Значит, она ходит к кому-нибудь?
– Да, к полицейскому.
– И зовут его?..
– Жамбасье… Жюбасье…
– Жибасье! – вскричал Сальватор.
– Совершенно верно! – подтвердила молочница.
– Ну, это сама судьба! – пробормотал Сальватор. – Я как раз пытался выяснить, где он живет, а мадемуазель Фифина привела меня к нему. Ах, господин Жакаль! До чего же вы были правы, когда сказали: «Ищите женщину!» Спасибо, Маглона.
Ваша матушка здорова?
– Да, господин Сальватор, спасибо. Она очень вам признательна за то, что вы устроили ее в приют для престарелых.
– Ладно, ладно! – махнул рукой Сальватор.
И он направился в Малый Бисетр.
Надо было прожить какое-то время в квартале Сен-Жак и исследовать его во всех направлениях, чтобы не заблудиться в темном, зловонном, грязном, загаженном лабиринте, носившем тогда название Малого Бисетра. Он напоминал в некотором роде мрачные, сырые, расположенные один над другим подвалы Лилля.
Сальватор знал это место, так как не раз бывал там с филантропическими целями; поэтому ему нетрудно было пробираться по этому лабиринту.
Он зашел в левую часть дома и взлетел на шестой этаж, под самую крышу. В грязном коридоре было семь или восемь дверей.
Он стал прикладываться ухом к каждой из них и слушать.
Ничего не услышав, он собирался спуститься этажом ниже, как вдруг через разбитое еще в незапамятные времена окошко, выходившее на лестницу смежного дома, он увидел мадемуазель Фифину.
Он сбежал вниз, снова поднялся, но теперь уже по другой лестнице, ступая неслышно, так что мадемуазель Фифина, барабанившая в дверь со всевозраставшим нетерпением, не заметила его появления.
Продолжая стучать в дверь, она кричала:
– Да открывайте же, это я, Жиба, я!
Однако Жибасье не отворял, хотя ему, должно быть, нравилось, когда его звали на итальянский манер.
Вернувшись к себе в четыре часа утра, он, вероятно, еще находился под впечатлением вчерашнего происшествия, переживая свое счастливое избавление от опасности столь же неминуемой, сколько и неожиданной.
Вдруг в дверь постучали.
Но Жибасье решил, что это сон. Он был убежден: нет такого человека на свете, который любил бы его настолько горячо, чтобы навещать в столь ранний час. Жибасье решительно отвернулся к стене и попытался снова заснуть, не обращая внимания на шум и проговаривая:
– Стучите, стучите!
Однако мадемуазель Фифина судила иначе и потому продолжала барабанить еще сильнее, называя каторжника самыми нежными именами.
Неожиданно она почувствовала, как ей на плечо легла чья-то рука.
Она обернулась и увидела Сальватора.
Мгновенно оценив положение, она открыла было рот, чтобы позвать на помощь.
– Тихо, негодяйка, если не хочешь сейчас же отправиться в тюрьму! – прошипел Сальватор.
– В тюрьму? За что?
– Прежде всего, за воровство.
– Я не воровка, слышите? Я честная девушка! – взвыла распутница.
– Не только воровка, у которой при себе полмиллиона не принадлежащих ей денег, но и…
Он шепнул ей на ухо несколько слов.
Девица смертельно побледнела.
– Это не я! – запричитала она. – Я его не убивала! Это все любовница Костыля, Бебе-Рыжавка!
– Иначе говоря, ты держала лампу, пока она убивала его подставкой для дров. Впрочем, все эти подробности вы обсудите, когда окажетесь в одной камере. Теперь будешь кричать или мне крикнуть?
Девица издала стон.
– Пошевеливайся, я тороплюсь! – прибавил Сальватор.
Дрожа от ненависти, мадемуазель Фифина запустила руку под косынку на груди и достала из-за пазухи охапку банковских билетов.
Сальватор пересчитал их. Было всего шесть пачек.
– Хорошо! – похвалил он. – Еще четыре, и закончим этот разговор.
К счастью для Сальватора, а возможно и для нее самой, так как Сальватор был не из тех, кого можно было захватить врасплох, у мадемуазель Фифины не оказалось при себе никакого оружия.
– Ну-ну, давай-ка сюда четыре пачки! – повторил Сальватор.
Фифина скрипнула зубами, снова запустила руку за корсаж и вынула две пачки.
– Еще две! – приказал Сальватор.
Мошенница сунула руку и достала предпоследнюю пачку.
– Давай еще одну! – нетерпеливо топнув, сказал молодой человек.
– Это все! – возразила она.
– Всего было десять пачек, – заметил Сальватор. – Ну, давай поскорее последнюю, я спешу.
– Если и была десятая пачка, я, стало быть, обронила ее дорогой! – решительно отвечала мадемуазель Фифина.
– Мадемуазель Жозефина Дюмон! – произнес Сальватор. – Берегитесь! Вы играете с огнем.
Девица вздрогнула, услышав свое настоящее имя.
Она для виду снова пошарила за пазухой.
– Клянусь вам, больше у меня ничего нет! – вскричала она.
– Вы лжете! – заявил Сальватор.
– Да хоть обыщите меня! – неосторожно обмолвилась она.
– Я бы согласился скорее лишиться пятидесяти тысяч франков, чем прикасаться к такой змее, как ты, – отвечал молодой человек с выражением крайней брезгливости. – Ступай вперед, первый же жандарм тебя обыщет.
Он подтолкнул ее локтем к лестнице, словно не хотел прикасаться к ней рукой.
– Заберите свои деньги, и будьте вы прокляты! – прошипела она.
Выхватив последнюю пачку, она в бешенстве швырнула ее под ноги.
– Отлично! – сказал Сальватор. – А теперь ступай просить прощения у Бартелеми И если он еще пожалуется мне на тебя, я передаю тебя в руки правосудия.
